СТРАНА ЛЮДЕЙ.

ножичком в руках готов был часами напролет точить карандаши, предаваясь безделью и апатии, а теперь был совершенно здоров и ощущал необычайный прилив энергии. Хотелось вскочить, что-то делать! Спасать людей, работать над чудо-вакциной, продолжая дело Ильича. Он чувствовал себя сильным, уверенным человеком, словно, помолодел лет на десять. Он встал и прошелся по кабинету, взял в руки пульт и включил телевизор. На экране по местному каналу появилось лицо МЭРа.
- … мы должны пережить этот нелегкий период. В городе введен карантин. Значит, сейчас мы можем полагаться только на себя. Все входы и выходы закрыты, но мы имеем достаточное количество запасов продовольствия и воды для длительного существования, поэтому должны держаться до тех пор, пока федеральные власти не помогут нам. Терпение и только терпение...
- Карантин, - подумал он, – значит, “помощь” пришла. Ну, что же, пока будем полагаться на свои силы.

А сил и желаний было много, но еще больше больных, и они продолжал поступать. Люди приводили родных, соседей, знакомых. Оставались сами, не в силах справиться с какой-либо зависимостью. Все заболевания были разновидностью того или иного маниакального психоза, каждого на свой вкус, все  наши невинные шалости или привычки из прошлой жизни теперь превращались в монстров. Одни не могли оторваться от телевизоров, приходилось ставить им судна и капельницы с искусственным питанием. Другие ненавидели кого-то и невероятно от этого страдали. Бросались на двери, норовя смести со своего пути персонал, мчаться мстить и уничтожать. Третьи беспрерывно требовали еду или спиртное. Их тоже кормили внутривенно, помня об эффекте Ильича. Четвертые воровали таблетки у соседей по палате – им было все равно, что тащить в свой карман. Многие хотели покончить с собой. Самыми невинными были люди, ставшие Императорами, президентами и фараонами. Они постоянно говорили, требуя к своей персоне особого непререкаемого внимания. Как эти маленькие люди незаметного городка в одночасье стали властелинами мира, было непонятно, но это произошло, и теперь со всем этим нужно было как-то справляться.
- Если закончатся транквилизаторы, - думал Иван Степанович, - долго не протянуть.
А люди постепенно превращались в чудовищ. Психически больные из прошлой его практики были вялыми меланхоликами по сравнению с этими. Клиника для душевнобольных.

Днем зашел Орлов. Он сказал, что надеяться на федералов не приходится. Утром МЭР позвонил в Центр. Ему объяснили, что они не готовы изолировать в больницах целый город и пока там будут разбираться с вакциной (а все материалы из компьютера Ильича уже переслали в Центр), придется справляться самостоятельно.
- А что говорит МЭР? - спросил доктор.
- Включите телевизор, - предложил Орлов. Тот щелкнул пультом. На экране снова появился МЭР.
- Как, он еще не закончил? - удивился доктор.
- Судя по всему, он только начал, - ответил Орлов.
МЭР закончил какую-то историю из своего детства и запел. Пел хорошо, душевно, с завыванием. Видимо, детство его было не таким радостным. Орлов переключил канал. Там тоже был МЭР. Орлов удивился, щелкая пультом снова и снова. По всем каналам пел МЭР.
- Дурдом, - сказал Орлов и выключил телевизор, - видимо он  приказал перекомутировать все каналы на местный. Теперь у нас канал один – МЭР, - произнес он.
- Что на улице? - спросил доктор.
- То же, что и здесь, - устало ответил Орлов. – Держитесь, Иван Степанович, держитесь доктор, - сказал он задумчиво и удалился.

Глава 13

У Орлова была непростая миссия. Он оказался в окружении и чувствовал себя, словно его, как в далекой молодости, забросили на вражескую территорию, лишили возможности для связи, и теперь он должен был принимать решение самостоятельно. Нет, связь была, но коллеги в Центре вели себя странно, не отдавали приказов и требовали одного – ждать. Видимо, не доверяли, относились к нему как к одному из этих несчастных, окольцованных металлической сеткой.
- Что же, - думал он, - значит он примет решение самостоятельно. Тем более, что опыт позволял выживать в самых непростых ситуациях, а командировку в такой маленький городок он всегда расценивал как козни врагов, новоиспеченных демократов, которые некогда захватили любимую, родную Контору и теперь успешно ее разваливали. Он был хорошим профессионалом и теперь, чувствуя себя на передовой, должен был принимать срочные меры. А как человек старой закалки предпочитал меры крайние и решительные.
Днем, убедившись в недееспособности Мэра, он собрал руководителей силовых ведомств и отдал приказ: “Любой ценой контролировать порядок. Не разбирая методов и способов, город нужно отстоять. Нельзя превратить его в жалкую пародию столичного бардака, где все погрязло в коррупции, разврате и развале СИСТЕМЫ. Если понадобится – применять крайние меры”.
Глаза светились огнем, чувствовал он себя полководцем во главе маленькой армии. А его армия давно дожидалась приказа и теперь пошла в наступление.
Городок теперь представлял собой большой зоопарк, огороженный проволокой, с той лишь разницей, что здесь отсутствовали клетки, и все эти маленькие зверушки оказались рядом друг с другом. Все они были разными, разными были их привычки и привязанности, а особенно желания. Но желания эти теперь объединяли массу людей непреодолимой силой. Это стадо давно таило где-то в глубине сознания мечту вырваться страсти наружу, отбросить предрассудки и делать только то, что хочется! Может ли цивилизованное общество позволить себе подобное? Летят ко всем чертям законы и ограничения, запреты и нормы и люди остаются, словно, обнаженные, в своем возвышенном или низменном ХОЧУ! И если тебя раньше никто и не спрашивал о твоем желании, теперь это было не важно. Важно было только одно - ХОЧУ! Город напоминал клинику Ивана Степановича, только эта “больница” была размерами значительно больше и санитаров здесь не было… до определенного времени. Больны ли были эти люди? Конечно. Если твое ХОЧУ начинает писаться заглавными буквами, а тем более курсивом, это подлежит немедленному лечению. У любого общества есть таблетки от подобного рода заболеваний, и оно использует их до того момента, пока ХОЧУ не превращается в НАДО. А свое “хочу” нужно сунуть куда-нибудь поглубже – тогда человек будет здоров, и общество тоже будет здорово. И пока не было санитаров, наступила анархия желаний. А желания эти были такими разными…

Разъяренные горожане после всего увиденного у колючей проволоки, у ограды высокого напряжения, почувствовали в этом замкнутом мирке невероятную свободу и вседозволенность. Одни крушили киоски и магазины, выволакивая оттуда коробки с пищей и спиртными напитками, устраивая оргии прямо на улицах и площадях. Другие творили вакханалии, безудержные танцы полуголых полутрезвых людей рядом с оргиями магазинных воришек. Третьи… Всегда найдутся эти третьи… брались руководить этими маленькими группами людей, подталкивая их на новые преступления. Где-то палили петардами, кто-то уже доставал настоящее оружие и гнался за врагом. На центральной площади несколько человек возводили, то ли эстраду, то ли эшафот. Несколько молодых парней, оседлав угнанные автомобили, как в компьютерных гонках, носились по улицам и палили из пистолетов. Они чувствовали себя победителями и хозяевами городка. Один мужчина, ограбив местный банк, залез на фонарный столб, и разбрасывал оттуда деньги, с удовольствием наблюдая за тем, как толпа внизу устраивала давку и побоище за священными бумагами. Раненых отнесли в сторону, деньги расхватали и теперь раскачивали столб, пока “банкир” не грохнулся на землю. И во всем присутствовали беспредельная радость и задор. Совсем не было видно детей. Но эти взрослые веселились так, как могут делать это только они – люди, выросшие и давно мечтавшие поднять с земли камень и запустить им в чью-нибудь голову. Поражало одно – как ни были эти люди сильны в своем безумном низменном порыве, все они из маленьких и незаметных горожан превратились в сильных и больших. Больших - своими порочными желаниями, и сильных - несокрушимой массой. Массой несокрушимой толпы.
- Ковалерррия вперрред! – скомандовал глава милиции. Он уже отошел от электрического шока там, на передовой городка, и теперь его передовой служили улицы и площади. До этого мгновения отряд ОМОНа скрывался в здании МЭРии, охраняя ее, но, получив приказ и благословение шефа, пошел на штурм наперекор вакханалии. Несколько автобусов оцепили центральную площадь, и теперь ребята в спецкостюмах и касках смешивали толпу сумасшедших горожан, рассеивая ее и уводя непокорных в “воронки”, стоящие поодаль. Делали они это с радостью молодых жеребцов, которых выпустили из загона, и те, изголодавшись, накинулись на табун самочек, ничего не подозревавших, а потому не готовых к подобному обращению. И наконец радость победы над противником и молодецкая удаль сменила настроение пьяных улиц. Бойцы в военной амуниции творили невообразимое. Целые толпы разгонялись в считанные секунды. Кто вяло, но все же пытался сопротивляться, того настигала тяжелая резиновая дубинка в сильных тренированных руках. Потом они ногами пинали свои жертвы и, как несмышленое стадо сгоняли этих зверюшек в автобусы и машины милиции. Посреди площади стоял Большой человек, их начальник, звериным рыком оглашая окрестности призывом – МОЧИТЬ!!! Через несколько минут центральные улицы опустели, и город вздохнул спокойно. Орлов, оценив ситуацию со своего наблюдательного пункта, остался доволен, но, памятуя опыт подобных мероприятий, подумал, что радоваться рано. И был прав.
Следующими на городскую сцену, на центральный манеж этого цирка вышли домохозяйки. Оторвавшись от своих телевизоров, они пошли, вооружившись скалками, швабрами и кухонными ножами прямо на врага. Женщины героически набрасывались на обидчиков своих мужей и взрослых сыновей, прокалывали шины милицейских воронков, поджигая их, и нещадно лупили по пластиковым каскам. Теперь перевес был на их стороне. Это была движущая сила маленького городка, это была сила и мощь любой семьи. Какие там мужья, вяло, лениво раскладывающие домино во дворе или преферанс за рюмкой водки, когда эти тренированные женские руки тяжелыми авоськами, стиркой и уборкой были не на шутку подготовленными к любой борьбе. Они трудились дома, поднимали производство на маленьком заводе, вкалывали и продавщицей, и грузчиком, и директором. Сражались в неравной борьбе и с нетрезвым мужем дома, и с налоговым инспектором там, на своей работе. Словом, такую силу тяжело было сдвинуть с места. Орлов, оценив всю сложность ситуации, подтянул пожарные брантсбойты, и мокрые избитые тяжелыми струями воды, женщины отступили, пообещав вернуться. Потом были стайки самоубийц. Те забирались на крыши, издеваясь над милицией, и смело бросались на врага, словно умели летать. Потом выходили из узеньких улиц на центральную площадь глашатаи и ораторы, увещевая оставшуюся толпу и представителей власти.
- Хватать всех, кто собирается по трое и более! - кричал начальник милиции. - Если человек вышел на площадь втроем, если не испросил разрешения у власти, он уже преступник и должен