во время таких путешествий всякие приключения. Но однажды случилось приключение настоящее. Он как раз наметил новый, замысловатый маршрут. По нему он даже должен был пролезть через забор и несколько метров пройти по улице. И только он вылез из сада через дыру в заборе, как кто-то больно схватил его за ухо.
– Яблоки воруешь, паршивец? – услышал он громкий и грозный голос. Игорь подобрал в саду три яблока. Два съел, одно, покрасивее, нес бабушке. Над ним возвышался здоровый, плотный человек с пышными усами. – А ну, пошли к хозяева'м!
Он отпустил ухо, но крепко схватил Игоря своей ручищей за плечо. Они пошли к дому. Игорек молчал. Он был настолько потрясен и оскорблен, что не мог и не хотел говорить. Оскорбительно было слово «паршивец», оскорбительно было предположение, что он способен на воровство. Но самым оскорбительным было это выкручивание уха. В доме была лишь Агафья Спиридоновна.
– Вот, соседка, стервеца одного поймал. В сад ваш лазил!
Усатый подвел мальчика к ней. Бабушка наклонилась, приблизила лицо почти вплотную к лицу Игорька. Взмахнула рукой.
– Да это ж наш хлопчик! У нас живет.
Усатый тотчас убрал руку. Удивился:
– Что ж ты не сказал? Чудило!
Он добродушно потрепал мальчика по волосам. Игорь положил яблоко на стол. Он продолжал молчать. Он ненавидел этого человека. Сосед ушел. Игорю хотелось побыть одному. Он взял книгу, сел на скамью во дворе. Попробовал читать, но лишь скользил глазами по строкам, а сам вновь и вновь переживал случившееся. Всю эту ночь ему снились кошмары.
Когда в конце октября Лунин вернулся с гор, как раз заканчивался двадцать второй съезд партии. Он приходил домой с двумя-тремя газетами, читал о съезде.
– Это важное событие, – как-то за обедом поделился Лунин своими впечатлениями. – Во-первых, продолжили разоблачать сталинские репрессии. Прямо сказано, что это чудовищные преступления. Во-вторых, отменили диктатуру пролетариата. У меня учение о диктатуре пролетариата всегда сомнение, несогласие вызывало. Теперь у нас общенародное государство. В-третьих, Хрущев объявил, что через двадцать лет мы будем жить при коммунизме. То есть исчезнут деньги, отомрет государство…
– Это как же без денег? – недоверчиво поинтересовалась Агафья Спиридоновна.
– Сейчас мы живем по принципу: «От каждого – по способности, каждому – по труду». Через двадцать лет будет действовать принцип: «От каждого – по способности, каждому – по потребности». В стране наступит изобилие. Каждый человек сможет брать столько, сколько ему надо.
– Ой, что-то с трудом верится, – засмеялась Елизавета Петровна.
– Значит, приду я в магазин, попрошу тонну шоколадных конфет, и мне бесплатно дадут? – спросил Игорь.
– «…каждому – по потребности», Игорек. Зачем тебе тонна конфет? Ты же ее не съешь. Люди станут сознательными. Будут брать только столько, сколько им действительно нужно.
– У Ковальчуков, соседей через дорогу, – Елизавета Даниловна протянула руку в сторону окна, – сын с семи лет воришка. Успел уже год отсидеть. Что же, он через двадцать лет обязательно сознательным станет? Сомневаюсь.
– Не будет этого коммунизьма, – подвела итог их разговору Агафья Спиридоновна. – Врут они все.
За три года жизни у Елизаветы Петровны Игорь прочел много книг, в том числе трехтомник Пушкина, романы Тургенева, Дюма, Беляева. Часто читал Агафье Спиридоновне. Она слушала с интересом, особенно пушкинские сказки. А вот «Старосветские помещики» ей очень не понравились. Даже не дослушав повесть Гоголя до конца, бабушка, к изумлению Игоря, стала возмущаться. Он-то предполагал, что это произведение будет ей наиболее близким и понятным. Она обзывала Афанасия Ивановича и Пульхерию Ивановну, милых и безобидных, по его мнению, людей, трутнями, паразитами и кровопийцами. Так Игорь впервые столкнулся с классовой ненавистью. Но к советской власти старушка относилась с недоверием. Когда началась денежная реформа, в ходе которой старые купюры обменивались на новые в соотношении десять к одному, Агафья Спиридоновна убежденно заявила: «Дурят народ». Хрущев из поездки в США вернулся страстным приверженцем кукурузы. Часть пахотных земель засеяли не пшеницей, а кукурузой. Возникли перебои с хлебом. «Это они нарочно придумали, – говорила она. – Чтоб людей извести». Игорь горячо возражал, доказывал, что для любой власти лучше, когда народу хорошо. Но переубедить Агафью Спиридоновну было невозможно.
Читал он ей и свои произведения, но они оставляли ее равнодушной. Он постоянно что-то писал: поэмы из античной эпохи, приключенческие повести, детективные рассказы.
Лекрастрест на внеплановые накопления построил дом рядом с конторой. Накопления эти образовались главным образом за счет заготовки на Иссык-Куле опия. Квартиры получили штатные работники Лекрастреста. Работавшим по договору сборщикам квартир не полагалось. Но Степан Фокеевич добился, чтобы квартиру, в виде исключения, получил и Лунин.
Для Лунина это было великим событием.
Но еще два года Игорь переселялся из квартиры опять к Елизавете Петровне, когда Лунин уезжал в горы.
3
Лунин придирчиво оглядел сына со всех сторон, проверил, нет ли складок на брючках. Вечером он их отутюжил. Все было в порядке. Игорек ушел в школу.
Завтра начинались весенние каникулы. Завтра они отправлялись в горы. Лунин недавно ходил к директору школы и. употребив все свое умение убеждать, уговорил ее отпустить сына в четвертой четверти с ним в горы. Договорились, что там он будет готовить Игоря по всем предметам, а в июне тот сдаст экзамены.
Лунин стал готовиться к отъезду. Ему нравились сборы в горы. При этом негромко напевал. Лунин был доволен собой. Дело, которому он посвятил свою жизнь, он делал хорошо. Два года назад его беспокоило приближение переходного возраста у сына. Он читал об этом возрасте, готовился к нему. Выработал собственную стратегию. Во-первых, сглаживать конфликты, которые будут возникать, превращать их по возможности в шутку. Если, конечно, они не будут иметь принципиального значения. Во-вторых, разговаривать с Игорем с подчеркнутым уважением. И вот сыну уже скоро тринадцать, а переходный возраст никак в нем не проявляется. Он остается послушным, ласковым. Раньше он даже был, пожалуй, строптивее и своенравнее. «Сказывается мое умение воспитывать», – с удовлетворением думал Лунин.
Игорь рос домашним мальчиком: во дворе не играл, находил интересные занятия дома. Лунин был доволен, что сын не испытывает влияния двора. Повезло ему с сыном. Его слова, его педагогические внушения падали на благодатную почву. Лунин радовался, замечая, как восприимчив мальчик к настоящему искусству, ко всему высокому и благородному. И он был очень способный. Как-то срисовал с немецкой – трофейной – книги Брема несколько рыб, и Лунин поразился сходству. В четвертом классе по субботам были контрольные по арифметике. На них давалось два часа. Игорь решал их быстрее всех, за пятнадцать минут. Учительница ставила ему пять с плюсом и отпускала домой. «Ты, Игорек, разностороннее меня, – признавался Лунин. – Люди делятся на художников и мыслителей. Я – художник, человек чувств. А у тебя и художественные способности развиты, и мыслительные». Лунин научил его играть в шахматы, и скоро сын стал его обыгрывать. Он отвез его во Дворец пионеров, в шахматный кружок. Стал покупать все шахматные книги, какие ему удавалось найти. Если Лунин замечал в сыне склонность к чему либо, он старался создать все условия для развития этой склонности. Иногда мальчик высказывал такие мысли, до которых не всякий взрослый мог додуматься. Теперь Лунин мечтал, чтобы сын стал человеком не только совершенным, но и знаменитым. Он представлял: сына, уже взрослого, уже прославившегося, спрашивают, как он достиг таких успехов. Игорь отвечает: «Это все благодаря папе. Он делал все возможное, чтобы я раскрыл свой талант».
Время пролетело незаметно. Скоро должен был вернуться Игорь. Лунин стал готовить обед, вкладывая как всегда всю душу в это приготовление.
Но сын задерживался.
Он нетерпеливо ходил взад и вперед по комнате. Начал уже всерьез беспокоиться. И когда он собрался идти его искать, Игорь появился.
Волосы его были взъерошены, пионерский галстук съехал набок, рубашка выбилась из брюк. На ботинках и штанинах виднелись капли крови. Однако держался Игорь молодцевато.
– Что случилось? – воскликнул Лунин.
– Я дрался.
– Дрался? Зачем надо было драться?
– Помигалов меня на драку вызвал. Не мог же я отказаться! Так же, пап?
– Да, – с неудовольствием согласился Лунин. – А кровь откуда?
– Я ему нос разбил!.. Он, наверно, думал, что я не стану драться. – Его глаза сверкнули. Видимо, и сейчас мысль, что кто-то мог считать его трусом, приводила его в негодование. – Я легко его побил. – Он самодовольно улыбнулся. – У меня реакция быстрее… Пап, я хочу в кружок бокса записаться!
– Нет, Игорек, это тебе не подходит. Нос тебе сломают, сотрясение мозга получишь. Иногда бои трагически заканчиваются. Например, Сандерс, американский боксер-профессионал, олимпийский чемпион в Хельсинки, умер на ринге от кровоизлияния в мозг. Ему было 24… И ты уже в шахматный кружок ходишь. Вот это прекрасный, интеллигентный спорт!
– Ты же сам говорил, что надо давать сдачи.
– Да, надо. Но для этого нужна сила не столько физическая, сколько духовная. А она у тебя есть.
После обеда Лунин стал мыть посуду. Всю работу по хозяйству он делал сам. Считая, что сын все свое свободное время должен тратить на развитие способностей, чтение и игры.
А Игорь думал о гибели Сандерса. Как происходит переход от жизни к смерти? Со жгучим любопытством он пытался представить, что чувствует человек в это миг. И твердо решил обратить на это свое внимание, когда будет умирать.
Лекрастрест имел право собирать эфедру на некоторых казахских и таджикских участках. Этой весной Лунин работал за рекой Чу, на казахской территории, почти напротив Токмака. Вернее, они работали. Игорь впервые сам собирал эфедру. Лунин не сразу решился доверить ему серп, но Игорь его все-таки убедил. Собирал он раза в три-четыре меньше отца. Работа была тяжелой. Он очень уставал. Игорь не любил физическую работу. Она мешала ему чувствовать, и, особенно, думать. В школе у него было два нелюбимых предмета: физкультура и труд. Но он готов был все вынести ради возможности пожить в горах. Каждая поездка в горы была для него счастьем.
И, конечно, он гордился, что зарабатывает деньги как взрослый.
Участок попался неважный. И эфедры было немного, и жали ее здесь недавно, и мешки надо было подтаскивать к дороге. Лунин не выполнил записанный в договоре план. Даже несмотря на помощь сына.
Вместе с ним эфедру сдавал Федоров, человек лет тридцати пяти, атлетического телосложения, с грубыми, некрасивыми чертами лица. Он получил денег в два раза больше.
Когда они вышли из бухгалтерии, Федоров сказал:
– Тут много не заработаешь, трава резанная-перерезанная. Где и через два года режут. Вместо положенных трех. Отрасти не дают… На юге надо резать. – Югом чикиндисты называли Ошскую область Киргизии и Ленинабадскую область Таджикистана. – Я только там собираю. Слушай, поедем со
