Приветствую твое существование...
(А. П. Чехов, Вишневый сад)
В шкафу — двустворчатом, как храм,
Гляди: все книги по местам.
(Марина Цветаева)
Тогда я еще не знала понятий "запад" и "восток", не видела восходов летними утрами, а вот пылающие закаты завораживали меня. Как очарованный странник, стремилась я на запад и то и дело уходила со двора, вместо того, чтобы оставаться во дворе и играть с соседскими детьми.
Наш двор был ограничен двумя длинными деревянными бараками и рядом деревянных сараев. Там, куда я уходила, стояли другие бараки, незнакомые и поэтому даже более интересные, чем знакомые сараи. К некоторым баракам примыкали огородики.
Обычно по возвращении меня встречала мама, и я брела домой, как погоняемая ей скотина, слушая сетования:
- Все дети как дети, одна ты...
О неминуемом наказании я вспоминала только по дороге обратно к дому. В чем состояли наказания, я начисто забыла. Зато хорошо помню тот раз, когда мой уход со двора остался незамеченным.
Я уже подходила к нашему бараку, стараясь придать себе выражение глубокого раскаяния, когда увидела маму с папой, несущих большой ящик. Это был только что купленный новый книжный шкаф.
Читать я умела с четырех лет. В те годы еще не было принято учить детей чтению до школы. Когда моя сестра, моложе меня на десять лет, пошла в первый класс, почти все дети в ее классе уже умели читать. В моем первом классе, в 1963 году, из сорока учеников читать умели только три девочки.
Но я забежала вперед. Книжный шкаф украсил своим существованием мою жизнь за год или два до того, как я пошла в школу.
Мне не разрешалось трогать книги из книжного шкафа, и они манили меня, как запретный плод.
Помню иллюстрации со скелетообразным Дон Кихотом.
Интриговала меня обложка "Тимура и его команды" с изображением больших мальчика и девочки на мотоцикле. Я думала, что в этой книге уж точно речь идет о запретных вещах, таких, как катание на мотоцикле с большими мальчиками.
Стояли в шкафу и книги с золотыми буквами на корешках - Лев Толстой. Я рассматривала иллюстрации к "Войне и миру" и верила, что Пьер Безухов и есть Лев Толстой. Лев потому, что у него длинные волосы, и Толстой потому, что толстый.
Когда я пошла в школу, мама строго-настрого запретила мне брать книги из библиотеки: во-первых, они грязные, и, во-вторых, у нас дома достаточно книг.
Но на время осенних каникул учительница первая моя дала мне почитать несколько книг. Помню, что одна из них была о жизни октябрятской звездочки - так назывались группы из пяти школьников. Эти книги я читала во дворе, чтобы не видела мама, вынося их из дому пряча под пальто.
После зимних каникул нас всем классом привели в школьную библиотеку, и я, прекрасно помня о запрете, все же взяла домой тонкую книжку с цветными картинками, о лапландском мальчике. Прятать ее дома от мамы было так утомительно и страшно - вдруг мама обнаружит ее! - что я однажды порвала книжку и закопала клочки в снегу под окном нашего барака.
Вскоре я стала получать напоминания из библиотеки, что пора вернуть книгу.
А после окончания первого класса меня наградили именно этой книжкой - о лапландском мальчике. Удивительное совпадение казалось мне чудом. Только сейчас догадываюсь я, что чуду помогла учительница. Я отдала книжку в библиотеку и больше никаких книг не брала.
Со временем в книжном шкафу стали появляться книги, предназначенные для меня, но это уже другая эпоха моей жизни.
Потом, позже, когда уже научилась читать, бабушка поставила мне во "взрослый" шкаф детские книжки. Но мне всё равно хотелось почитать именно "взрослые".