чтобы и эти меня развернули.
Марина открыла багажник, и я забрал свои сумки.
Настроение у меня, несмотря на этот спектакль, честно говоря, было неважное. Сильно болел глаз из-за ячменя и голова от выпитой на кануне водки. Но спустя полчаса я немного расходился и принялся раскручивать спидометр.
К моему удивлению, там всё оказалось очень просто: сняв стекло, я аккуратно подкрутил цифровую шкалу с 82 километров на 930 и подсоединил тросик. После этого я непроизвольно огляделся по сторонам, ощущая себя в этот момент полным придурком. Если бы сейчас передо мной поставили большое зеркало, то в нём, скорее всего, я увидел бы отражение глупого осла, весело помахивающего хвостом с кисточкой. Обложив себя мысленно в очередной раз матюгами, я убрал отвёртку.
«Ну всё, можно ехать». Я опять незаметно сунул пистолет за пояс и подошёл к машине. Толик по-прежнему, склонив голову, сидел на земле и тихонько посапывал.
- Ну что, я поехал. Спасибо вам, Марин, за всё. Толику, как проспится, передавай привет. Может, ещё и увидимся. И не лупась ты его так!- я улыбнулся. – А то отобьёшь мужику чего-нибудь нужное, потом сама же жалеть будешь.
- Да ни хрена ему не будет! Он и не вспомнит-то ничего. А я только так и могу душу отвести за все его выкрутасы.
- Понятно! Ну всё, счастливо.
- Давай, Коль, удачи тебе.
Я завёл мотоцикл и, не обращая внимания на очередь, подъехал к пограничному КПП.
Румынский пограничник, увидев в моём паспорте вчерашний штамп, хитро улыбнулся и открыл шлагбаум. Его улыбку можно было расценить как: «Давай, давай, мол, дружок, через полчасика увидимся».
Это моё предположение, как ни печально, подтвердилось даже чуть раньше.
Когда, миновав мост, я подъехал к югославскому терминалу, то сразу же увидел своего вчерашнего усатого «друга». Он, с суровым выражением на лице, неистово рылся в чужих сумках, осматривая одну из машин стоявших передо мной. Я заворожено смотрел на него как мышонок на удава и не верил своим глазам:
«Но как же он тут оказался?! Ведь он работал вчера! А ребята мне говорили, что в следующий раз эта смена заступает, чуть ли не через двое суток. Может, подменил кого?»
Пока я раздумывал, стоит ли мне лезть на рожон или нет, таможенник мельком взглянул в сторону очереди и, увидев меня, ехидно улыбнулся.
Конечно… перепутать меня с кем-нибудь было очень сложно!
«Ну вот,- обречённо подумал я,- похоже, сейчас у меня начнутся неприятности».
Конечно же, я ни на секунду не забывал о вещице, торчавшей у меня за поясом, но сейчас она вдруг стала в десятки раз тяжелее, и мне казалось, что вместо обычного пистолета там, как минимум, находится станковый пулемёт с полным боекомплектом. А я, как революционный матрос, крест на крест обвешан пулемётными лентами.
«Валить надо отсюда! А то этот гусь меня точно сейчас прихватит».
Как только я подумал об этом, таможенник закончил досмотр машины и прямиком направился в мою сторону. Мне ничего не оставалось делать, как сидеть и молча ждать, хлопая глазёнками.
Подойдя ко мне, он вежливо поздоровался и первым делом, как и в прошлый раз, посмотрел на приборы. После этого, он сделал утомлённый вид, и с трудом подбирая слова, закатил мне целую тираду на ломанном русском вперемешку с чистым сербским, при этом изредка постукивая себя пальцем по лбу.
Из всего вышесказанного, я понял, что он просит не считать его за идиота, и если он ещё раз меня здесь увидит, то в любом случае найдёт к чему прицепиться, и тогда уж мне точно не поздоровится. А прицепиться-то действительно было к чему. Помимо уже известных проблем с документами и пистолета за поясом, от меня изрядно попахивало перегаром после вчерашних посиделок.
Поэтому я не стал с ним спорить, как в прошлый раз. Скорчив угодливо-печальную рожу, я молча развернулся и медленно поехал обратно.
20.
Румыны встречали меня уже как родного. Ещё бы: за последние сутки я ехал по этому мосту уже в четвёртый раз. Пограничник, широко улыбаясь, что-то прокурлыкал в мой адрес, мельком, скорее для проформы, заглянул в паспорт и открыл шлагбаум.
Люди, стоявшие в очереди, смотрели на меня: кто с сожалением, кто с нескрываемым ехидством. Ну, а сам я чувствовал себя по меньшей мере шутом гороховым, катающимся в таком виде, как рейсовый трамвай, туда и обратно, на потеху публики.
В древнегреческой мифологии, был такой парнишка – Сизиф его звали. Так тот за свои злодеяния был обречён богами вечно таскать в гору тяжёлый камень, который, достигнув вершины, скатывался обратно. Ну, так там-то как раз всё понятно: нагадил – получи! А я кому чего сделал?! За что же мне-то столько «счастья»! Я что, так и буду здесь кататься, пока румыны вообще границу мне не закроют?! Смеются-то они до поры до времени. «Нет, ещё разок попробую, и надо будет другую таможню искать».
Маринка, увидев меня, вышла из машины.
- Чего случилось, Коль? Опять?
Я сделал кислую рожу и снял шлем.
- Да, Марин, опять! Вам тоже сегодня не стоило ехать. Тот крендель усатый, который вчера был - сегодня опять работает. Он меня сразу узнал, посмотрел на спидометр… и вот я здесь.
Марина непроизвольно засмеялась, видимо представив, как это всё происходило.
- А что, большая разница по сравнению со вчерашним?- она взглядом показала на мотоцикл.
- Да нет, ерунда! Было 80, стало 900.
Она опять прыснула в ладошку.
- И как они всё запоминают? За смену ведь столько народу через них проходит!
- Ну, меня-то грех не запомнить. Во-первых, вчера я назвал его педиком, когда он меня развернул. Во-вторых, такого мотоциклиста они, наверное, вообще ни разу не видели, да ещё этот глаз… Короче, после восьми ещё раз попробую, и если не получится, надо будет другую таможню искать.
- Ну вот, вместе и поедем. Мы тоже засветились тут уже по полной программе.
- Мужики-то твои как?
- Да спят, два охламона. Прочухаются как раз только к вечеру.
Целый день я болтался, как неприкаянный, не зная, куда себя деть от безделья. Сначала хотел было помыть в речке мотоцикл но, вспомнив тот анекдот про индейца, который несколько раз наступал на одни и те же грабли, решил, что делать этого не стоит. Весь мой внешний вид, включая мотоцикл, должен просто «кричать» о том, что я только что отмахал на нём восемьсот с лишним километров, и теперь весь грязный и уставший, я только и мечтаю добраться до ближайшей гостиницы и хорошенько отдохнуть.
Во второй половине дня проснулись Толик с Виктором и, выслушав от Марины всё, что она о них думает, нетвёрдой походкой побрели мыться к водопаду.
- Вот козлы!- беззлобно сказала Маринка, глядя им вслед. – Теперь два дня кряхтеть будут на пару, и жаловаться, мол, как им плохо. Хорошо, что водка почти закончилась.
Я мысленно представил себя на их месте, и мне искренне стало жаль мужиков.
У ребят всё было готово к отъезду, и после восьми, когда у румын закончилась пересменка, Толик сел за руль и выехал на дорогу. Как только новая смена стала запускать первую партию, Толика пропустили без очереди, и мы заехали в пограничную зону. Румыны мельком осмотрели их машину и пропустили нас дальше. На югославской стороне мы встали перед таможней, дожидаясь своей очереди. Примерно через полчаса мы подъехали к терминалу.
На этот раз всё складывалось вроде бы неплохо. Таможенники, свежие и ещё не обозлённые, основательно пока не включились в работу и осматривали машины без особого энтузиазма, можно сказать, поверхностно. Заглянув ребятам в прицеп, таможенник промычал что-то нечленораздельное, немного задумался, но потом дал понять, что у него к ним претензий нет, и можно проезжать. Толик отъехал немного в сторонку, и Марина, в сопровождении ещё одного таможенника, пошла к небольшому вагончику – менять доллары на динары. Затем служивый подошёл ко мне. Естественно, первым делом он посмотрел на спидометр, проверил паспорт и попросил показать валюту. Я достал песеты и развернул бумажки, чтобы ему было видно, что это за деньги. Он удивлённо посмотрел сначала на песеты, затем на меня и, скорчив кислую мину, отрицательно замотал головой.
- Это не хо-ро-шо,- по слогам выдавил он. – Надо доллар, или дойч-марка. Это вам не поменять,- он показал рукой на вагончик.
– Как это не поменять?- заискивающе улыбаясь, пискнул я. – Это же песеты! Испанские песеты!- в отчаянии я начал тереть банкноту пальцами, словно доказывая таможеннику, что это нормальные деньги. - Вон она, Испания-то,- я протянул руку в западном направлении. – Доплюнуть можно!
- Нет, это вам не поменять,- как попка-попугай, продолжал талдычить он, помахивая ладонью у меня перед носом. – Надо доллар, или марка.
В этот момент мне хотелось достать пистолет из-за пояса и просто-напросто застрелиться у всех на глазах. Я почувствовал, как внутри у меня поднимается лёгкая паника. «Что же делать? Где я сейчас возьму доллары?!»
- А может, всё-таки поменяют?- обречённо спросил я, прекрасно понимая, что с ними спорить бесполезно. Но таможенник был непреклонен:
- Нет, это не банк,- с трудом подбирая русские слова, продолжал упираться он,- это таможня. Надо доллар или марка. Прошу ехать обратно,- он аккуратно взял меня за локоть, а второй рукой показал в сторону моста.
- Да погоди ты!- буркнул я, и убрал руку. – Сейчас я у друзей спрошу.
В это время, Марина как раз возвращалась к своей машине.
Таможенник попытался было что-то возразить, но я, оставив мотоцикл, уже двинул ей навстречу.
- Марин, у вас нет случайно лишних двухсот долларов? А то эти говнюки меня не пускают с песетами,- я мельком взглянул на таможенника, опасаясь, что он услышал мою реплику. - В первом же городе я поменяю их обратно и верну вам.
В этот момент, глядя на Марину, можно было подумать, что у неё только что тиснули кошелёк на рынке с последними деньгами. Она сделала такое несчастное лицо, что мне даже стало её жалко.
- Нет, Колюня,- чуть не плача, сказала она. – У нас было ровно шестьсот. Ну, как же так! А может всё-таки попробовать их уговорить?
- Да нет, это бесполезно! Пробовал уже… На меня вдруг навалилась такая усталость, что мне стало всё совершенно безразлично.
- Ладно, Маринка, удачи вам! Я поехал обратно.
Таможенник, видя, что у меня ничего не получилось, опять подошёл ко мне и, показывая на мост, попросил очистить территорию.
21.
«Ну вот, пожалуй, и всё!» – в шестой раз я ехал по этому долбанному мосту, размышляя о том, когда мне лучше ехать домой. Сейчас, на ночь глядя, или с утра. Нет, наверное, лучше с утра. А пока, где-то нужно раздобыть бензина на обратную дорогу. Или же, искать в городе какой-нибудь банк, в котором можно обменять песеты на леи. В чём я, кстати, очень сильно сомневался, поскольку всего чуть больше года назад, в Румынии была ещё Советская власть... «А почему на леи, можно же и на доллары! И тогда можно опять пробовать». Я решил разузнать у людей в очереди, есть ли в этом городишке то, что мне нужно. «Чёрт его знает, может кто-нибудь и знает!»
Я въехал обратно на территорию Румынии и встал на дороге недалеко от пропускного пункта. На улице уже стемнело, и это было единственное освещённое место. Солдатик со скучающим видом прогуливался вдоль шлагбаума, ожидая указаний по рации.
«Ну, вот он-то наверняка знает, где можно обменять деньги. Но как спросить? Нужно искать переводчика». Я
