Приехали отдохнувшие, даже немного загоревшие. Обошли вдоль и поперек Пражский град, дворцы, парки и площади.
- А Собор Св. Вита украшен химерами, словно Notre Dame, это потому, что его начинал строить французский архитектор. А еще в Праге есть Замок Троя. Нет, к троянской войне никакого отношения.
Привезли всякой всячины: и чешские гранаты, и чешское стекло, и, конечно, безумное количество фотографий. Чаще всего они снимали друг друга, иногда просили кого-нибудь «щелкнуть» их вдвоем. А на знаменитом Карловом Мосту они умудрились сфотографироваться у каждой из 34 фигур святых, и не по разу. Предпочтение было отдано, конечно, Св. Яну Непомуцкому. Он тоже исполняет желания, нужно только потрогать бронзовую пластинку у основания или бронзовый же барельеф с собакой. Так что всей семье было «напрошено» и «нажелано» невероятное количество всяких благ.
Осенью в первый класс пошел самый младший Бородин.
После того, как Антонина и Вера Андреевна вернулись из Праги, Лизе пришлось уехать в Петербург по делам. Поэтому в школу на родительское собрание к Лене и к Кате Егор попросил сходить Веру Андреевну. Собираясь, она вспоминала, как долгие годы ходила на работу в школу. Как ездила на автобусе, как возила с собой детей. И вот теперь ей придется побывать в один день и в одно и то же время на двух родительских собраниях. Бабушка-многостаночница!
Вере Андреевне хотелось выглядеть не как обычной бабушке, а как бабушке молодой, счастливой и красивой. Она долго прихорашивалась, словно собиралась на премьеру. Учителя в классе у Лены уже видели Веру Андреевну прежде, а в классе у Кати она появилась впервые. Вот по принципу «кто на новенького?» бедной бабушке всыпали за все Катины художества. Училась она прекрасно, но по части шалостей это очарование было трудно превзойти. Вернувшись домой, Вера Андреевна устроила Кате, пардон за ставшее банальным выражение, «разбор полетов».
- Катя, ты превратила жизнь учителей в кошмар. Они только и ждут, что твоих выходок. Представь себе, что твоя мама возвращается домой измученная и вздрагивает при каждом звуке. Тебе разве не было бы её жалко?
- Было бы… Бабуля, не так уж они замучены! Они и сами смеются.
- Не знаю, как они смеются, но твои хулиганства занесены в школьную летопись. Почему ты все это устраиваешь?
- Но ведь без этого скучно.
- Да ты, что, в школу веселиться ходишь? Ну, как это называется? – с этим вопросом Вера Андреевна обратилась к Лене, пришедшей в столовую.
- Это называется «homo ludens» , бабушка.
- Тогда уж «femina ludens», - пробормотала себе под нос Катя, продемонстрировав таким образом знакомство и с латынью тоже.
- Научили на свою голову, - проворчала Вера Андреевна и, махнув рукой, пошла к себе. Лена осталась в столовой, а Катя, прижимая руки к груди, пошла следом за расстроенной бабушкой в надежде вымолить прощение и помириться. Их уже не было видно, но было слышно, как эта хитрюга произносит одну бесконечную фразу, состоящую из бесчисленного числа придаточных предложений и причастных оборотов со множеством вводных слов. Вера Андреевна уже сказала однажды, что на такие длинные мудрые фразы была способна только одна ее ленинградская подруга.
Лена осталась в столовой. Медленно обошла вокруг стола, поправила стул. Посмотрела в окно. Темнело. Вечернее окно, разделенное перекрестьями оконной рамы (глаз художника заметил это сразу), было раскрашено цветами «Зенита»: почти белым, голубым и синим.
Однажды в ноябре домашние юристы («два с половиной юриста» по выражению Веры Андреевны, приравнявшей третьекурсника Алешу к половинке) за ужином обсуждали историю, произошедшую в Петербурге. Скинхеды убили студента. Пылкий Алексей заявил, что таких защищать нельзя, это аморально. Николай Иванович молча переводил взгляд с одного внука на другого.
- Серега, ты как считаешь? – не отставал Алексей.
- Я бы не стал, - помолчав, ответил брат.
- Дедушка, ты почему молчишь?
- Я не молчу, я вспоминаю, как ты кулаками справедливости добивался.
- А что вы думаете, я не удивлюсь, если они тоже встречали бы солдат с фронта так же, как мой одноклассник! Откуда только такие берутся? И ведь не только мужчин, они нападают и на женщин. Они убили маленькую девочку! Кем, кроме чудовища, можно считать здорового качка, который бьет шестилетнего ребенка? Только не говорите мне, что все дело в безнадзорности, в плохом воспитании.
Алеша продолжал перечислять трагические события, произошедшие по вине скинхедов.
- Знаете, что я думаю по этому поводу? – вступила в разговор Вера Андреевна, - очень много лет назад, я даже не вспомню точно, когда, читала я воспоминания не то какого-то журналиста, не то юриста. Он рассказывал о причинах примыкания подростков к преступным организациям. И вот рассказал он такую историю: в первые послевоенные годы какой-то рецидивист, выйдя в очередной раз на свободу, собирал себе новую банду. Не знаю, чем он их там заманивал, а вот проверял, подходят ли они ему, очень своеобразно: он приводил мальчишек в магазин, указывал на кого-нибудь из покупателей и говорил: «Видишь эту тетку в черном пальто? Вот пойди и плюнь ей в лицо!» Понимаете, не ударь, не укради, а плюнь в лицо. И принимал к себе только тех, кто мог это сделать. Кто через этот барьер смог перешагнуть, тот «годен». А тех, кто не мог, он отпускал и не хотел иметь с ними дела, даже не мстил.
- Как у Губермана, - блеснул эрудицией Серёжа, - «и потому в кружках подпольных полно подонков и кретинов».
А Вера Андреевна продолжила: - Вот мне теперь кажется, что скинхедов кто-то «проверяет».
- Кто проверяет? – тихо спросил Коля.
- Не знаю, детка, спроси у папы.
Наступившая тишина вдруг прервалась всхлипами, это плакала Катя.
Вскоре после празднования Нового года Алёша и Таня появились дома после ужина, и выглядели довольно необычно. Кроме того, в руках у Тани были цветы. Сначала Лиза подумала, что цветы предназначены ей, но Таня не спешила отдавать их. Из старших дома были бабушки-дедушки и Лиза. Обняв Таню за плечи, Алёша объявил, что они расписались. Когда первое ошеломление прошло, все стали поздравлять новобрачных. Николай Иванович, глава семьи, Таню обнял, поцеловал, а Алексею попенял:
- Ну, что же не по-людски так! По секрету! Словно мы против были бы! – и, посмотрев на Лизу, добавил: - Весь в отца!
Лиза была поражена, кроме всего прочего, тем, что слова «мы расписались» - это были те самые слова, которые произнес Егор много лет назад по тому же поводу. Так же, как и много лет назад, приготовили свадьбу post factum.
Стали решать, где их поселить. Пришли к выводу, что единственным подходящим вариантом является как раз их с Колей комната, а Колю нужно переселить в гостевую. Радости переселенца не было предела. Наконец-то у него своя собственная комната!
На дворе стоял год семьи.
Уже некоторое время Антонина внимательно посматривала на Таню. На вопрос Лизы она не ответила и только пожала плечами. Ещё через некоторое время молодые признались, что ждут ребёнка.
Наступила весна, и Елена окончила школу.
Ее планы не изменились. Она сдала вступительные экзамены в художественное училище. Теперь ждали решения комиссии.
Когда Лена поехала узнавать результаты, она предупредила, что до возвращения домой звонить не будет. Поступила, не поступила – семья узнает только от нее лично. Лиза постаралась на этот день освободиться, никуда не ездить. Бабушки решили, что пирог испечь нужно, это не помешает. А превратить обычный обед в праздничный обед ничего не стоит.
Пока ждали Лену, решили, что не будут устраивать никаких трагедий. Ничего не потеряно, можно поступать еще не раз и не только в художественное училище.
Около двух часов дня в квартире раздался (как все потом утверждали, они это почувствовали) победный звонок. Бабушки и Лиза кинулись открывать дверь. На пороге стояла Лена. Она кинулась на шею к Вере Андреевне, она стояла ближе всех, с криком: «Меня приняли!»
Эти всплески восторга повторились с приходом домой деда и отца. Дома была вся семья, кроме Сергея, которого не было в Москве. Николай Иванович отправил его в командировку в Швецию как доверенное лицо фирмы.
Теперь в семье было три студента. Все пять женщин хлопотали в гостиной, накрывая на стол. От счастья Лена делала все не так, роняла вилки и ножи и говорила без остановки. Время от времени кто-нибудь из старших говорил:
- Лена, уйди, сядь куда-нибудь! Не путайся под ногами! Ты мешаешь!
Когда садились за стол, Лиза увидела, что Елена переоделась и входит в гостиную в новом шелковом платье на тоненьких лямочках. Совсем взрослая! А с другой стороны, какая же ты молодая, доченька моя! И красавица! За столом Лена ещё раз с подробностями рассказала, как она искала свою фамилию в списке принятых в училище, как читала список, а чья-то голова впереди закрывала ей обзор.
Ленино место за столом было спиной к двери, поэтому она не сразу поняла, почему на лицах её братьев и отца появились какие-то новые улыбки, и что они предназначены не ей. Она медленно обернулась. За ее стулом стоял Сергей. Лена вскочила и кинулась к нему, опрокидывая стул.
- Серёжка, меня приняли!
Сергей смотрел на нее так, словно видел в первый раз. Перед ним стояла не кудрявая или лохматая, смотря по настроению, девчонка, а очаровательная девушка. Он, наклонившись, осторожно обнял ее и сказал:
- Хай, сестрёнка!
С-Петербург, 2005 - 2009.
