Маг тюльпанов

     В местечке все говорили о саде рядом со старым домом «чужака». Признаться, было невозможно игнорировать изумительное цветение тюльпанов, продолжающееся с февраля до конца июня. Творцом этого маленького произведения искусства был «чужак», высокий худой старик с почти прозрачной шевелюрой и веселой улыбкой. Его возраст мог быть между семьюдесятью и восьмьюдесятью, однако выглядел он моложе. Он говорил на итальянском, пронизанном страстным испанским акцентом и твердым звучанием, приписанным стране тюльпанов, обнаруживающей себя в его имени: Тео Ван Брулен.
     «Чужак» появился год назад, и его приезд в малочисленную деревушку, стоящую далеко от известных туристических маршрутов, даже если она и находилась на самом берегу моря, вызвал большое любопытство. Жителей общины интересовало кто этот старик, откуда приехал и почему он решил жить в их деревушке. Уже много лет никто чужой не появлялся здесь, чтобы восстановить постоянно сокращающееся население.
     Действительно, иностранцу, нет - «чужаку», как было принято говорить в этих местах, не стоило никаких трудностей найти и занять один из многих домов, оставленных пожилыми крестьянами молодым детям, стремящимся уехать жить в другое место. Слишком трудная и бедная жизнь у земледельца на этих обрывистых полосках земли, истощенных солью, принесенной сирокко.  
     За короткий срок старый дом был восстановлен окрестными мастерами без излишеств, но и не скупясь на необходимое, чтобы он был уютным и оборудован тем малым, что делало приятным пребывание в нем пожилому человеку с простыми привычками. Садом, заросшим сорняком и кустарником, старик занимался сам, с неожиданной для человека этого возраста энергией. До начала цветения в феврале никто не предполагал, во что превратится этот маленький клочок земли.
     Но «чужак» не все свое время посвящал работе в саду. Напротив, за несколько недель, благодаря своему простому радушию и щедрости, с которой предлагал выпить в баре на площади, он завел круг знакомых, посвятивших его в тайны научного скопоне*.
     С некоторыми завязалось нечто большее, постоянное посещение бара переросло в настоящую дружбу. Среди них был Риккардо, симпатичный полноватый мужчина пятидесяти лет, местный почтальон. Ходили слухи, что иногда, для удовлетворения своего большого любопытства, он открывал письма прежде, чем доставить их. На самом деле казалось, что он знает все обо всех, и его считали деревенским сплетником.
     Другого друга звали Джузеппе, для всех Беппе, он уже давно был пенсионером. Под каким-то нелепым, но абсолютно законным государственным предлогом, ему удалось выйти на пенсию в возрасте сорока лет и больше двадцати лет он весело жил, благодаря этому щедрому дару. Беппе никогда не был женат, но все знали, что означали его периодические визиты, которые он совершал в некий дом в соседнем городе, тем более, что он не делал из этого большой тайны.
    Особенно тесные отношения завязались с Фабрицио Модена, прозванным Аароном за свою аскетичную внешность, библейскую бороду - и не только. Это был сухопарый старичок с ввалившимися глазами, вернувшийся на родину после окончания войны с номером, вытатуированным на левой руке и со смертью внутри тайников своей памяти, откуда она время от времени всплывала вновь. Когда это случалось, он оставался отсутствующим долгие минуты, взгляд его был зафиксирован на картах, которые он не видел, память возвращалась в прошлое. Остальные научились терпеливо ждать, пока Аарон возвращался к ним, не подавая вида, что он заметил свое отсутствие. В таких случаях Тео проявлял большое внимание и уважение, хотя в его голубых глазах появлялся странный свет. Всем казалось, что это взгляд сочувствия и человеческого сострадания.
    Тео говорил мало, и еще меньше о себе, но играл хорошо и пил с наслаждением, никогда не набираясь. Потихоньку между стаканом местного белого вина и бокалом пива всплыла история о побеге в Южную Америку во время войны, о работе мелкого предпринимателя и решении закончить свои дни в Италии, чтобы удовлетворить давнюю страсть к искусству.
    - Вы не осознаете, как вам повезло жить в стране, которая дала миру не сравнимое ни с чем наследие – повторял он иногда во время вечерних бесед. Эта его страсть приводила к тому, что в выходные дни он садился в свою малолитражку и ехал посещать города искусства и музеи, и когда возвращался, рассказывал друзьям простым языком об увиденном, потому что единственным настоящим знатоком искусства был он. Однако, «чужак» обладал даром не быть надоедливым.
    - Вчера я был в Галерее Уффици – говорил он лаконично, взяв непарную семерку.
    - Но ты уже был там в прошлом месяце – возражал Риккардо.
    - В прошлый раз я посещал зал Боттичелли, вчера я провел весь день в зале фламандцев – отвечал Тео, взяв шесть карт «денаро».
    - Знаете, Рубенс, Ван Дейк и многие другие, они в том или ином роде должники вашего искусства, в частности венецианского – и триумфально сбрасывал семерку «денаро», чтобы удостовериться в своей победе с последней картой сдающего.
     Через несколько месяцев и после многочисленных партий в скопоне началось цветение. Тюльпаны и только тюльпаны.
Рисунки были набросаны тональностями окраски цветов, оттенками приглушенными или яркими, сплошными или пестрыми, но расположенными рядом со знанием дела и необыкновенной точностью. Они сливались с естественным светом и тенью сада и прекрасно сочетались с окружающим пейзажем. Но больше всего поразило местных жителей то, что по прошествии недель менялись также и цвета, становясь более яркими с продвижением сезона к весне и лету. Эффект был признан великолепным и вскоре все в деревушке забыли старое прозвище «чужак», не особенно любезное, и обращались к Тео, называя его с восхищением «маг тюльпанов».
     Пришла осень, и тюльпаны готовились к своему второму цветению, извещая об этом крупными бутонами, жаждущими выставить напоказ свои цвета.
Однажды вечером друзья ждали Тео для привычной партии, но прошло полчаса, а он не объявился. Они начали беспокоиться. Его пунктуальность была предметом поговорок, поэтому Риккардо и Беппе решили пойти посмотреть, что случилось. Аарон остался в баре, сидя за столиком, во власти своего очередного отсутствия, которые по загадочным причинам участились в последние недели.
Обойдя вокруг дома – Тео был очень замкнут, и никто никогда не был приглашен войти в деревянную калитку, покрашенную по голландскому обычаю в зеленый цвет – друзья убедились, что свет в доме погашен, и единственным движением было волнение тюльпанов под вечерним легким ветерком. Они позвонили, потом громко позвали, но все безрезультатно. Решив, что с хозяином дома случилось несчастье, они вызвали по телефону карабинеров, чья казарма находилась в соседнем населенном пункте.
     Военные приехали на своем джипе через полчаса. Припарковав автомобиль рядом с калиткой, они не потратили много времени, чтобы обнаружить признаки взлома двери, она была прикрыта, а не закрыта на ключ. В доме было пусто, но скоро военные обнаружили в углу сада маленькую хижину для садового инвентаря. Внутри лежало тело Тео Ван Брулена со связанными за спиной руками, волосы были запачканы кровью, голова обезображена выстрелом в затылок. Выражение широко раскрытых глаз было похоже больше на ненависть, чем на страх.
     Ничего подобного никогда не случалось в деревушке, и много недель эта новость не сходила с уст, давая выход самым странным домыслам и сплетням. Тайна этого жестокого преступления без какого-либо мотива – ничто не было украдено, никто в местечке никогда не имел намека на разногласие с тем любезным и замкнутым человеком – вызвала интерес национальных средств массовой информации, которые много дней наводняли деревню своими корреспондентами. Они задавали вопросы и обеспечивали мимолетную славу многим местным жителям, которые с удовольствием давали интервью, выдавая за важную новость даже необоснованные предположения.
     Например, почтальон Риккардо распускал сплетни, что на месте преступления не было найдено ни одной полезной улики, ни гильзы от единственной пули, ни отпечатков рук или ног, кажется, что что-то было оставлено убийцей нарочно, но даже самый информированный Риккардо был не в состоянии сказать, о чем шла речь.
     Говорили также, что в местечке были замечены некоторые подозрительные иностранцы. Они были похожи на проезжающих туристов и вели себя похоже, но никто их больше не видел со дня казни – как это показалось всем – мага тюльпанов.
Кое-кто вспомнил других иностранцев с таким же неопределенным акцентом, которые много месяцев назад появлялись в деревушке, задавая разные вопросы, некоторые обычные, а другие касались владельца того красивого цветущего сада в глубине деревушки. Наконец, одна синьора заявила, что ей показалось, что она видела в машине тех самых иностранцев одного из жителей деревни, а точнее Фабрицио Модена, но не совсем уверена в этом, так как был уже вечер.
Никто, однако, не смог взять интервью или спросить об этом у старого Аарона. Он был помещен в местную больницу после того, как он больше не вернулся из последнего путешествия в свое прошлое. Риккардо и Беппе нашли его сидящим за столиком в баре, когда они вернулись, чтобы сообщить новость о преступлении. Аарон был будто бы окаменевшим, пустой взгляд, странная грустная улыбка на изнуренном лице. Кто-то заметил, что его правая ладонь была сжата высоко на левой руке, и только с вежливой твердостью удалось ее расцепить. Но никто не смог вернуть Аарона из прошлого, как никто и никогда не нашел след призрачных иностранцев, с которыми его, кажется, видели.
      Все ожидали, что преступление продолжит список сотен нераскрытых дел и смертей без причины, поскольку от карабинеров и из судебного ведомства не поступало никаких известий. Напротив, было какое-то странное, почти растерянное молчание. Наконец, после многих дней одна национальная газета поместила интересную новость, кто знает как просочившуюся сквозь сети следственной тайны. Настоящая журналистская удача, неожиданным и удивительным образом нашедшая свое место на первой странице. Это было подтверждение, что рядом с трупом мага тюльпанов обнаружена интересная находка.
     Речь шла о досье, содержавшем старые документы, касающиеся одного немецкого офицера по имени Карл Хаусманн. В досье среди других документов была также старая фотография, та самая, что располагалась на первой странице газеты вверху справа, сразу под главной политической новостью.
На потускневшем изображении лейтенант СС приставил парабеллум к затылку мужчины с номером и звездой Давида, вытатуированными на левой руке. Рядом с ним были выстроены неподвижно другие заключенные в своих полосатых формах. Лицо офицера казалось похожим на лицо молодого Тео Ван Брулена, в то же самое время среди заключенных на втором плане кое-кто полагал, что узнал исхудалый профиль Аарона.
Но левее выступала еще одна деталь: на фоне проволочных заграждений, вблизи вышки, на которой находился часовой с пулеметом, можно было различить маленький, очень аккуратный сад