ЗИМА! ГДЕ ТЫ?

То, что приближающийся Новый Год будет совершенно не похож на все те, которые ей приходилось встречать раньше – Инна поняла сразу. Как только Костя  достал из внутреннего кармана своего велюрового пиджака две путёвки в Швейцарию – так сразу и поняла. И бросилась целовать Костю прямо у газетного киоска. Она так давно мечтала покататься с гор на лыжах, так давно хотела куда-нибудь съездить с Костей – хоть в ту же деревню. Или на дачу. А тут… Швейцария! Это – не какая-то там деревня!

Совсем недавно ей даже во сне такое не могло присниться. Да и никакого Кости в её жизни не было. Но получилось так, что попала она на день рождения к своему начальнику. Празднество оказалось долгим, нудным и до ужаса скучным. Публика собралась чисто в духе и возрасте шефа: шестидесятилетние или даже старше по возрасту мужчины, рассуждавшие довольно здраво на различные темы, касающиеся в основном политики и экономики, а так же о перспективах развития предприятия, на котором им всем довелось работать, очень быстро наскучили своими философскими разговорами всем тем, кто был помоложе. Вот тут-то среди седых и занудноватых  мужчин в строгих костюмах преимущественно тёмных цветов, Инна и Костя словно нашли друг друга. Под какими-то предлогами сначала один, потом другой сбежали с этого надоевшего «праздника стариковского возраста» и уже через десять минут подходили к станции метро, вовсю болтая о прошедшем лете, о погоде и о разной милой ерунде, на которую способны завести разговор  люди, которые совсем недавно перешагнули свой первый серьёзный жизненный рубеж – двадцатипятилетие.

А потом, как это бывает, случайное знакомство переродилась в более частые встречи, потом в роман, и теперь вот обеим улыбнулось счастье побывать в Швейцарии. Причём прямо под Новый год.
- Стой! –  Инна вдруг словно что-то вспомнила и пошла медленнее, отчего и Костя замедлил шаг.
- А Мишука мы куда денем? – спросила Инна, и тут же поправилась: «Вернее, куда я его дену, пока мы ездим?»
Мишук был сыном Инны от её неудавшегося первого брака. С мужем, который по её словам, испортил ей добрую половину жизни, Инна после развода ни разу не виделась. Но Мишука любила так, словно он был рождён от самого дорого ей на свете человека. Впрочем, если быть до конца честной, поначалу муж Инны  ей таким и казался. Самым лучшим. Самым любимым. Самым-самым…

Начали они, как любая семейная пара, с небольшого «богатства», купленного на деньги, подаренные на свадьбу. Однако что-то не заладилось  у них в жизни, хотя жить с самого начала они начали вместе, и никакие тёщи или свекрови в жизнь молодых не вмешивались. Мать у Инны вообще жила в далёкой сибирской деревне, а у Инниного мужа Сергея – уж так получилось - родители погибли на стройке, когда ему было двенадцать лет. Казалось бы – живи с молодой женой да радуйся! Они с Инной и жили. И радовались, пока Инна не объявила о своей беременности. Тут Сергей внезапно нахмурился и  и вместо нежной улыбки, которую так ожидала увидеть Инна на лице мужа, с раздражением заметил, что, во-первых, они ещё и сами не так уж и прочно стоят на ногах, а во-вторых, ему и вдвоём с Инной очень даже хорошо. И никакой третий лично ему, Сергею, совершенно не нужен.

Прерывать беременность, как на том долго и убедительно настаивал муж, Инна не стала, втайне понадеявшись на то, что огорошенный такой новостью Сергей, пересмотрит свои взгляды. И себя потихонечку ругала, что не сумела правильно начать такой важный для них обоих разговор.  Как теперь полагала Инна, мужа надо было основательно подготовить  к тому, что вскорости появится в их семье ещё третий. Поэтому где-то в глубине души она надеялась, что Сергей со дня на день пересмотрит своё отношение к известию Инны и, конечно же, передумает!
Но ни о каких пересмотрах, видимо, тот и не думал, то и дело намекая Инне, что её беременности он совершенно не ожидал и что рано им ещё наследниками обзаводиться. Сами, мол, ещё молодые, надо нагуляться, чтобы было потом, что в старости вспомнить. Не отставал он от Инны даже тогда, когда живот у неё сделался уже достаточно большим. С другой стороны, супружеский долг продолжал исполнять регулярно и настолько нежно, что иногда Инне казалось, что она живёт с двумя разными людьми: хмурым и нелюдимым – днём,  и ласковым и любящим – ночью. Поэтому она никогда не отказывала Сергею в его мужских потребностях, продолжая надеяться, что вот в одно прекрасное утро проснётся она – а рядом с ней добрый и заботливый муж.  

Однако расчёты, на которые так рассчитывала Инна, не оправдались. Сергей до последнего просил её прервать беременность, хотя о прерывании здесь уже даже речи быть ни могло. Ни с какой точки зрения: ни с физиологической, ни с моральной. И даже, когда Мишук родился, муж вместо себя прислал в роддом своего друга, сославшись на то, что якобы сильно простудился, температурит и боится передать инфекцию малышу.

Дома же и вообще начался какой-то кошмар. К сыну молодой отец не подходил, все бессонные ночи в качестве испытания на прочность  достались одной Инне. И дневные глажки-постирушки, и кормёжки тоже.  Даже коляску она вытаскивала на улицу одна. Одна же с Мишуком и гуляла, словно мать-одиночка.
Короче, потерпела-потерпела Инна такое житье-бытье – да и пригрозила Сергею, что если он и дальше будет проявлять к ним с сыном полнейшее равнодушие,  она его быстренько из квартиры выставит, благо квадратные метры, все до единого принадлежали ей. Думала, что муж испугается или хотя бы одумается. А он, как ни странно, обрадовался. Быстренько собрал вещи и ушёл. Да как быстро! Инна даже оглянуться не успела.
Виделись они после этого только один раз – в день развода в суде.
Сергей тогда к своей жене даже не подошёл, будто её и на свете никогда не было. Будто не знаком он с ней. То есть, захотела развода - вот тебе развод. И алименты, которые с меня причитаются – буду по закону платить. А я – ухожу! И ушел.
Ну, а Мишук… Мишук остался. И рос теперь только в компании Инны. Впрочем, им и вдвоём было хорошо. По крайней мере – пока.

- Ты говоришь – куда Мишука на время деть? – словно из глубины донёсся до Инны голос Кости, - а что, к твоей маме его никак нельзя отвезти?
-  Куда? – и в голосе Инны, которая медленно выбиралась из одолевших её раздумий, послышалось отчаяние, - в Сибирь, за три тысячи километров?
- Да… - почесал Костя лоб, - далековато будет. Об этом я не подумал, извини.  – Да и вернуться ты не успеешь, - продолжал он, - у нас на всё – про всё неполных пять дней осталось.
Инна меж тем лихорадочно прокручивала в голове варианты, с кем можно на время их поездки оставить Мишука.
- Наташка! – мелькнуло у неё в голове, потому что именно бывшая школьная подруга то и дело выручала Инну в разных житейских ситуациях.
- Н-н-н-ет, - протянула она, посмотрев на немного приунывшего Костю, - ни в какую Сибирь мы не поедем. – Да и не знает Мишук свою бабушку настолько хорошо, чтобы его можно было с ней оставить, - усмехнулась она невесело. И так же медленно закончила: - Мы Наташке его на десять дней подбросим. Она точно не откажет.

Наташа, которой Инна позвонила на следующий день, согласилась взять Мишука сразу.
- Ой, привози своего карапузика! – обрадованно закричала она в телефонную трубку, - глядишь – и мне повеселее будет. А то я который новый год уже только с одним папой встречаю!
- Давай-давай! – нетерпеливо продолжала она, словно боялась, что Инна может переменить свои планы, - а я тут его пирожками откормлю, да ходить гулять будем каждый день.

Несмотря на свой молодой возраст, Наташа успела побывать замужем уже целых два раза. В отличие от Сергея, первый Наташин муж сразу стал просить её родить ему ребёночка. Но так уж, видимо, устроена жизнь человека: кто-то не желает иметь детей, а ему даётся, а кому-то – наоборот – несмотря на все хотения и достаток – нет ничего.
Так они и прожили два года без детей, и на этом вся их семейная жизнь закончилась.
Второй муж с детьми повременить вроде был не против, но когда после нескольких лет совместного проживания и лечения в городских клиниках, Наташа так и продолжала ходить «пустой» - тоже ушёл, потому что в своей мужской силе был уверен не то, что на сто – на все двести процентов.

Наташа же, когда поняла, что родить малыша ей не суждено, переехала жить в деревню. 
Схоронив маму, которая так и не дождалась внуков, осталась Наташа с отцом, у которого теперь, кроме неё, никого и не было. Так и коротали они жизнь вдвоём: день, ночь – сутки прочь.
Но, несмотря на кучу жизненных неурядиц, осталась Наташа весёлой да смешливой. Казалось, ничего не могло «выбить её из седла», в котором она очень крепко сидела. Не получилось с семейной жизнью – уехала к родителям. Мамы не стало – она свою заботу папе дарить стала. Так и жила, постоянно на кого-то «переключаясь», будто не было в её жизни никаких трудностей. Поэтому, зная характер подруги, Инна не думая, попросила её помочь. Наверное, потому и попросила, что знала, что никакого отказа ей не будет.
- Ты только следи за ним, ладно? – говорила она уже на следующий день, отходя от калитки, - да построже будь, а то он ведь знаешь, какой юркий?
- Ладно, - смеялась располневшая на деревенском питании да на чистом воздухе Наталья, - езжай уже, пока Мишук на крыльцо не выскочил,  да канючить не начал. – Разберёмся мы тут без тебя, как жить и что делать.
- Ну – пока! – и она высоко подняла руку, махая отъезжающей машине, - берегите себя!
Костя посигналил ей несколько раз и поехал по просёлочной дороге по направлению к городу.



Приближался Новый год, вон уж и на календаре у тети Наташи число «30» с утра виднелось, а на улице… На улице грязь, дождик, лужи. Хоть не ходи.
- Степан Котофеич! – подошёл Мишук к тётинаташиному папе, - а снега, что, в этом году не будет?
Степан Тимофеевич, которого Мишук с первого дня знакомства стал звать на  одному только ему привычный лад, посадил мальчика на коленки и вздохнул.
- А кто его знает, - пожал он плечами, легонько поглаживая его по затылку, - где эта зимушка-зима ходит. Ни снега, ни мороза – ничего в этом году нет. Знаешь, такую пословицу?  «У жадного человека даже снега зимой не выпросишь!»
- Это значит, зима такая жадная? – удивился Мишук и даже бровки, как это делала мама, поднял.
- Почему же она жадная? – засмеялся Степан Тимофеевич.
- Так раз ей снега для нас жалко – значит, жадная! – пояснил свою мысль Мишук, - и снега, и мороза, и даже солнца.
Насчёт солнца Мишук тоже оказался прав. Дни стояли мрачные и неприветливые, как будто находились под тёмной вуалью. Просыпаешься с утра – а на улице темно, будто ночь ещё не закончилась. А пройдёт немного времени – и опять темно становится. Выходит, зиме не только снега – ей ещё и света для них, для людей, жалко.
- А где она живёт, эта зима? – спросил Мишук, поднимая на Степана Тимофеевича свои любопытные глаза.
- Да кто же, его знает, - опять пожал плечами тот, - может, в Сибири, может, в Канаде, а может – и тут он потрепал Мишука по плечу, даже на Северном Полюсе.
Мишук, которому из всех слов было известно, только одно -  «Сибирь», сполз с колен Степана Тимофеевича и разочарованно посмотрел в окно.
Там всё так же стояла неприятная мгла, словно скоро  должен был наступить