И снова осень, или пляска рыжего коня.

спящего.
- Да кто же ты, господи? – ее прохладные пальцы скользнули по узловатой, бугристой коже шрама.
Михаил проснулся, мгновенье внимательно смотрел на залитую лунным светом фигурку женщины, а через мгновенье, его руки уже настойчиво, хотя и не грубо блуждали по ее изголодавшему по мужской ласки телу, срывая через голову призрачную льняную преграду…

На следующий день, Александра вынесла тулупы в сени, а на ее постели, появилась вторая подушка.
7.
- …Откройте, ЧК.- Привычно проговорил Кожевников и отступил в сторону.
В распахнутую дверь, врывались его коллеги, в шинелях и бушлатах, а он с головы до ног в новенькой, вызывающе скрипящей коже, заходил в квартиру обычно последним, выбирал для себя место, откуда бы он мог наблюдать за всеми, как своими, так и подследственными, молча, садился и за все время обыска не произносил ни слова.
Как это ни странно, но именно его молчаливая фигура более всего производила удручающее впечатление на растерянных внезапным вторжением людей.
Михаил сидел, и казалось безучастно наблюдал за все происходящим, вспоминая разглагольствования своего наставника, председателя ЧК Федора Семеновича Степного.
- Вы знаете, товарищ Решетников, отчего такой богатый город как Челябинск, который с легкостью мог бы полностью экипировать более пяти тысяч казаков, отдался нам практически без боя?
Нет!? Да все очень просто…Белогвардейцы, зная, что город держат в основном выходцы из купцов- староверов, распускали про нас, большевиков страшные слухи…Мол они, христопродавцы, с детей шкуры спускают, жен в общее пользование отдают, ну и прочую ерунду…А мы, прежде чем начать войсковые операции, пустили агитационные телеги, на которых совершенно бесплатно раздавались как лубочные картинки, так и наши газеты и прокламации, и что самое интересное, телегами этими управляли обычно женщины, да такие, что бы румянец в пол лица…Представьте себе, горожане ожидали увидеть под красными знаменами зверье в человеческом обличье, а тут бабы, веселые радостные…Люди в большинстве своем доверчивые и наивные…Запомните это, Михаил Иванович…Основательно уясните…Чем откровеннее вы будете разговаривать с людьми, да же если слова ваши сплошные хрень и вранье, тем больше и вернее собеседник вам поверит…
Разговаривайте с врагом, веря в то, что вы ему говорите, и он ваш…Главное вера и убежденность…
…Первыми в списках на обыск с последующим арестом значились ювелиры, владельцы чайно-развесочных фабрик, купцы всех гильдий и известные врачи, отягощенные широкой и зажиточной клиентурой.
Обычно их, после обыска, сажали под замок на несколько дней, на хлеб и воду, после чего выпускали и через пару-тройку недель вновь к ним наведывались… И так несколько раз, а уж после, полностью обезжиренных и опустошенных, вместе с семьями грузили в вагоны и увозили прочь. Их дальнейшая судьба, честно говоря, Решетникова ни мало не интересовала.
Следующими, кто попадал под внимательный интерес ЧК, были актеры местного театра, художники и священнослужители…
Но недолго смог начальник отдела Михаил Иванович Решетников оставаться сторонним наблюдателем.
Атмосфера вседозволенности и безнаказанности заражала словно испанка, и уже довольно скоро он наравне со своими подчиненными переворачивал шкафы, распарывал перины и подушки, походя, давал в зубы особо несговорчивым «клиентам».
И Михаилу это нравилось.
Однажды, когда шерстили бывшего владельца швейной мануфактуры Лялина, Решетников в детской комнате сына промышленника заметил стоящий возле окна мольберт, в лапках которого стоял зажатый каркас с натянутым на него уже подготовленным, загрунтованным холстом.
Михаил, с любопытством подошел к мольберту и коснулся пальцами туго натянутый холст.
Ему на миг показалось, что чуть слышное шуршание ногтя по упругой грунтованной ткани для него уже не внове, но крики из зала, где его сотрудники избивали упрямого, богатырски сложенного Лялина, отвлекли Решетникова. Он поморщился, но тем ни менее приказал вбежавшему красноармейцу, радостно потирающему окровавленный, с ссадинами от зубов промышленника кулак, молодому и слегка кривоногому, прихватить мольберт, краски, заготовленные холсты и картон с собой.
- Занесешь ко мне домой, на Привокзальную…- распорядился Михаил и уже не оборачиваясь, направился к выходу.
Весна уже вовсю буйствовала и цвела в городе.
Заросли сирени возле католического собора с наглухо забитыми дверями изошли на неправдоподобно – пахучую кипень, высокие черемухи уже собирались распустить свои гроздья, грозя похолоданием.
В свободные вечера, Решетников, вместе с Сережкой ходили на берег реки Миасс, на этюды.
Михаил терпеливо (и откуда все взялось?), разъяснял парнишке, как надо смешивать краски, как делать набросок, как класть мазки на грунтованный картон.
Рисовал и сам.
Однажды, под вечер, он вбил в стену большой гвоздь и повесил уже обрамленную в строгую черную раму довольно большую, еще пахнувшую красками и лаком картину, подошел к Александре, и ласково приобняв женщину за большой, округлый живот попросил:
- Ну-ка Сашенька, взгляни что получилось.
Тяжело ступая, женщина подошла к картине и с удивленьем и все возрастающим восторгом принялась рассматривать работу своего мужа.
Кусок полуразрушенной каменной кладки, утопающей на заднем плане в зарослях крапивы и конопли, легкие мостки, уходящие разбухшими досками под прозрачную воду, а на противоположном берегу, на возвышении, небольшая беленая церквушка с покосившимся куполом-луковкой.
И такой тишиной, замешанной на великой, вселенской тоске веяло от этой картины, что Александра даже попятилась слегка и шепотом спросила мужа:
- Мишенька. Да неужели это ты сам нарисовал?
- Сам! – гордо проговорил Решетников, присаживаясь на стул и закуривая.
- Ты знаешь Сашенька, я, как только это место увидел, это за бывшим Дворянским собранием, заброшенный спуск к реке, так просто влюбился, да что там влюбился, заболел можно сказать, этим уголком города… Такое ощущение даже появлялась, что я здесь уже бывал, и не раз бывал…Глупо, наверное…
Но вот тем, ни менее так…
Он помолчал, загасил папиросу и уже самым обыденным голосом спросил ее:
- Ну ладно мать, а ты нас с Сережкой вечерять то собираешься, али как?
Александра еще раз окинула картину, взглядом, отчего-то полным тоски и как могла поспешно начала собирать на стол.

А на следующий день, Решетникова вызвал к себе председатель челябинской чрезвычайной комиссии, Федор Семенович Степной.
Михаил, постучался в дверь и, услышав разрешение – вошел.
Перед Степным, на темно-зеленом сукне стола, лежал, поблескивая смазкой и воронением револьвер…

- …Проходите, Михаил Иванович, присаживайтесь. – Простое мужицкое лицо председателя ЧК, казалось непроницаемым.
Решетников на неизвестно отчего отяжелелых ногах подошел к столу и сел напротив Степного. По обычаю, совершенно пустой стол, стоящий между ними, с лежащим на нем пистолетом, сегодня показался для Михаила каким-то унылым и страшным, словно то, совершенно пустое, безжизненное поле, на котором он в свое время очутился самым неведомым образом.
- Скажите, товарищ Решетников, как вы относитесь к оружию, в данном случае к огнестрельному?
Михаил неопределенно хмыкнул и пожав плечами проговорил бесцветным голосом:
Да как вам сказать, товарищ председатель Чрезвычайной Комиссии? Ровно. Как пацаненок от восторга не прыгаю, но и особо не тяготюсь…А что случилось?
- Так отчего же мне, уже в который раз сигнализируют, что, мол, начальник отдела Михаил Иванович Решетников, на задание ходит с пустой кобурой?
Как это понимать, милейший? Вы что ж думаете, мы здесь в бирюльки играем? Ан нет, совсем даже наоборот… Мы защищаем революцию. Да, да, именно так… Революция должна уметь себя защищать…И время уговоров прошло…Я подозреваю, что вы просто не умеете обращаться с оружием, но это не страшно. Это поправимо.
С завтрашнего дня, вы и еще несколько человек из новых сотрудников, поступаете под начало нашего военного инструктора, Паустова Сергея Сергеевича. Он из казаков, унтер офицер и на нашу сторону перешел совершенно сознательно. Он вас обучит стрелять, обращаться с саблей, шашкой и штыком…
Думаю недели вам хватит…И еще, возьмите ваш револьвер…Он при стрельбе несколько забирает вверх, но мне кажется вы приноровитесь…
…Решетников шел домой и думал:- Какая же сука из его подчиненных стучит на него?
…Полигон находился на большой, округлой огражденной колючей проволокой поляне Никольской рощи.
На время стрельб, Михаил был освобожден от основной оперативной работы и от того проводил со своей Александрой больше времени, чем обычно.
Сережка, по-мальчишески недоверчиво поглядывая на округлившийся живот матери, сблизился с Михаилом еще больше, часами просиживал с ним за графитной доской, терпеливо заучивал «азы и буки».
Александра смотрела на сына, с нетерпеньем ожидающего возвращения с полигона « тятеньки» и не знала, что ей делать: радоваться или ревновать…
А Решетников, отстрелявшись и возвращаясь, домой, по пути, между делом, забегал в магазин Ахунова, что на Азиатской улице и покупал для Сережки то: большого сахарного петушка на длинной палочки, то до одури пахучие полоски вяленой дыни в шуршащей пергаментной бумаге. Не забывал он и Сашеньку…Кто-то ему сказал, что беременным пользительно сладкое, красное вино и с тех пор Кагор в их доме не переводился…Хотя справедливости ради, нужно сказать, что к вину, Александра тяги не имела и если и выпивала иной раз маленький стаканчик, так и то, что бы Мишенька не расстраивался.
И хотя от Уфимской улицы, что упиралась в Соборную площадь, до дома было не более четверти часа неторопливого ходу, будущий отец предпочитал проехаться на конке «Бельгийского анонимного общества», тряском и необычайно популярном в городе транспорте. Конка в Челябинске была двухэтажной, с открытым верхом, с огромным количеством рекламных щитов и революционных лозунгов.
Особенно умиляла Решетникова почти обязательная надпись, украшающая экипаж: «Пять коп. и не тря!» Хотя тряски, особенно на стыках рельсов было предостаточно…
Ну а ко всему прочему, мандат ЧК позволял пользоваться конкой совершенно бесплатно.
Неделя пролетела незаметно, и в августе, Михаил, вновь вернулся в свой кабинет, в доме купца Ляхова.
8.
…В церкви, по случаю буднего дня, прихожан было мало, да и те, заприметив вошедших людей в черной коже, при оружии, поспешили ретироваться…
Очень высокий, много выше Решетникова и худой какой-то нездоровой, чахоточной худобой пожилой протоиерей подошел к чекистам.
- Негоже братья в святой храм с оружием приходить…Грех это…
- Да что вы, святой отец, раскудахтались, право слово. Грех, грех…Кто у вас тут главный? Пригласите его сюда побыстрее. Скажите ему, что его хочет видеть начальник отдела городской ЧК товарищ Решетников…
- Если вы, товарищ Решетников имеете в виду настоятеля храма, то он перед вами…Если вам желательно кого либо постарше, то они все вокруг вас…Кто вас больше интересует, Бог и его Окружение или его недостойный служитель?
- Слушай ты, церковная крыса! Прекрати здесь