Полчаса до полудня

упаду в рыданиях, но я попросил еще раз включить видео, чтобы увидеть друзей живыми. Мозг интересная штука, особенно мой, хочется в это верить. Я больше не видел смерть друзей, они оставались живыми на видео, и Ольга, она тоже была жива. И почему я все время думаю о ней?
Я попросил следователя прислать мне подборку статей по этому делу, мать категорически запрещала мне пользоваться интернетом, так посоветовали психологи. Я с трудом уговорил ее дать мне доступ в мой профиль на facebook, листать мертвые страницы Славки, Тэма, Нади. После их смерти почти никто не писал им, я был первым, кто вспомнил о них, вложив в жалкие слова все то, что чувствовал, что не успел им сказать в той черноте. Я до сих пор не понимаю, в каком мире сейчас нахожусь, он похож на настоящий, но он не тот, что я знал раньше, что-то в нем не то, но я не знаю, что. Какая-то отрицательная реальность, точка перехода из нее в действительную, но перехода нет, бесконечно малая величина, отрицательная величина равна минус ноль.
Следователь принес все, что я просил. Он был неплохим человеком, профессия уродует любого, это не его вина. Из сотен статей, я узнал о семье Ольги, о ней. Она была студенткой, чуть старше меня, на два года. Отличница, гордость исторического факультета. Родители прекрасные, идеальная семья, гуманитарии в шестом поколении, ученые, деятели культуры. И как у таких родителей родилась такая дочь? Была еще сестра Полина, младшая, мы с ней с одного года, даже месяц один, я на десять дней старше. Полина была похожа на Ольгу, очень серьезная, с большими синими глазами, но пониже.
Я смотрю на их фото, двух сестер, Ольга улыбается, она смеется, подталкивая Полину, а она хмурится, не хочет фотографироваться. Как же ей, наверное, сейчас тяжело. За ней смотрят, как за заключенной. Уверен, что так и есть, она и есть заключенная. Никто ей не доверяет, а вдруг она заражена тем же ядом, что и ее старшая сестра. Я хорошо представляю, во что могут превратить ее жизнь, и теперь моя не кажется мне столь уж ужасной.
Я нашел ее профиль. Она продолжала учиться в ВУЗе, тоже на историка, может все дело в этом? Мы стали переписываться. Я не врал, и сразу же назвал себя, кто я и что. Сначала это ее напугало, она не отвечала, но через месяц сама написала.
Я сбросил ей часть своей писанины, я просто не знал, кому еще это показать, не родителям же, они не поймут, отправят в дурку. Брату? Не вариант, он сдаст родителям, он и так косо на меня смотрит.
Потом Полина приехала ко мне. Я предложил, что пусть она сначала просто посмотрит на меня вживую, меньше всего мне хотелось заставлять ее общаться со мной, но Полина сразу же подошла ко мне и взяла за руку. Так просто и сложно описать то, что я почувствовал, наверное, я был счастлив, ведь рядом был человек, который меня понимал.
Это очень напугало мою мать, но что она могла поделать, не устраивать же сцены на улице. Полина приходила раз в неделю, а потом стала чаще, после пар в ВУЗе. Ее бомбардировали звонками, я слышал эти гневные голоса в трубке, требовавшие, чтобы она немедленно вернулась домой. Я удивлялся ее выдержке, но по глазам видел, в каком она отчаянье, и что скоро сорвется.
Полина не рассказывает, как ее дрючат дома, но я итак это понимаю ¬ это ее клетка, и из нее нет выхода. Родительский контроль, соцслужбы, каждый месяц она должна, наверное, ходить к мозготрахам, втирающим ей про смысл жизни… Она сидит рядом и кивает, я все верно понимаю. Она у меня дома, помогает набивать последнюю главу этой книги или дневника, мы пока не определились.
А в чем смысл жизни? Кто может дать четкое понимание? Не надо расхожих фраз о том, что мы должны, мы родим, мы достигнем и прочей чуши. А для чего? Чтобы просто продолжился род, чтобы наша фамилия жила в веках?
Мне не дали ответа на эти вопросы, Полине тоже. Я хочу, чтобы она написала что-нибудь от себя, но она не хочет. Как легко мы друг друга поняли. Она говорит, что я не урод, но я так не думаю. Нельзя отрицать своего уродства физического, следует скрывать уродство внутреннее, а я все чаще думаю о том, что стал понимать слова Ольги. Полина говорит, что сестра никогда не скрывала своих взглядов, а все поражались ее критическому взгляду на жизнь, такая молодая, а столько всего поняла.
На этом все, больше нечего писать и не хочется. Мать отпустила меня с Полиной погулять, она отведет меня в свое любимое место в Нескучном саду, там, где мраморная беседка. Я тоже люблю это место, мы ходили туда с друзьями, я читал стихи, плохо, забывая строфы, сбивался, но они не смеялись, никогда.
Полина заставила меня сыграть ей на гитаре, трудно играть одной рукой, я думал, что не получится. Получилось, выкрутил ручки на максимум, перефузил и сыграл. Это она на меня так действует, мне хочется поразить ее, я опять начинаю неумелые ухаживания, как дурак. Она записала все на телефон, выложила на стену, чтобы потешить мое самолюбие.
Полина сказала, что я дурак, если так думаю. Она требует, чтобы я перестал себя унижать. Мне такого никто никогда не говорил. А может это выход из собственной клетки? А что снаружи? Вряд ли хуже, чем было внутри.

-0/0

В ординаторскую быстрым шагом вошел высокий мужчина. Он сбросил на стул белый халат и встал у кулера, жадно выпивая стакан за стаканом ледяной воды. Он был худ, темные волосы спадали на глаза, а длинный нос напоминал клюв. Смерив колким взглядом коллег, безмятежно смотревших телевизор, он допил третий стакан и сел за ближайший стол, подперев отяжелевшую голову кулаком. Взгляд его уперся в одну точку в окне.
– Отключили? – спросил его один из коллег, лениво потягиваясь.
– Отключили, – ответил мужчина, поворачиваясь от окна к нему –  Цирк какой-то! Сначала эта полоумная мать орала, что не даст убить ее Стасика. Черт с ним, показали ее согласие, подпись ее мужа, отца парня. Решили, а потом приволокли туда батюшку. Он там что-то ходил, кадилом махал, бесов изгонял, а потом крестить начал. Дурдом!
– Да уж, парнишка итак намучился, а его еще как куклу поделить не могут, – заметил другой коллега. – А зачем отключили? Я так припоминаю его графики, у него очень интересная мозговая активность была.
– Согласен, – мужчина устало посмотрел на коллег. – Но вот что с нее толку? В голову мы залезть не можем, а что там творится никогда не узнаем.
– Может оно и к лучшему, – заметил первый коллега. – Я так понял, что просто деньги кончились, а фонд больше не собрал. Он бы никогда не вышел из комы, сколько его уже раз пробовали разбудить?
Все замолчали, обратив внимание на телевизор. Начинались новости. Третий коллега, выйдя из анабиоза послеобеденного сна, прибавил громкость. На экране ведущая тревожным голосом читала последние новости: «Сегодня днем, в 11:30 студентка третьего курса исторического факультета совершила самоубийство, выбросившись из окна аудитории. Полина Черняховская сестра Ольги Черняховской, совершившей год назад теракт вместе с сообщниками на форуме молодежи «Вперед!». Напомним, что это было 28 октября, тогда погибло более 135 человек, было совершенно шесть взрывов. Сегодня скончался еще один человек, врачи боролись за его жизнь целый год, поэтому число жертв увеличилось до 136 человек. Полина наблюдалась у психолога, родители держали ее под контролем после теракта, совершенного старшей дочерью. Друзья и однокурсники рассказали нашим корреспондентам, что Полина тяжело переживала преступление старшей сестры, что она была «под колпаком» у надзорных органов, не имея возможности сделать и шага без ведома родителей или психолога. Сейчас рассматриваются две версии случившегося: самоубийство из-за угрызения совести и доведение до самоубийства. Следственный комитет уже возбудил уголовное дело о…»
Третий коллега выключил телевизор и казал:
– Довели, девочку. А красивая была, взгляд только слишком умный.
– И нашего уже посчитали, кто им сообщил? – удивился первый коллега.
Мужчина вскочил со стула и подошел к окну. Он достал из кармана электронную сигарету и стал жадно курить, разглядывая унылый осенний пейзаж за окном.
– Как странно, оба в один день и в один час, – сказал он, смахнув длинную челку со лба.
– О чем ты? – удивился первый коллега.
¬ – Да так, ни о чем. Просто вспомнил, что тот теракт был в 11:30, теперь вот она в этот же день и час, но через год. И парнишку тоже отключили в половине двенадцатого.
– Совпадение, не придумывай, – сказал первый коллега. – Ты стал больно суеверный, не заболел ли часом?
– Нет, не заболел, – мужчина заметил черную точку на окне и потер ее, желая стереть грязь, но точка лишь увеличилась, разрастаясь на глазах. Он взглянул на свой палец, это была не грязь. Черное пятно разрасталось, съедая реальность за окном. Он сильнее затянулся и отвернулся, и увидел перед собой безглазые лица коллег.