Радары

                                                                  Радары
                                 
                                     
                                                           Часть 1. Бумажная жизнь

«Я раскрашивал небо как мог
Оно было белым, как белый день»
Д.Арбенина



Город, в котором я живу с недавних пор, полон высоток. На него по ночам падает небо, а люди никогда не спят. И этот город манит совершенно не огнями, а чувством, что именно здесь все будет так, как должно было быть всегда. Город, который не соблазняет, и не  зовет запретами. Я бы мог сказать, что это город возможностей, желаний, да пожалуй, много чего, только я этого ничего не знаю. В одной из такой бетонной высотки я и живу. И если стоять возле нее и высоко-высоко задрать голову верх, то будет казаться, что мое квартира это вовсе и не квартира, а скворечник и он раскачивается на ветру под самым небом. Мне и самому так иногда кажется, что я раскачиваюсь в этих стенах и когда-нибудь непременно упаду на этот город. Но пока я только стою у окна и смотрю на то, что так долго меня тянуло.
Мне нравится стоять у окна и смотреть на город. Я представляю, что я выхожу в город, и также как тысячи людей, просто иду по улицам. Либо совершенно беззаботно, вальяжно расшагивая, или же бежать по своим каким-то немыслимо важным делам. Иногда я думаю о том, что мог бы ходить на пляж, брать с собой огромную пляжную сумку, набив ее разными жизненно-необходимыми мелочами,  и идти к морю. Постелить коврик и провалятся целый день, засыпая и просыпаясь. А после пройтись по берегу, спугнуть пару-тройку толстых чаек и зайти в какой-нибудь прибрежный паб и заказать себе просто огромный стакан свежевыжетого апельсинового сока.
Мне нравится жизнь, можно даже сказать, что я по-настоящему влюблен в жизнь. Только это какая-то совсем юношеская влюбленность и совсем глупая. Это когда первые свидания и нелепый лепет, потупившийся взор и бессонные ночи, а после один промах и хочется жизнь под снос, и бежать, бежать, бежать до тех пор, пока больше никогда не увидишь ту, в кого так влюблен.
Своего прошлого я практически не помню. Если только что-то из детства, из совсем раннего. Вспоминаются в основном запахи и ощущения. Реже вспоминается что-то конкретное. В детский сад я практически и не ходил. Как сейчас помнится, как я с него сломя голову бежал. Или держался за железные прутья забора и клялся матери в чем угодно, лишь бы она меня не отводила в сад. А после я оставался дома и представлял, что же сейчас происходит в детском саду без меня. Мне нравилось там, но я не могу туда ходить. Это было сильнее меня, я не могу дать этому какое-то конкретное объяснение. Но я любил мечтать об этом. Я строил целые истории в голове, после я стал их записывать. А когда мне отец подарил карандаши, то я стал все это рисовать. У меня появился целый мир, целый параллельный мир этому. Только он был намного ярче и лучше настоящего мира. Я мог в нем находится целыми сутками, и иногда мне даже казалось, что сны мои проходят именно в этом мире.
Родители относились к моим фантазиям вполне лояльно, но только до тех пор, пока мой возраст позволял это. С возрастом мои фантазии не изменялись, но становилось сложнее жить. И поэтому чаще я бывал в своем другом мире.
Четче стали выявляется картины, что жизнь идет через боль, в людях появлялись разочарования. Появились долгожданные приобретения и в итоге потери. И снова боль, которая присутствовала практически везде. И рамки, которые больно врезались в тело. Может, не хватало смелости, может, не хватало силы, а может просто не хватало желания.
Появился шорох бумаг, а после купюр, но именно отсутствие этого шороха перекрывал дороги и открывал дороги в другой мой мир.
В основном все сводилось к тому, что я всегда что-то должен. Но самым главным итогом всех их высказываний было то, что я должен жить. Мать чаще стала плакать, отец перестал со мной разговаривать.
А ведь так хотелось жизни, нарисованной легкой кистью. Совершенно ровной, и совсем без боли. Белой и чистой. И самому нужно быть белым и без единого пятна. А моя память все тыкала в меня моими же пятнами, желтыми и темными, и такими въевшимися.
Далее было много чего, но видимо я всю жизнь так яростно хотел это забыть, что все же наконец-то у меня это получилось, и я обрел совершенно белую жизнь. Это мой белый лист, моя жизнь без прошлого и будущего. У меня есть настоящее и все возможные и невозможные краски этого мира.
Я рисовал себе совершенно другую жизнь. Свою и неповторимую. Я набрасывал неумелые наброски, доводя их со временем до полноценных сюжетов. Я писал историю своих новых друзей и знал, где именно я встречу свою настоящую любовь. И любовь этой женщины была самой взаправдешней, от чего мое сердце не могло успокоиться днями напролет, и сердце бешено грохотало от одного звука ее имени. Я уносился в далекие путешествия,  в страны, которые я никогда не смогу увидеть из своего окна.
И да, я обрел счастье. Оно совсем настоящее, здесь..у меня в руках..во мне..И я любим..и я люблю..
Я стоял, облокотившись спиной к стене и пил горячее кофе, слегка подувая на него. Рассматривал стены своей квартиры, которые были изрисованные сюжетами моей жизни. Это были стены моей жизни, стены моей памяти, по ним я мог вспомнить где и когда я когда окунался. Я шел по улочкам своего города в огромной соломенной шляпе, как в дверном замке повернулся ключ. Дверь открылась, и вошел человек, который сдает мне эту квартиру, а за ним еще пару людей. Немного опешив, я хотел вначале возмутится, а после заметил, что эти люди совершенно меня не замечают. Хозяин квартиры нащупал включатель и включил свет, слегка прищурился и пропустил людей вперед. Люди зашли в комнату и стали ее рассматривать. А потом спросили, кто здесь до этого жил. Я замер от ужаса и вдавился в стенку, продолжая слушать разговор. На что хозяин ответил, что здесь довольно таки давно никто не жил, не считая юношу, который прожил здесь совсем не долго. Недели две, ну максимум месяц. А потом как-то странно пропал, так же как и появился. Также не забыл добавить, что юноша ему не оплатил квартиру и оставил после себя много бумаги, исписанной, изрисованной и просто чистой. При этом заметил, что молодой человек был весьма своевольный, после чего он указал пальцем в меня и сказал, что до сих пор возмущается, а порой удивляется как он смог на обоях оставить после себя такой четкий нарисованный контур своего тела..даже с чашкой в руках, ведь к нему никто не разу не заходил, что бы ему помочь с этим рисунком.  А бумагу он не стал трогать, так как желающих на эту поднебесную не было, да и думал, что может все же этот юноша вернется.
Мое кофе стало тихо проливаться через чашку, через бумажную чашку, а после чашка просто развалилась на мокрую бумагу у меня в руках. Я посмотрел на лужу у себя в ногах, но и лужи там не было, а лишь коричневые лохмотья рванной бумаги..

..                            

                         

                                                           Часть 2. Сон ослепшего человека  
 
«Бог мой, это лишь сон
Бог мой, какой страшный сон»
А. Васильев

Где-то я еще давно слышала, что всем людям снятся черно-белые сны, и лишь сумасшедшим и душевно больным они снятся цветными. Но что происходит с тем человеком, которому не снятся сны?.
Я хорошо помню свой последний сон. В нем было ничего особенного, да и он из тех, который на утро, когда только открываешь глаза, забывается. Но помню я его тем, что это был мой последний сон. С тех пор мне не снятся сны. Точнее они снятся, но в них пусто и темно. Весь сон я иду в темноте. Иногда я упираюсь в какую-нибудь стену, но опять же, я ее совершенно не вижу. Нельзя сказать, что меня это особо беспокоило, но все изменилось после того, когда я стала понимать, что эта темнота с моих снов стала выходить в мою жизнь. И я просто перестаю видеть, так же как и в моих снах. Лишь иду на ощупь, по обычному графику и обычным делам.
Самым обычным утром самым обычным образом я опаздывала на работу. Я шла быстрым шагом и смотрела под ноги, при этом думая, что же ответить на вопрос о моем опоздании, если меня все же об этом спросят. Меня окликнула девушка и выбила из мыслей. Она что-то спросила, но я ее совершенно не расслышала и просто уставилась на нее непонимающим взглядом. Она заговорила снова, - «Спички? У вас есть спички?». До меня наконец-то дошло, - «А, прикурить. Сейчас», - и начала охлопывать ладонью все свои карманы. Но ничего не нашла, видимо забыла. Я покачала голой и хотела уже пойти дальше. Но девушка снова окликнула меня и спросила, - «А вы видели сегодня небо?». Я совсем не понимала, что она от меня хочет, но раздраженно ответила, - «Какое небо? Что с ним?». Она спокойно ответила, раскачиваясь на носочках - «Высокое, и невероятно синее», и улыбнулась. «Хорошо», - ответила я и продолжала смотреть на нее. «Возьмите», - сказала она и протянула мне руку, - «может, будет лучше видно небо», - и вложила мне в руку коробок спичек. Она снова мне улыбнулась, а после развернулась и ушла. Я продолжала стоять и смотрела ей в след. «Сумасшедшая», - подумала я и побежала на работу, безнадежно опаздывая и не выпуская с рук коробок спичек.
Во время рабочего дня, да и после него, я совершенно забыло об этом случае. Просто выпал из головы, как и много другое, за ненадобность. И только после, когда собиралась лечь спать, и стягивая джинсы с уставших ног, услышала, как в кармане зашуршал не мой коробок спичек. Я достала их и только сейчас разглядела. Самые обычные спички. Новый полный коробок, а сверху надпись «Череповец. Фэско. Спички», таких полно везде. Положила их на край стола и вспомнила эту девушку, только вот лица все ее не могла вспомнить, хотя я так долго на нее смотрела. «Сумасшедшая», - проговорила я и легла спать.
Самым обычным утром самым обычным образом я опаздывала на работу. Я шла быстрым шагом и смотрела под ноги, при этом думая, что же ответить на вопрос о моем опоздании, если меня все же об этом спросят. Меня окликнула голос, я подняла голову, и все поплыло. Я стояла почти что в полной темноте и не понимала, что происходит. От темноты зазвенело в ушах. Пролетели мысли, что это от жары, да и от того, что я с утро как всегда ничего не поела, и просто стало дурно. Я потерла висок рукой, а после провела пальцами по глазам, что бы отбросить это состояние. Но это было совсем не предобморочное состояние. Я стояла в полной темноте. Здесь я почувствовала, что в руке плотно сжимаю коробок тех самых спичек, которые мне дала девушка на улице. Я его потрясла, и в ответ отозвался слабый шорох ударов содержимого о коробок.
Я достала одну спичку и чиркнула. Я стояла и смотрела по сторонам, но вокруг также было темно. Огонь спускался вниз и пламя быстро потухало. Я вновь оказалась в полной темноте. Я опрокинула открытый коробок себе на ладонь и посчитала – спичек осталось шесть. Положила их обратно и пошла в темноту. При этом было как-то спокойно и совсем не страшно. Я шла, и в голове было так ясно. Мне захотелось зажечь одну из шести и увидеть. Я была уверенна, что я непременно что-то должна увидеть.
Я чиркнула второй спичкой, огонь быстро вспыхнул и осветил мою комнату. Мой небольшой столик, со слегка пошатывающими ножками и мягкое оранжевое кресло, в котором я раньше любила нежиться по утрам, и пить в нем кофе. Я так давно в нем не