вливался в асфальт. Хозяин хотел было, чтобы выложил Гаврила камнем весь тротуар — в границах забора. Как же: пусть народец проходящий, дошлый, видит, какая за тем забором красота! Но я отказался напрочь: это было ещё двадцать два квадратных метра «палубы»!
Тут уж хозяин настаивать не стал — шло дело под конец. Ограничились несколькими метрами на выезде и входе (чтобы имели, всё же, зеваки убогие общее представление!), плавно переходящими в асфальт. Гаврила, впрочем, и в асфальте дюжину камней всунул — по уходящему принципу: островки оборвавшейся суши.
«Инклюзы» — как Альвидас популярно объяснял.
А всего той «палубы» было — двести десять метров! Абсолютно точно — несколько раз Гаврила перемерял. Дело-то было серьёзным — большие деньги с неё надо было
«поднять». Постарался он уж не продешевить. Хоть и по-божески всё же цену обозначить. Хоть и браться за эту работу и хотелось, и кололось…
— Ты вот, извини, как по банной лавке: то хочу, то не хочу! — пенял мне за мои сомнения Слава.
— Да, нет — деньги-то я зарядил хорошие: 50 долларов за метр квадратный. Но — ты же знаешь — как там всё получается! Пять раз эти деньги отработаешь! Сто раз ты этот камень с одного места на другое перетащишь: гонять с ним по двору будут, как Богом избранный народ по Палестинам! Резать, опять же — станок надо профессиональный покупать. Но, а с другой стороны — можно было бы те деньги, что на фасаде с мозаикой этой долбаной потерял, отбить… Чёрт его маму знает!
Меня «колбасило»: от радостной решимости схватиться за эту работу да махом её и сделать, до унылой обречённости, что всё равно заработать здесь не дадут — только срок заточения себе продлишь. Татьяна же была решительно против:
— Ни за что там больше не берись, слышишь?! Скажи, я запрещаю!
Ещё только я за юбку не прятался!
Пришлось всё же засучить мне рукава… Мелкий камень, каким должен был я завершить бордюр забора, закончился, и подвезти его должны были только через месяц-полтора. А большой — на «палубу» — был в наличии, оплачен полностью ещё год назад, и лежал где-то в вагонном тупике.
— Всё, в море, в море! — кивал мне даже Олежка.
Про бордюр заборный, кстати, первоначально и разговора не было: по ходу песни его «навесили»! Альвидас дизайнерским своим взглядом «увидел»: незаконченный будет без него забора вид. Бывает, конечно, такое. Но мне работы добавилось — работы, заранее убыточной. Почему я должен её теперь делать?
— Ты помни, — тихонько, когда присели мы за этим разговором у забора, вразумлял меня Альвидас, — Миша, Миша!..
Я молчал в ответ. А что оставалось? Жаловаться хозяину? Что я — пацан?! На полдороге сейчас всё равно ничего не бросишь: некому им доделать всё это будет, некому! Сиди теперь, выслушивай пиндюка!
— Слушай, — говорил мне Гриша на стадии договора, — шеф звонил по фирмам, там — за двадцать пять долларов берутся сделать. Пятьдесят — это дорого!
— Вот и пусть берутся! — радостно восклицал я, в глубине души прекрасно осознавая, что это «развод», — пусть они и делают за двадцать пять: я умываю руки.
Я стоял на своём.
— Ладно, — приехав в один день, вздохнул Гриша, — шеф говорит: «Тысяча двести пятьдесят — так тысяча двести пятьдесят!»
То есть, в рублях — по курсу, они цену обозначили.
Патриоты!
Был получен аванс, на который куплен дорогой станок для резки («Уважуха!» — качали головой Витя-с-Лёшей). Завезли несколько поддонов толстенного — в пять сантиметров! — камня, и я приступил. В мае месяце. В сентябре закончил — следующего года… По ходу, правда, и бордюр доделав, и «лужу» — каскад с прудом — зашабашив, и много чего ещё сотворив. И кризис, в придачу, на коленках ползая, встретил…
— Гриша! — в такой же вот заснеженный день, негодовал я, — сегодня вот, по курсу, я делаю метр, получается, за тридцать два доллара! А мы за сколько договаривались?
— Лёха!.. Лёх, ну, выше задницы не прыгнешь», — разводил руками Гриша.
А и не надо! Когда, на четвереньках загнувшись, швы между камнями затираю, она сама по себе выше! Она здесь вообще надо всем, ничего её здесь не минует! Все через неё! Всё — полная задница! Как, в общем-то, и в жизни вокруг — повсеместно.
А и не пошли бы вы все туда же!..
Полегчало, Гаврила? Иди тогда уже, припади на четыре кости — камень мости потихоньку…
«Кости — мости…»
Ваяй, Гаврила, с Богом, не ругайся!
На Гришу не греши, припав четыре на кости.
На суетное (типа, денег) зря не отвлекайся!
Ты — «палубу» — для вечности! — мости!..
Слава, конечно, за меня вступился! В заочных наших, далеко от Ушакова случавшихся, разговорах:
— Нет, ну я же помню — о долларах базар катался!.. Сделал ты, положим, метр — вот полтинник «зелёных» пусть на него и положат!
Камень же, словно услыхав, что шабашат его не проходным двором — под ноги, а в века продвинуть затеваются, стал ложиться покладисто и важно, цепляясь между тем друг с другом в разбитном, затейливом кураже.
Даже Олежка, пока мы с ним ещё разговаривали, сказал, кивая на какой-то фрагмент:
— А вот это уже — шедевр!
Любил он, вообще, это слово. А Костик сыпал теперь по любому поводу «академично»: вякнул, не подумав, я однажды при нём!
Через «палубу», кстати, мы с Костиком и подрались — к Олежкиной радости. Но то уж — другая история.
А палуба вышла на загляденье.
Матрос Гаврила был с водою дружен,
Он уровень по ватервейсу выводил!
И потому ни мало-мальской лужи
На ушаковской «палубе» не допустил.
Никакого особого новаторства здесь не было. Просто, уступая хозяину («Чтоб швы были не толще пальца»), я стыковал камень потом уж почти вплотную: «El uso ace el maestro» — навык ставит мастера. И лужи, действительно, на двести десяти квадратных метрах не возникло ни одной: это была просто фантастика! Но то уж — уровню моему полутораметровому спасибо! Не подвёл, красненький, — польский, кстати…
Помню, когда только купил их — вместе с уровнем поменьше, сорокасантиметровым, Семён, которому тогда ещё исполнилось лишь пять, сразу определил его в «паравозик» и с удовольствием возил по ковру. А поглядев, как часто беру я длинный уровень на объекты, решил его выручать:
— Папа, ты маленький тоже бери на работу. А то он обидится и уйдёт!..
К созданию «лужи» — большой, в четверть двора — Гаврила, впрочем, приложился. Хоть и отбрыкивался, сколько мог: Костик даже с Олежкой до него свои силы на пруду с каскадом пробовали. Но нагромоздили камень по берегу очень академично — как кладку кирпичную (тогда-то словом «академично» Гаврила и проболтался). Пока одним красно-закатным августовским вечером вдруг не подошёл ко мне хозяин и, чуть не ткнув в спину, спросил:
— Ну, ты будешь пруд выкладывать?
Вообще-то, он преимущественно меня на «вы» называл.
Тут я понял: придётся!
* * *
Но сейчас из-за забора не было слышно умиротворяющего журчания пруда — умолк, замер на зиму. А керамические, зелёные и симпатичные лягушки, которых Наталья Алексеевна поселила на камнях по берегам, в хозяйственном чуланчике, наверное, зимуют. Добрые лягушечки! Такими бы все, действующие здесь по ходу строительства, персонажи были! Как Слава всё сокрушался: «Бли-ин, там такой лягушатник!»
Попирая ногами камни, положенные своей рукой, я степенно двинулся прочь.
Да — волен теперь я был это делать!
Гаврила до конца здесь спину выгнул!
Ещё и пруд водою не зацвёл,
Он с лягушатника реально «спрыгнул».
И вольным уже каменщик ушёл…
Да уж!
* * *
С прыжками в сторону-то («Я знаю все твои прыжки и ужимки», — так Гриша мне с
улыбкой говорил) — через пруд и «палубу» — забавный однажды случай вышел. Незадолго уж совсем до конца — последним подневольным летом. Пришёл в субботу утром я на «объект № 1» — и оторопел. «Закоченел»! Хозяйский чёрный джип (каких по городу ездили считанные единицы) стоял во дворе. Проехав до этого по рабочему фрагменту «палубы» и подмяв под своим весом свежеприлаженные накануне камни.
Беспредел!
Пока ещё вход не был полностью закончен, «Порше» хозяйки заезжало на готовую уже часть двора, а хозяин оставлял, по договорённости, пока свою машину за оградой одного охраняемого офиса, что располагался через пару особняков. Потому как очень пёкся о «палубе». Радел!
Вывороченные камни лежали бесславно павшими воинами, а я стоял над ними жалким, не уберёгшим несчастных, полководцем…
А мы ещё, накануне, поговорили с Гришей «как-то не так»: «Шеф говорит: «У него есть сроки — хотя бы примерные? Что же такое: я ни людей в дом пригласить не могу, ничего!» — «Гриша!.. Гриша, ну, вы наймите ещё десять человек — тогда быстро закончим! Что же такое: и палубу успевай, и пруд заканчивай, и хвосты по бордюрам да по забору подбирай — всё в одиночку! Гриша: с одной овцы двух шкур не стригут!» На повышенных, в общем, разговор получился — «тревожный».
И сейчас тревога, усиленная вчерашними трехстами граммами «антидепрессанта» в угловой забегаловке, мерзким пауком поползла внутрь.
Не зная уж, что и думать, (хоть один вариант, по полуночной пятнице — на субботу, логично напрашивался сам собой: не у тебя одного стрессы!), но прекрасно памятуя друга Томека, не стал я даже в подвале переодеваться — лишь переложил из лёгкой летней куртки в карманы джинсов мобильный телефон и ключи от дома. Выйдя во двор, смерил расстояние до каждого забора (слева, у водоёма, конечно было ближе, но справа было больше приступков) и спустился в пруд. Была там относительно чистая работа — камешками дно укладывать. До объяснений…
Те не замедлили появиться.
Дверь дома открылась, и на крыльце возникла хозяйка.
— Здравствуйте, Алексей!
— Здрасьте, Наталь Алексевна!
— Вот, видите! — громко вздохнув, кивнула она на вероломный джип.
Кивнул и я.
— Ну вот, — вздохнув опять, склонила хозяйка голову набок, — Владимир Андреевич!.. Начал уже со вчерашнего выходные отмечать!.. О-ой! Я и говорю: «Ну, Алексей тебе сегодня даст!»
И кулачком выразительно погрозила.
— Да, — облегчённо выдохнув, махнул рукой я, — ерунда: поправлю!
Если так (верно Гаврила с ходу подумал!), то и речи о какой-то обиде не могло идти — сам ведь такой!
Не на Гаврилу ведь — на камень шеф наехал!
«С устатку» — этого тебе ли не понять?
Поправим вмиг — с энтузиазмом, и с успехом!
Если такое дело —
Можно смело
Наезжать!
Нет, ну а что — лучше бы было, если бы он за воротами оставил, а джип бы и угнали? В жизни б тогда моей проклятой не расплатиться!
Через некоторое время сошёл по мраморным ступеням и лирический герой. Глянул сверху на согбенного на самом дне пруда Гаврилу. Помялся слегка — сам помятый чуть. Вздохнул опять же.
— Да, ну — так вот получилось: пришлось заехать…
— Да ерунда, Владимир Андреевич, поправлю сейчас!
— Так вот — пришлось!.. Нельзя было оставлять.
Он помаялся ещё несколько мгновений, но не смог, через силу, сбросить ещё что-то с языка. Сел в джип и через открытые охранником ворота выехал прочь. Освободив мне поле деятельности: работай теперь — не хочу!
Люди его ранга не должны перед простыми смертными извиняться.
Камень я поставил на место быстренько — натерпелся, гранитный! — и пошёл мостить дальше. Всё потешаясь про себя: « …Ну, Алексей тебе даст!»
Конечно! Сейчас, только до конца определится, через какой всё-таки
