Несвоевременный человек. Гл.8

начав терять рассудок и, не зная меры своей жестокости, готов отправиться к знакомому стоматологу и приплатить тому за особые боли по отношению к этим зубам Риддика, которые он будет вынужден предоставить на своё исправление. – Прежде чем получить разрешение на операцию, вы должны полностью излечить свои зубы. – Макарий вот таким образом объяснит Риддику его направление к стоматологу Клаусу, в кругах близких к бесплатной медицине, известному ещё под зловещим именем доктор Менгеле.
Но до стоматолога ещё нужно дожить, а сейчас Макарий уже готов наброситься на Риддика не только с градусником, который тот ни в какую область себя не собирается вставлять, – меня это всё уже достало и я и без градусника уже запросто определяю свою температуру тела, – вот с этого сопротивления Риддика всё это и началось, – но и с тем, что у него при себе имеется покрепче, стетоскопом. Куда его рука и потянулась, но что за незадача, этого крайне важного для каждого терапевта, в некотором роде имиджевого инструмента врача и доктора, ради которого Макарий, можно сказать, и пошёл во врачи, нет на месте. И это всё в момент меняет в раскладе этих, по сути неравных сил.
И Макарий вместе со стетоскопом, который уже стал частью него и столько раз его выручал, когда он не знал, куда спрятать свои руки или умело ответить на вопрос привередливого больного: «Что всё это значит?», – к груди которого прикладывался этот инструмент и он мирно затихал успокоенный волнующим холодком прижатого к груди предмета, можно сказать, потерял те подпорки, которые поддерживали его авторитет врача – Макарий, если быть предельно честным, как он бывал иногда с собой в подпитие медицинским спиртом, с которым с ним делился его задушевный товарищ и наставник в деле употребления крепких напитков, фельдшер Дмитрич, врач был не столь уж гениальный, или быть может, ему пока больной попадался всё сплошь не тот, или же слишком неизлечимо больной.
В общем, в таких делах сложно ориентироваться и делать выводы, и даже сухая статистика выхода на своих двоих или ногами вперёд из его ведомственных палат пациентов, не может с точность дать ответ на этот вопрос, и поэтому только сам Макарий мог быть для себя истиной предпоследней инстанции. А раз он в моменты своего откровения, после разговоров с Дмитричем и колбой спирта по душам, считал себя говном, то у нас нет оснований ему не верить. Ну а без стетоскопа он был этим самым, чем он себя называл и вовсе без палочки, и …Прямо никакой надежды на своё выздоровление, – с этими последними словами, произнесёнными навзрыд, Макарий уносится прочь из палаты, как выясняется, оставляя за собой не полностью проигранное поле битвы. Ну а Риддик после этих его мрачных слов, в момент помертвел и сам пал в кровать без надежды на своё выздоровление, что есть самое страшное для больного.   
При этом некоторые врачи и вовсе начинают больного подозревать в неискренности своих окончательных намерений по своему излечению, и уже считают, что он так прикипел к своей болезни, что и расстаться с ней уже не хочет. Мол, чем я тогда себя займу, если её не будет. Да я тогда в тот же момент помру от скуки и за это во всём обвиню вас, кровососов. В общем, со всех сторон давят на больного, что он уже и не знает, как и быть – всё как есть начистоту рассказать своему лечащему врачу: «Никогда не думал, что это скажу, а так как ты меня уже достал, что нет сил молчать, я всё же скажу, что я тебя уже не боюсь и готов идти с тобой до конца болезни», – или же продолжать утаивать от него настоящие симптомы своей болезни: «Раз назвался врачом, так давай, ищи, чем я болен, и если диагноз не будет верно поставлен, то я тебя и посмертно засужу».
И понятно, что врачи такого положения дел стерпеть не могут и вопреки этому зловредному больному, созывают посовещаться других врачей, всё это назвав многообещающим словом консилиум. И теперь этого зловредного пациента, так и неподдающемуся диагностике, со всех сторон, в лупы своих толстенных очков, в самом неподходящем для выходов в свет виде, с глубоко думающими лицами  рассматривает столько незнакомых людей разного и в том числе прекрасного пола, ища на нём какую-нибудь болячку, а после успешных поисков найдя её, вслух его и эту болячку обсуждают, – мол, она мне совсем не нравиться, а особенно вон тому неумытому типу, и при этом ни одного хорошего слова от них не услышишь, и они, как вредные старушки на лавочках, всё недостатки в нём выискивают, – а затем с такими приунывшими лицами расходятся, что больной и не знает, что обо всём этом думать.
С одной стороны, конечно, приятно, когда к тебе проявляют столько внимания, – ты начинаешь чувствовать, что небезразличен людям и это даже повышает твою самооценку, – но потом, когда первые волнения и впечатления утихают и в тебе просыпается голос разума, то он тебе подсказывает совсем не утешительные вещи – их всех не ты интересовал, а их всех крайне была интересна та болячка, которая у тебя вскочила в одном трудно рассматриваемом месте. И, понятно, что после всех откровений, у пациента нет никакого желания быстро излечиваться и ему хочется как можно больше неудобств доставить своему лечащему врачу – вот только попробуй он ещё раз созвать этот консилиум, то я на них так звучно посмотрю из того своего трудно рассматриваемого места, что никому из них легко не покажется. 
  Ну а так, если рассматривать весь лечебный процесс в общем, то больные пытаются побороть в себе болезнь, а врачи по мере своих умственных возможностей пытаются этому не препятствовать и не мешать. – Здесь Иван замолчал, чтобы перевести дух и посмотреть на своих слушателей, у которых быть может, возникли вопросы или возражения на эту его точку зрения на лечебный процесс. Но видимо у них со здоровьем пока было более, менее нормально и им ещё не приходилось сталкиваться с первого на вас взгляда, диагностирующего вас, как человека совсем не берегущего своё здоровье и готового только его растрачивать, раз они не проявили желания вставить что-нибудь от себя. – Иван же переводит дух и от общего переходит к своим частностям:
– Что же касается общих знакомых, то больших изменений нет и все на месте. Заведующий отделением всё также ответственен, а его подчинённые, как он всегда ответственно заявляет, безответственны, а местами и преступно безответственны. С чем последние совершенно не согласны и если бы не корпоративная этика, не предполагающая врачам и докторам болеть и тем более жаловаться, а это единственная прерогатива пациентов, то они бы на него давно пожаловались главврачу. – Тут Иван, покосившись, бросил знаковый взгляд на Гая и продолжает свой рассказ. – Хотя нет, не всё так благополучно и безоблачно в нашем отделении. – Иван делает стимулирующую к вниманию паузу и когда Антип вроде как начинает заинтересованно выглядеть, – что также относится и к Гаю, – то он начинает вдаваться в детали.
– Тут к нам вчера прелюбопытный пациент поступил. – Многозначительно сказал Иван. Немного подумал над тем, что и до каких пределов посвящать Антипа в случившееся, и взял, ничего не скрывая, ему даже не рассказал, а выпалил. Ну а чтобы всё это переварить необходимо время и ещё чашка кофе, чтобы запивать, которую себе заказал Антип. А когда она была принесена, и Антип с помощью этого дополнения себя настроил на то, чтобы говорить, то он спрашивает Ивана с Гаем.  – Что, хотите поглубже вляпаться в эту историю? – И судя по недоумённым лицам Ивана с Гаем, то они скорей всего, не задавились этим вопросом, и сейчас, когда он был озвучен, они принялись для начала разбирать для себя то, что под ним могло подразумеваться, а когда каждый из них определил для себя самое неприятное, что может вытекать из всего этого, – а в плюсах будет только любопытство, – то Иван, переглянувшись с Гаем, выражает общее мнение. – Боюсь, что от нас уже мало что зависит, и мы независимо от своего желания втягиваемся в неё.
– Что ж, это убедительный аргумент. – То ли серьёзно, то ли со скрытой иронией сказал в ответ Антип, глядя на своих собеседников поверх дымящейся чашки. – И какие есть мысли? – спросил Антип. Ну а мысли у существующего человека, как говорил Декарт, есть всегда. Вот только как из всего их множества выбрать самую подходящую к данному моменту, то вот это и представляет главную сложность. И, наверное, поэтому, люди нередко неуверенные в себе, но имеющие в своих запасниках полным полно мыслей, действуют на свой о бум – хватают первую попавшуюся на глаза мысль и, не побоявшись выглядеть придурком, а это своего рода храбрость, озвучивают её вслух.
– Ну, раз он такой растеряха, то существует немалая вероятность того, что он вместе с памятью растерял имеющиеся при нём документы. – Сказал Гай. И судя по всему, угадал с этой своей мыслью.
– Интересная мысль. – Сказал Антип. – Правда, насчёт документов, удостоверяющих личность, я не стал бы рассчитывать на такие подарки судьбы. Но на что-нибудь такое косвенное, что могло бы нас навести на след, то вполне может быть. – Антип делает задумчивую паузу, после чего обращается к Гаю с вопросом. – И в каком питейном заведении он вам повстречался? – предположил Антип.
– Гриль-бар «Люди», рядом с клиникой знаешь? – спросил Иван. На что следует кивок согласия Антипа, и Иван договаривает. – Там.
– Я как понимаю, то это предложение прогуляться до туда? – глядя на Ивана прищуренным взглядом, спросил его Антип. И само собой угадал.
– Что ж, я не прочь. – Сказал Антип. – Загадки, это тот элемент жизни, который придаёт ей свою состоятельность. – Здесь Антип поднялся из-за стола, посмотрел на своих собеседников знаковым взглядом, – мол, чего ждём, когда сами настаивали на такого рода прогулке, – и, добившись от них должного понимания – они поднялись вслед, выдвинулся по направлению озвученного пункта назначения.
Пока же они шли до озвученного гриль бара, Антип попытался что-нибудь ещё вынудить из Ивана насчёт пропавшего пациента, но больше от него ничего толкового не удалось узнать и они пришли к бару с теми же знаниями, с какими начинали к нему свой путь.
– Ну что, осмотримся пока здесь. – Остановившись у двери, ведущей в бар, сказал Антип, начав осматриваться по сторонам.
– И что ты предлагаешь искать?  – спросил Иван.
– Лучше, конечно, потерянные документы. – Усмехнувшись, сказал Антип. – Но так как это будет слишком легко, то придётся искать всё, что попадётся и может быть использовано в будущем.
– Понятно. – Последовал ответ от Ивана, покосившегося в сторону уводящего в свои подворотни проулка. Что было замечено Антипом, который немедленно отреагировав на это, заявив. – Это ты правильно мыслишь. Если нашего пропавшего пациента где и решили последственно лишить памяти, – а на начальном этапе предполагалось просто забрать у него всю наличность или просто его рожа кому-то не понравилась, – то лучшего места для этого нет. – С этими словами Антип направляется в сторону проулка, где начинает не спеша, шаг за шагом обследовать впереди лежащий путь. Ну а Иван с Гаем идут за ним по пятам и при этом смотрят на то место, где в своё время ими был обнаружен взъерошенный тип.
Когда же Антип, так сказать, вышел на финишную