сможет...
- А для чего вы хотели опубликовать вашу, так называемую, поэму? Вы что, не понимаете, что очернили в своём пасквиле вождей нашей революции, наших красных командиров - этих великих людей?!
- Я не хотела никого очернить. Я же писала не о людях. Опубликовать хотела, чтобы читали... дети...
- Вот именно! Чтобы читали! Это называется - для распространения клеветы на вождей нашей социалистической революции и нашу советскую действительность! Значит, и это вы признаёте!
- Я ничего не признаю. Я ничего не совершала, - Маргарита Сергеевна из последних сил сдерживала слёзы.
- Кому из ваших знакомых известно о вашей "поэме"? Когда и кому вы её давали читать? С кем это обсуждали?
- Я никому не рассказывала о своём творчестве. Никто не читал. Ни с кем не обсуждала.
- Неужели? Неужели не читали даже ваши друзья? - и тут следователь перечислил фамилии самых близких ей людей.
Маргариту Сергеевну сразила его осведомлённость.
"Это же порядочные, приличные и уважаемые люди! Неужели из-за меня у них будут неприятности? Не хватало, чтобы их таскали по этим кабинетам из-за моей сказки!" - думала она с ужасом.
- Что? Не ожидали? А нам хорошо известен круг вашего общения. А, может быть, это ваши сообщники? Так сказать, соавторы вашей поэмы?
- Нет, эти люди никакого отношения к моей поэме не имеют. Я всё сочинила сама, одна.
- Ну да, "сочинила сама, ни в чём не виновата". Эту песню мы уже слышали! - язвительно произнёс следователь.
- Нет, если так получилось, что мою сказку можно трактовать как враждебную, то я виновата, но только как автор... Виновата, что не точно выразила свои мысли и могла ввести читателя в заблуждение... Я только в этом могу быть виновата, - Маргарита Сергеевна подумала, что если она возьмёт на себя самую малую долю вины, её участь может смягчиться. Она понимала, что следователь стремится хоть в чём-то добиться её признания.
Допрос с небольшими перерывами продолжался до десяти часов вечера. Маргарита Сергеевна постоянно говорила одно и то же, и следователь, видно, понял, что ничего другого от неё не услышит.
Она уже механически отвечала на повторяющиеся вопросы, а мысли были заняты другим: "Неужели он меня арестует?... Вот так запросто сейчас арестует? ... Это же самые страшные обвинения!... Шпионаж, измена Родине - это же расстрел!... Родители такого не переживут!... А я обещала маме приехать... Нет! Я же ни в чём не виновата... Я, в конце концов, известный человек... За меня вступятся!". Но тут же другой внутренний голос противоречил: "Да кто вступится, когда такие обвинения?... Что же теперь делать?... Что будет?".
Она вдруг почувствовала, что всё поблекло для неё в этом мире, всё ушло куда-то далеко на задний план: и любимая работа, и наука, и друзья, коллеги, сослуживцы... Всё, чем она жила, оказалось зыбким и призрачным. Ни на что нельзя опереться! А впереди - чёрная холодная пропасть...
"Долго ещё это будет продолжаться?" - Маргарита Сергеевна посмотрела на часы. Ей хотелось скорее остаться одной! Хоть в тюремной камере, хоть где, только одной!
Следователь заметил её взгляд:
- Да, уже поздно! Домой пора... Меня семья ждёт. А я тут с вами о муравьях разговариваю. Ладно... На сегодня хватит. Распишитесь в протоколе.
Он протянул ей несколько листов протокола и ручку.
Она расписалась, едва сдерживая дрожь в руке.
Затем, он подал ей повестку.
Она опешила:
- Я... что... могу... идти?
- Да, я отметил повестку. Предъявите на выходе.
Она встала и медленно пошла к двери. Всё её тело вдруг охватила дрожь. На глаза наворачивались слёзы. Она боялась, что разрыдается прямо здесь, в этом кабинете, но, сдержав себя, всё-таки спросила:
- А что будет дальше?
- А дальше - посмотрим, - ответил следователь. - На то и следствие. Будем проверять ваши показания. Понадобитесь - вызовем.
Она уже взялась за ручку двери, когда снова услышала его голос, звучащий как-то неожиданно, почти по-отечески:
- Маргарита Сергеевна! Вы же неглупая женщина! Зачем вы полезли не в своё дело? Вы - геолог? Вот и занимайтесь своей геологией! А поэмы пусть поэты пишут! Они знают, что писать, как писать, когда писать и о чём писать... И мой вам добрый совет: придёте домой - уничтожьте всё, что у вас осталось от вашей поэмы. От греха подальше...
Она кивнула головой и вышла.
Оказавшись на улице, она дала волю своим слезам. Хорошо, что поздно, хорошо, что темно, и никто не видит. Холодный осенний ветер бил в лицо. Она шла по тёмным городским улицам, не замечая ничего кругом. В голове звучала одна мысль: "Ни строчки больше! Никогда!"
Придя домой, Маргарита Сергеевна без сил упала на диван. Слёз больше не было, но била неприятная дрожь.
Вдруг, вспомнив слова следователя, сказанные ей перед самым уходом, она вскочила с дивана, достала из ящика письменного стола свой походный блокнот, побежала на кухню, схватила металлический поднос и, вырывая из блокнота листы с поэмой один за другим, стала сжигать их.
Широко раскрытыми глазами она смотрела, как пламя пожирает знакомые строчки. Вот уходит в черноту рифма, которую она так долго искала, ... а вот - строки, что пришли быстро и так радовали её, ... а этим четверостишьем она гордилась, как самой лучшей своей находкой... Теперь всё исчезало у неё на глазах!
Когда от поэмы остался лишь седой пепел, Маргарита Сергеевна открыла окно и стряхнула его на улицу. Пепел, подхваченный порывом осеннего ветра, мгновенно растворился в черноте ночи...
* * *
На этом печальная история "Поэмы о муравьях" заканчивается.
Маргариту Сергеевну по её "делу" больше никто и никогда не вызывал. Данное себе слово: "Ни строчки больше!" она сдержала.
Вспоминая эту историю, трудно избавится от мысли, что безобидная детская сказка о муравьях, написанная в середине прошлого века, до сих пор хранится где-то в глубоких архивах и, возможно, когда-нибудь всё-таки увидит свет...
