Адова Агнешка
(Пародия на рассказы Джерри «Агнешка и я» и Владимира Печникова «Адова приёмная».
Тексты оригинальных рассказов приведен в конце – форматирование авторское.)
Было у Вани одно главное, а до недавних пор и единственное увлечение – употребление алкоголя. Сильно он пил, да так сильно, что пришлось ему перебраться из города, где, как известно, высоки цены, в глухую деревню, славящуюся дешевым самогоном.
Слился Ваня в сельской местности с природой – головушка деревянная, ручки трясутся, как осиновый лист, взор туманится, как речка поутру.
И все бы хорошо было, жил бы себе бесталанный наш, но накрыла его «белочка», сильно накрыла, стали ему видения являться – красочные, приключенческие, потусторонние. Такое они на помутненный разум нашего героя возымели воздействие, что вообразил он себя писателем, стал эти видения записывать языком корявым, безграмотным, но своим – индивидуальным. Ладно бы записывать, еще и публиковать в интернете принялся, и полились в мир тексты занудные, многословные, путанные.
Вот так зеленый змий открыл в Ване до того дремавший писательский талант самобытный – засверкал всеми своими гранями, что камень драгоценный.
Чаще всего «белочка» сводила Ваню с самим Чёртом, он особо писателю нашему нравился, на экскурсии в преисподнюю водил, с интересными людьми знакомил, а кроме того свято верил Ваня в слова песни:
«…Я не то чтоб чокнутый какой,
Но лучше — с чёртом, чем с самим собой…»
Да и преисподняя такая чудесная в исполнении «белочки» получалась, прям как под заказ, в точном соответствии с тем, что писатель наш гениальный желал там видеть. А желал он следующее:
Чтобы мучили там алкашей, которые своим видом Ваню в жизни смущали, показывая ему, как он сам выглядит.
Чтобы жарили там на сковородах гадов прелюбодеев, потому как герой наш вроде как с импотенции своей свыкся, а все равно обидно.
Чтобы пытали там всяких депутатов и прочих богатеев, пусть им неповадно будет жить лучше Вани.
Вот только жило в герое нашем, воспитанное в советском детстве, неистребимое, сросшееся с душой поклонение начальникам, можно сказать, обожествление (прости Господи за слова такие в преисподней) высоких начальников.
Поэтому никогда в Ваниных видениях не истязали всяких царей, ленинов, сталинов и прочих троцких. Наоборот, они и там в начальниках ходили, писателя самобытного встречали, экскурсии устраивали, за стол усаживали, поили, кормили, беседы умные вели, даже телевизор разрешали смотреть.
Вот на одной из таких посиделок и услыхал Ваня историю про Агнешку и Я, которую какой-то мелкий царь рассказал.
А история следующая.
«Родила жена царя двойню, да не обычную, а сиамских близнецов – девочек лопатками сросшихся. Долго им имя выбирали царь с царицей, но вдруг услыхали, как придворный музыкант играет Полонез Огинского, и решили назвать сестер Агнешкой – как символ чистоты и непорочности. Имя-то одно дали, так удобнее, все равно обе сестры вечно вместе, неразлучны.
Сестрам было удобно – все же четыре ноги, можно было силы экономить: одна бежит, а другая у нее на спине висит, отдыхает, потом вторая бежит, первая отдыхает.
Все бы хорошо, но уж очень у них разные характеры постепенно образовались.
Одна, которая стала себя звать Я, любила розовые розы, нравилось ей, что розы пахнут розами. Поэтому ее и папа больше любил (мама-то не пережила родов, умерла), дарил ей подарки – триста шестьдесят пять в год, а за двадцать лет накопилось столько, что и не счесть, один серебряных спиц для вязания тысяча была.
Была у Я мечта – выскочить замуж, на зависть сестре и родить мальчика и девочку, девочку она бы назвала Лилией, а мальчику придумать имя она так и не смогла.
Все портила только вторая сестра, которой в личное пользование осталось имя Агнешка, но не стала она чистой и непорочной от этого, а стала злобной садисткой, короче, пакостной девчонкой.
А началось все с того, что Я заняла правую часть их совместной кровати, той, что не у стены, а значит, она всегда лежала лицом к няне, которая им книги читала, ее и отец на ночь целовал, а Агнешка в это время рассматривала обои, ковыряя их пальцем, жалела себя, накапливая ненависть к несправедливому миру.
И начала она мстить.
Бывало, повернется Я утром к кровати, чтобы застелить, а Агнешка тем временем вырвет страницу из книги, что лежит на тумбочке, благо сестра не видит. Или, когда рисует Я и отвернется к холсту, повернувшись Агнешкой к столу с красками, та обязательно краски в окно выбросит. Или разговаривает Я с няней, я тут отец войдет, Я обернется, а Агнешка, которая при этом перед няней окажется, начинает пинать и щипать бедную женщину.
Иногда Агнешка закидывала руку за свою голову и начинала дергать сестру за волосы, а то украдет шелковый платок, подотрется им и подсунет Я под подушку, под самый нос.
Так за этими развлечениями незаметно пролетело время, пришла пора Я выходить замуж за невиданного жениха. Несколько платьев пришлось шить, потому что их постоянно разрезала Агнешка, которой тоже было невтерпеж замуж. Но для нее жениха не могли найти, вот она и зарезала того, что достался сестре, когда последняя на секунду от любимого отвернулась.
После этого сестры поплакали и решили жить дружно, не обижать друг друга, потому что поняли: «Я – это ты, ты – это я», родная кровь, короче.»
- Ну и чушь ты придумал! – возмутился Ваня, когда царь закончил свое повествование.
- Сам дурак! – обиделся тот. – Сам занудство и глупости пишешь! У меня хоть смысл есть, а у тебя?
- У меня-то есть смысл, а вот у тебя нет. Кому он, твой смысл, понятен?
- Мне. А твой?
- Мне!
И бросились они бить друг друга, еле-еле их Троцкий растащил, развел по углам:
- Брейк! Ничья. Счет ноль-ноль, - подвел итог Лев Давидович.
Два рассказа из 1-й поединок 1-го тура Открытого Чемпионата Английского клуба
Агнешка и я
Автор: Джерри
Я была счастлива во дворце моего батюшки. Я часто гуляла в саду, где благоухали белые, розовые и алые розы, я слушала, как щебечут птички, а вечерами пела нежные песни, которые всегда так нравились моему отцу. Хотя после смерти мамы прошло много лет – вся моя жизнь – он скучал по ней и часто говорил, что наши голоса так похожи. Отец целовал меня в лоб и каждый день делал мне какой-то небольшой, но приятный подарок – шелковый ли платок, брошь с красивым камнем или серебряные спицы для вязания. Я готовилась к замужеству; я еще не знала своего жениха, но знала точно, что полюблю его и он будет прекрасным мужем. Я думала о том, какие имена мы дадим нашим детям. Мне хотелось, чтобы первым ребенком был мальчик, а вторым – девочка. Я бы назвала ее Лилия, Лилия – это очень нежное слово, оно будто ласкает язык и горло, когда произносишь его. Вот попробуйте: Ли-лия! От каждого слога будто маленькая фея просыпается, правда?
Лишь одно омрачало мою жизнь – Агнешка. Ох уж эта Агнешка, как она была коварна! Мы были вместе от рождения, и я не помню ни дня, когда рядом бы не было Агнешки. Мы вместе росли. Нам пела колыбельные нянька, у нас были одни и те же крохотные куколки и вышитые платьица. Но едва Агнешка научилась сама ходить, как стала делать ужасные вещи! Она вырывала странички из няниной книжечки, разбрасывала игрушки, нарочно рвала платья и громко кричала, что нянечка бьет ее, когда добрая старушка и пальцем не трогала вредную девочку.
- Ненавижу, глупая, глупая, − шипела Агнешка, едва нянька отворачивалась. – Неуклюжая глупая корова, ненавижу!
Агнешка исподтишка щипала няньку и специально наступала той на мозоли, но старушка все прощала. Мне было обидно за няню, но с Агнешкой я ссориться не хотела. Я отдавала ей лучшие игрушки и на другой день находила их поломанными. Я дарила ей прекрасные краски – и она выбрасывала их из окна башни. Я брала пример с няни и терпела выходки Агнешки, ведь она, как и я, росла без мамы. Но мой ужас начался с того самого дня, когда Агнешка подкралась к окну, где я кормила птиц крошками со скатерти. Она быстро схватила маленькую нерасторопную птичку, когда другие пичужки со взволнованным щебетом поднялись в воздух.
- Агнешка, Агнешка, ну что же ты делаешь, отпусти, не мучай! – умоляла я, глядя, как Агнешка зло усмехается, глядя на зажатого в руке воробушка. Тот жалобно пищал и шевелил лапками, которые выглядывали из кулака девочки.
- Отпусти птичку, Агнешка! – уговаривала я, когда она вдруг бросила на меня беглый взгляд, оскалилась и свернула птичке шею! Вы бы видели, как безжизненно повисла бедная головка! Я чуть не задохнулась, я не ожидала от Агнешки такой жестокости и побежала искать защиты у отца.
- Папа, папочка, Агнешка убила воробушка! – рыдала я, и батюшка молча гладил меня по голове. Я проплакала всю ночь, и подушка была мокрой от слез − я была ужасно расстроена! С этого дня Агнешка объявила мне войну. Она пряталась в потаенных уголках дворца и, когда я задумывалась, выпрыгивала на меня и больно дергала за волосы. Агнешка, Агнешка, кричала я, зачем ты делаешь мне больно? Но она не отвечала, а лишь убегала, показав мне язык. Она воровала шелковые платочки, которые дарил мне папа, подтирала ими зади подбрасывала их к дверям моей комнаты. Она рвала страницы в моих книгах и писала в них гадкие вещи, резала ножницами мои мягкие бальные туфельки и рассказывала горничным обо мне такое, что и вслух-то сказать стыдно. Хотя мы родились вместе, мы были совсем не похожи, так не похожи, что отец никак не мог с Агнешкой совладать, но обещал мне, что она больше меня не обидит.
К счастью, в последнее время Агнешка все реже меня терзала. Да и у меня появилась отрада: к нам должен был пожаловать мой жених, и во всем дворце готовились к балу. Я очень волновалась, хотя и знала, что все будет хорошо. Хотя мы никогда не видели друг друга, уже год мы с принцем обменивались письмами, и мне казалось, что только добрый, мудрый и чувственный человек может писать такие замечательные послания. Я готовилась к балу, и с каждым днем мне становилось все радостнее на душе. Не омрачали ожидание даже выходки Агнешки: днями она украла мой набор для вышивки по шелку и затупила все тончайшие иголочки. Теперь они только растягивали нитки в тонком полотне, вышивать ими стало совершенно невозможно. Но я почти не расстроилась: я думала о том, что скоро выйду замуж и уеду жить к мужу. И там-то Агнешка меня не достанет! Бедный папа, как же он будет справляться с ней сам? На кого она направит свою злость, когда меня не будет рядом?
Впрочем, я старалась не пускать в голову грустные мысли. Мастерицы, которых отец позвал из соседнего города, шили мне самое красивое платье на свете, нежно-голубое. Ткачихи изготовили тончайшую ткань из небесной нити, созданной из предрассветных снов и весеннего пения соловья. Платье из этой ткани было таким волшебным, что, надев его, я бросилась кружиться и чуточку парила над землей, а мастерицы смеялись и хлопали в ладошки. Из ниоткуда вынырнула Агнешка, схватила со столика ножик, полоснула по юбке и убежала в коридор. К счастью, она чуть надрезала лишь пышную нижнюю юбку, было совсем не видно, но добрые мастерицы расстроились и плакали так, что я стала их утешать. Ах, Агнешка, от твоего злого сердца
