Расхождение путей и взглядов
Первое правило, которому следует придерживаться людям, оказавшимся в какой-нибудь опасности, западне или же в самом сложном случае, записанным в число того актёрского состава фильма ужасов, кто сценаристом был прописан на убой, чтобы хотя бы свести к минимуму для себя стоящую опасность – так это держаться всем вместе и никуда, даже по маленькому, не уходить поодиночке. Но как практически всегда бывает, то все без исключения, и даже те, кому на его сценарном роду написано быть пойманным в лесополосе маньяком с тесаком в руках, если он не успокоится и всё же пойдёт туда, чтобы сломя голову рвануть подальше от этого страшного места, прекрасно зная, чем это грозит, всё равно разделяются и как итог, ещё один пропал без вести, а шансы выжить или избежать нападения чудовища в человеческом обличие у оставшихся на прежнем месте людей, стремятся к нулю.
О чём, скорей всего, прекрасно знали Антип и его спутники, Иван с Гаем, спешно уходя от бара и сейчас следующие по невзрачным и тёмным закоулкам не парадной жизни городских кварталов. И они, исходя из знания этого правила, сразу же договорились держаться вместе и даже вступать след в след, а то в такой темноте можно на хоть что наскочить. А вот с этим предложением Антипа, Гай не успел не согласиться, так как по ходу движения оказался впереди всех, и значит, подвергался наибольшей опасности вступить на тот же гвоздь. Впрочем, то, что Антип и Иван единогласно решили сегодня составить ему компанию на ночном дежурстве, – мало ли что сегодня может случится, и не заявятся ли повторно те гады, – обосновал это общее решение Антип, – стоит того, чтобы он подверг себя этой опасности.
Ну а когда они после промозглой и по-своему мрачной атмосферы задворок улицы, оказались в светлых и тёплых стенах клиники, то все в момент расслабились и, позабыв о своих прежних страхах, вслед за этим забыли и об этом основном правиле, держаться все вместе и даже по маленькому всем ходить вместе. Правда, всё это произошло не в раз, а как это в сценариях фильмов ужасов прописывается, постепенно и как-то само собой.
Так первое, что они сделали, когда оказались в клинике, то решили навестить того, по чьей милости они натерпелись такого страха, и всю свою обувь, вступая в грязь, извозили, и это не говоря уже о брюках, которые не так легко очистить от забрызганности грязной водой из луж, куда время от времени вступала их нога. Правда, их там ждало разочарование в виде отсутствия на своём месте в палате взъерошенного типа. И единственное, что удалось выяснить Ивану у дежурной медсестры, так это то, что его перевели. – А вот куда, то все вопросы к заведующему отделением. А передо мной он не отчитывается. – Заявила дежурная медсестра, на глазах Ивана звучно захлопнув журнал приёма и выписки больных.
После чего было решено, что Иван с Антипом займут собой места на диванах в одной их сестринских, ну а Гай пусть спокойно дежурит, и если что, то они всегда придут к нему на помощь. И только Гай, призванный к себе дежурным врачом Макарием, от встречи с кем Иван с Антипом решили уклониться, специально переместившись в это дальнее помещение, вышел от них, как Антип не просто заскучал, а ему уже никак здесь не располагается и не сидится на месте от бездействия.
Так поначалу Антип все места в сестринской исследовал, заглянув, куда только можно, после чего принялся с умным лицом туда сюда вышагивать, пока не остановился на том, что вспомнил о билете. Вытащив билет, Антип присел рядом с Иваном, расположившимся полулёжа на диванчике, и принялся вместе с ним, уже при нормальном освещении, по-новому изучать авиабилет. Правда, новый взгляд и лучшее освещение ничего нового для них не приносит, разве что указанная фамилия пассажира кажется интересной Ивану. – Прямо как имя. – Сделал замечание Иван.
Антип же никак на это не реагирует, а он, будучи сам себе на уме, что-то там про себя соображает. Ну а Иван его спрашивает. – Как думаешь, по какой-нибудь базе данных, его можно отыскать? – Антип же видимо слишком глубоко ушёл в свои раздумья, раз он в ответ с непониманием смотрит на Ивана. Впрочем, он сумел сообразить, с чем к нему обратились. И он после небольшой мысленной паузы даёт ответ. – Не вопрос. – После чего он в поиске и не пойми чего осматривается по сторонам, и не найдя там искомую вещь, начинает хлопать себя по карманам, видимо пытаясь отыскать потерянное там. Но и там, как понимается Иваном, нет того, что Антип ищет. И Иван не выдерживает и спрашивает Антипа, что он ищет.
– Что ищу? – в задумчивости переспрашивает Антип, затем переводит свой взгляд на Ивана и, после небольшого размышления вдруг заводится. – Всё! – подскочив с диванчика, заявляет Антип. – Я так больше не могу. – Говорит Антип, после чего наклоняется к Ивану и добавляет. – Я сейчас мигом слетаю к себе за ноутбуком, – там есть у меня нужные нам программы, – и скоро с ним здесь буду. – И не успевает Иван хоть как-то возразить ему: «Мы же должны придерживаться правила не разделяться», – или хотя бы спросить, зачем ему всё это нужно, как он уже выскочил в двери. И Ивану ничего другого не остаётся делать, как допонять то, что подразумевал Антип под сказанным, – он хочет по базам данных приступить к поискам этого типа, – а затем поудобнее расположиться на диванчике, и не заметить, как уже уснул. Что и должно было произойти, когда с утра всё к этому шло. Ведь он так и не спал после своей ночной смены. А то, что он как все теперь в клинике говорят, всё своё дежурство проспал, то он с этим категорически не согласен, хотя бы по причине того, что его организм чувствует себя не выспавшимся, – а он никогда его не обманывает, – и значит, он как минимум, не всю ночь спал.
Что же касается Гая, то он, будучи уверенным в том, что он здесь не один и если что, то ему есть к кому обратиться за помощью, чувствовал себя не столь угнетённо, как он бы себя чувствовал, находись он на дежурстве один. Правда, осторожность никогда не будет лишней и Гай не сидел на одном месте и старался во всём быть нужным дежурному врачу Макарию. Которому поначалу даже нравилось такое отношение практиканта к своим должностным обязанностям, но после того, как Макарий несколько раз подряд остался в карточных дураках, и всё по причине того, что этот молокосос ему карты сглазил, – и Макарий даже никогда не мог бы подумать, что причиной этого своего неуспеха скрывалась в нём, – то он и послал Гая так далеко подальше, чтобы, говорит, я тебя, гад, оттуда не видеть, ни слышать не мог.
Ну а Гай, видя, что Макарий сейчас находится в столь раздражённом не в духе, не стал уточнять у него, где в клинике находится это самое тихое и закрытое от его глаз место и, положившись на себя, немедленно покинул помещение приёмного отделения и направился куда глаза глядят, по чуть ли не пустынному коридору клиники. И где-то посредине этого коридора, Гая вдруг настигает до потрясения в ногах и ошеломления во всём теле, до чего же страшное по своей сути открытие – да ведь я сейчас оказался в том самом положении, в которое попадают те самонадеянные жертвы, кого по сценарию прописано умертвить. И я сейчас представляю из себя наиболее лёгкую добычу практически для любого. Здесь никого вокруг нет, и не предвидится появиться. – Гай звучно ахнул, и как им ожидалось, в ответ от стен тревожных эхом отозвалось. – А захоти я во всё горло заорать с призывом о помощи, то Макарий с дружками только посмеются в ответ и дальше продолжат играть в карты. – От всех этих мыслей, застывший на одном месте, в момент промокший от страха Гай, начинает в испуге по сторонам озираться. Ну а там, что с одной, что с другой стороны, одна тишь, да с аптекарской чистотой белая гладь, где в конце каждой из сторон коридорного пространства, в ожидании Гая ждёт своя глубинная темнота. Ну а что в ней его ждёт, то кто его знает.
И теперь перед Гаем стоит наисложнейший выбор, в какую сторону пойти, и при этом незамедлительно, а иначе можно и додуматься до того, что уже с обеих сторон ему будет грозить неминуемая опасность. И совсем скоро на него оттуда понесётся что-нибудь эдакое злое и смертельное, от которого и не увернуться, и останется только принять неминуемую смерть, встречая её своей бегущей спиной. И у Гая от отчаяния за такое своё безвыходное положение, на самый краткий момент в голове всё перемешивается, и он в злобе начинает заговариваться. – Ничего нового, и опять всё одно и тоже, как сотни раз проигрывалось в прежних киносценариях фильмов ужасов! У вас что, кризис жанра?! – истерично и на весь коридор громко возмутился Гай и не пойми на кого, принявшись с вызовом озираться по сторонам. – Опять пустой коридор, со звучащей в фоновом режиме тревожной музыкой (здесь Гай слегка сгустил краски, в общем, приврал, чтобы ввести в заблуждение незримых врагов), моргающий свет ламп освещения (а здесь Гай не отошёл от истины, лампы и в правду так моргающе себя вели), и со всех сторон ожидает страшная неизбежность. – А вот последние слова привели Гая в чувства, и он на этом закончил все эти свои исступления, принявшись судорожно соображать, что дальше делать.
– Нужно возвращаться назад. – Живо сообразил Гай, здраво рассудив, что впереди его будет ждать неизвестность, а сзади хоть и рассерженный Макарий, но всё же свой. И только Гай с этим решением развернулся назад, как он к охлаждению этого своего решения, вдруг замечает в этой ожидающей его конечной темноте какое-то движение. Отчего Гай даже вздрогнул и, замерев на месте, принялся всматриваться в эту глубинную темноту. – Вроде показалось. – Гай попытался таким образом себя успокоить. Но куда там, Гай совсем не был уверен в том, что говорил, а сердце в груди так бешено колотилось, что заглушало все звуки вокруг.
При этом любое промедление играет против Гая, с каждой секундой теряющим уверенность и силы. И пока ещё не всё в нём потеряно, он решает, была, не была, сделать марш-бросок. И чтобы никто ему в этом не смог помешать, – а именно он сам, – он тут же, без всякого промедления на обдумывание этого дела, срывается с места и, сломя голову, с устрашающим выражением лица несётся в обратную сторону. И так до тех пор, пока не добегает до той границы коридора, где заканчивается так сказать светлая, освещённая полоса, а за ней начинается та самая тёмная неизвестность, со своими, само собой, жуткими тайнами. И здесь Гай в предощущении чего-то для себя невероятного и по своему немыслимого, зажмуривает глаза и таким образом преодолевает эту границу, за которой находится своё неизвестное. И всё это длится доли мгновения, пока Гай не упирается на вдруг, и чуть ли не в упор прозвучавший голос Макария.
– Ну, наконец-то! – с каким-то прямо сарказмом говорит Макарий и остановленный этим голосом Гай, открывает глаза и видит, что эта неизвестность не такая уж и неизвестность, и если чем она и страшна для него, то только Макарием. И получается, что он сам себе первый враг, раз такое себе на воображал и главное, убедил себя во всех этих своих выдумках.
Макарий же продолжает свою назидательную, с какими-то прямо необоснованными для Гая претензиями речь. Я, дескать, тебя отпустил не для того, чтобы ты отлынивал от своих
