"НА КРАЮ ВСЕЛЕННОЙ".(Мистико-Фантастическая повесть).

Вик  вошел  в  кубрик. Быстро, и  оглядываясь  ошарашено  по  сторонам. И  назад на  дверь, и  порог.  За  которым, теперь  лежал  его убитый  любовницей  Кармелой, друг  Лаки.
  Вик  разжал  пальцы  у  Кармелы  на  правой  в  сторону  отброшенной  руке. И взял  ее  К-229 «WARBAТLER». Маленький  дамский  лазерный  пистолет, модификация  более  крупных, таких  же  пистолетов, военного  образца, К-217  и  К-219, не  продаваемые  на  рынке  свободно, впрочем  как  и  этот. Но, эта  модификация  была  в свободном  ходу, для  личного  пользования  в  пределах земли  и  ближнего  космоса  до  внешних  границ  солнечной  системы. И  вынос его  за  пределы  Плутона  гражданскими  лицами, считался  весьма  жестким правонарушением, и  контрабандой  оружия. И  Кармела  могла  за  это  получить срок  на  спутнике  Ганимеде  в  Юпитере, где  были  тюремные  колонии  для преступников.
Но, сейчас, это, уже  не  имело  никакого  значения. Кармела  была, тоже  мертва. Она  прострелила  себе  голову, и  у  нее  от  виска  до  виска, сквозь  ее  локоны русых  закрученных  в  дикой  прическе  волос, была  дырка  и  круговой  ожог вокруг  и  ни  пятнышка  крови. Кровь, просто, запеклась  от  высокой  температуры  лазерного  луча.
  Все  говорило, что  они  сошли  с  ума. И  Лаки  пытался  выскочить  в  коридор, чтобы  спастись  от  пистолета  Кармелы. Которая  захотела  покончить  с  собой. И она  не  могла, вот  так  просто  расстаться  со  своим  любовником  Лаки. И пристрелила  его  у  двери. И  застрелилась  сама  в  этой  постели, где  они  до этого  занимались  любовью. Потому, что  были  оба, совершенно, голые  и  постель  вся  была  измята  под  голым  телом  мертвой  Кармелы. И  их  обоих, обувь  и  одежда  валялась  по  всей  каюте  любовников.
  Вик  схватил  пистолет  и  выскочил  в  коридор  корабля. И  следом  услышал дикий  звериный  сумасшедший  смех, который  переливаясь, превращался  в  смех сумасшедшей  женщины.
  Вик  обернулся  и  выстрелил  на  этот  напугавший  его  снова  звук.
  Луч  вырвавшийся  из  К-229, ударился  о  дверь  открытой  каюты  Лаки  и Кармелы. И  сделав  рикошет, ударился  в  иллюминатор «Зенобии», проделав  там маленькую  не  сквозную  дырку  и  трещины. Стекло  было  толстым  и  из  кварца. И  выдержало  этот  прямой  удар  лазерного  тонкого, как  игла  луча.
  Вик  отскочил  спиной  к  бортовому коридорному  покрытому  трещинами, только  что  поврежденному  им  самим  иллюминатору, прижавшись  спиной  к борту  яхты.
Он  пошел  медленно  боком, прижимаясь, и  чувствуя  дрожащей  и  вспотевшей от  жуткого  страха  и  напряжения  потной  спиной  всю  конструкцию  внутренней обшивки  длинного  корабельного  коридора. Все  время, глядя  туда, откуда только, что  был  слышен  дикий, тот  женский  и  звериный  истеричный сумасшедший  смех.


                                                                                                               ***
  Перелет  в  Майами  из  Нью-Йорка  был  недолгим. И  сели  мягко. И  вот  теперь, Виктор  ехал  домой  к  своей  семье. Правда, придется  опять, объясняться, что  да как, своей  жене  Ирине. И дочку  успокаивать  Ленку. Особенно, после  этой  трагедии  с  семьей  Джексонов.
- «Там  дома, наверное, слезы  и  траур» - думал, ухмыляясь, он - «Все теперь, думают  о  похоронах  этой  гангстерской  криминальной  в  Майами  семьи.
Надо  было  теперь  думать  о  полиции  Майами  и  следствии, которое  может быть  после  смерти  Джексона. И  его будут, вероятно, таскать  по  этому  поводу.
  Но  он  открутиться, ведь  деньги  все  сделают. Надо  сначала  успокоить  свою семью, и  сделать  вид, как  ни  в чем, ни  бывало и  вид, ни  причастности  к  этому кровавому  делу. Точнее, переделу  сфер  влияния  путем  ликвидации  тех, кто предал  его, и  подставил. И  никакой  жалости  и, никакой  пощады, и  сочувствия.
  Главное  теперь  семья. И  надо  утрясти  эту  ревность  своей  супруги  Ирины. Надо  с  ней  поговорить, и  все  уладить. Теперь, это  главное. И  Ленка. Главное, моя, Ленка. Я  люблю  их  обоих. И  Лаура  теперь, далеко  и  уже, наверное, не встретиться  больше  на  его  пути. Она  уехала, навсегда  в  Сан-Франциско. И  хоть  он  ее  по-прежнему  безумно  любит, но, придется  забыть  о  ней».
  Машина, снова, куда-то, еще  раз  свернула. И  за  ней  пристроилась  еще  одна легковая, похожая  на  большой  джип. Но, Виктор  не  обратил  внимание. Он подумал, что  это  его  Николай  со  своими, точнее  его  наемными  охранниками молодчиками.
  А  на  повороте  одной  одного  из  четырех  перекрестков  стояла, сверкая  фарами  большая  фура. Груженая, видимо, еще  для  веса, чем-то  тяжелым. Она стояла  и  сверкала  яркими  фарами  на  повороте  дороги  за  железнодорожным переездом.
  Фура  ждала, когда  машина  Виктора  выскочит  на  тот  перекресток  дорог.
  За  рулем  человек  в  черных  очках  из  людей  самого  Николая  и  тех, кого Виктор  кинул, тогда  в  той  стране, которую, когда-то оставил. Там  в  том  мире, который  был  только  для  него, хоть  и  реалистичным, но  все  же  сном, сном, навязанным  ему  демоном  ночи. Демоном, того  перекрестка, у  которого  стояла та  груженная  тяжелая  с  зажженными  яркими  фарами  фура. Почему  с зажженными  фарами, потому, что  было  уже  поздно, и  была  полночь. И  Виктор спешил  домой. Да, и  время  подрастянулось  сейчас  с  этими  объездными дорогами. И  он  начал  уже  подгонять  Федора  водителя, чтобы  тот  выжимал больше  газа. И  посигналил  Николаю, едущему  на  мерседесе  впереди  с  охраной, чтобы  тот  прибавил  скорость, и  еще  позвонил  ему, что  надо  быстрее домой. И  хочет  уже  спать.
  Тот  сказал, ему, что  скоро  вывернет  на  центральную  дорогу. И  поедут  они, еще  быстрее.
- Ладно, идет, Коля - произнес  Николаю  в  телефон  Виктор - Давай, жми  и  ты поднажми  Федор.
  И  тот, качнул  головой  с  переднего  сиденья  водителя  дорогого  миллионного лимузина.


                                                                                                            ***               
- Они  покончили  с  собой! - произнес  в  ужасе  Герде, врываясь  в  их  совместный  на  двоих  любовный  кубрик  Вик – Я, прибежал  к ним  в  их  кубрик  и  открыл  их  запертую  дверь  и  там...!
  Вик  сполз  по  стене  каюты, глядя  в  перепуганное  и  осунувшееся  лицо  своей любимой  брюнетки  красавицы  Герды. Та, стояла  и  смотрела, на  тот  чертов черный  планетоид  под  их  туристической  звездной  яхтой.
  Ее  двадцатилетней  красавицы  чернобровое  смугленькое  личико, было  каким-то, не  таким, как  раньше. Да, и  не  могло  уже  быть  другим.
  Герда  изменилась  вся  от  ужаса  и  страха  после  того, как  черный  этот  живой  окутанный вращающейся  вокруг  него, той  черной  пылью  и  астероидами  планетоид. Догнал «Зенобию» у  самого  края  газопылевого  края  внутреннего  рукава галактики, перед  выходом  из  звездной  системы  желтого  солнца.
Захватил  ее  в  свой  цепкий  безнадежный  на  любое  спасение  плен. Она, Герда не  выходила  уже  совсем  из  своего  с  Виком  жилого  кубрика. Она  боялась всего. Любого  теперь,  шума  на  корабле, и  любого  шороха  по  его  обшивке. И сейчас  стояла  у  самого  угла  окна, она  буквально, как  напуганная  кошка. С взъерошенной  черной  растрепанной  вьющейся  волос шевелюрой. Герда смотрела  на  то, что  пугало  ее. А  то  смотрело  на  нее.
  Герда  обрамленная  растрепанной  копной  своих  девичьих  черных, как  смоль волос  по  спине  плечам  и  трепещущей  от  ужаса  и  страха  торчащей возбужденной  от  растущих  диких  любовных  страстей. С  торчащими  черными сосками, полной  красивой  девичьей  груди. Она, неотрывно, смотрела, туда  в  ту бездну  под  собой  и  кораблем. Околдованная, тем, кто  захватил  ее  и  ее  разум. И  словно, кто-то  уже  был  в  ней.
- Ты, не  слышишь  меня, Герда! - прокричал, уже  громко  ей  Вик - Они  убили себя  там  в  своей  каюте. Они  мертвы, как  и  все  на  этом  гребанном  корабле кроме  двоих  нас. Этот  корабль  станет  и нам  могилой. Могилой  среди  этих  гребанных  горящих  смертью  звезд! И  я, не знаю, что теперь делать!
  Вик  посмотрел  на  валяющиеся, на  высоком  каблуке  туфли  Герды. И  ее черное  в  стороне, прямо  на  полу  платье. И, прочую  разбросанную  по  всей каюте  девичью  одежду.
- Как  и, я - вдруг, очень  ему  тихо, произнесла  любовница  Вика  двадцатилетняя Герда. Она  была  в  своем, том, черном  коротком, выше  колен  халатике. И  была озарена  через  оконный  корабельный  из  кварцевого  толстого  стекла иллюминатор  светом  яркого  желтого  солнца. Горящего, своим  ярким  жарким огнем, через  вращающуюся  в  облаке черную  густую  пыль. Пыль, поглотившую и  теперь  саму  круизную  звездную  туристическую  яхту «Зенобию».
- Все? - спросила  его  Герда.
- Все - произнес, оторопевая  от  ее  нелепого  вида, сам  до  жуткой  дрожжи, перепуганный. И  так  преследованием  по  всему  кораблю  неведомой  кошмарной  силой  Вик.
  Герда  засмеялась, как  сумасшедшая  на  всю  каюту. И  повернулась  к  Вику. Ее лицо  было  страстным  до  дикой  любви  и  безумным. С  красивыми вытаращенными  черными, как  ночь  космоса  глазами.
- Иди, ко  мне, мой, Вик - произнесла  она - Иди, ко мне. Мой  звездный  странник. Мой  вечный  ненасытный  любовник. Я хочу  насладиться  последний  с  тобой  раз  любовью, пред  тем, как  погибну  здесь  в  этом  космическом  аду. Вик, мой ненаглядный  и, всегда, любимый.
  И  Вик  подошел, закрыв  за  собой  дверь  жилого  своего  с  Гердой  отсека. Он, подошел  к  своей  любимой  и  обнял  ее. Он  был  полон  дикого  безумного теперь  отчаяния, и  одиночества. И  только  перепуганная  Герда, оставалась  и  была, теперь  с  ним  на  этом  брошенном  посреди  галактики  корабле. И  никто так  вероятно, и  не  узнает, где  они  теперь, и  никогда  уже  не  найдет  их. Может случайно, когда  сюда  прилетят, какие-нибудь  исследователи, но  их  уже  давно здесь  не  будет. Не будет  в  живых. Может  и «Зенобии» уже  не  будет. Так  куски обшивки. И  детали  среди  этой  чертовой  черной  подвижной, словно, живой пыли  и  астероидов. Может, ее  сотрет  саму  в  пыль  эта  черная  подвижная густая  и  жесткая, как  терка  масса. Может, разобьет, какой-нибудь  блуждающий астероид. Или  все-таки, проглотит  этот  черный  планетоид, и  только  желтое солнце  да  еле  различимые, из-за  черной  пыли  звезды, будут  свидетелями  этой  кошмарной  трагедии. И, по-прежнему,  будут  сверкать  в  черном  покрывале безграничного  ледяного  космоса.
  Вик  схватил  Герду  на  свои  руки  и, подняв, впереди  себя, бросил  на  постель.



                                                                                        На краю Вселенной

  Сброшенная  вся  одежда  двух  неистовых  в  любовных  страстях  любовников валялась  на  полу  жилого  в  полумраке  кубрика, разбросанная  по  всей  каюте.
  Вик  стонал, весь  мокрый  от  текущего  по  его  телу  скользкого  жаркого любовного  пота. Герда  скакала, как  сумасшедшая  на  его  торчащем