А зачем полезли?
- Ну... платок мне понадобился.
Внезапно она разозлилась.
- Что вы ко мне-то цепляетесь? Не сама же я у себя деньги украла?
- А кто тогда в зале был?
Зинаида пренебрежительно махнула рукой в сторону клиентов.
- Да эти же - алкаши проклятые! Куда только милиция смотрит - почему тунеядцев в тюрьму не сажаете?
"Алкаши" не обиделись, а лишь снисходительно рассмеялись.
- Чего же ты, Зинуля, сук-то рубишь, на котором сидишь? - пошутил старик Николай Зевельцев. - Посадят нас - без работы останешься.
- На мой век выпивох хватит, - огрызнулась буфетчица.
Зинаида быстро переоделась в белый халат и, приколов к волосам вырезанную из бумаги корону, громко позвала. - Подходите!
У прилавка собралась небольшая толпа. Участковый окинул цепким взглядом жаждущих пива мужиков, и заметил среди них пару человек, которые в прошлом не гнушались чужими кошельками.
Он подошёл к спокойно ждущему, когда рассосется очередь, Мишане Пустовалову.
Пожилой холостяк зарабатывал себе на пиво, играя в духовом оркестре на похоронах.
- Ты здесь с утра? - спросил Виктор Павлович.
Мишаня в далекой юности проучился год в культпросветучилище, поэтому считал себя интеллигентным человеком.
- Допустим, но это не значит, что я деньги украл. У меня презумпция невиновности.
- Да никто на неё и не покушается. Ничего подозрительного не заметил? Вижу здесь Бориса Угольникова. Он у прилавка не ошивался, когда буфетчица в подсобке была или пиво принимала?
- Не-а... Они со Славкой Шустовым в мини-шахматы играли.
- А Юрка Скобинцев? Неужели опять за старое принялся?
- Да он только что пришёл: ни ухом, ни рылом про кражу.
- Может...
- Ой, Палыч, кончай жилы тянуть. Делать мне больше нечего, как за Зинкиным кошельком следить.
Виктор Павлович тяжело вздохнул. Завсегдатаи "Зеленого приюта" использовали помещение пивной как своеобразный клуб: обсуждали газетные новости, играли в шахматы и шашки, коллекционеры менялись марками, а старый сапожник Зевельцев встречался с клиентами - собирал нуждавшуюся в ремонте обувь, и здесь же возвращал её заказчикам.
Некоторые любители пива часами азартно стучали по столикам рыбой, но бывали и такие, кто просто заскакивал "промочить горло", а потом убегал по своим делам. Зинаида тоже на месте не стояла: собирала грязные кружки, мыла их, получала товар.
И когда именно неизвестный вор совершил кражу, выяснить было трудно.
- Ты, Палыч, у Музи лучше спроси... он сегодня загадочный какой-то - глазами по сторонам водит. Может, чего-нибудь и увидел? - всё-таки сжалился над участковым Мишаня.
Мусин Геннадий был почитателем как пива, так и Эвтерпы. Смысл его мудреных виршей землякам был непонятен, но местное дарование уважали и любовно называли "Музей".
Участковый подошёл к Музе без особой надежды на успех - все знали, насколько рассеян поэт.
Вот и сейчас он что-то писал огрызком карандаша на клочке газеты, задумчиво косясь на пивную кружку.
- Музя... Геннадий, у буфетчицы деньги пропали. Не видел кого-нибудь подозрительного у прилавка?
- Я стихи сочинял, - рассеянно ответил Музя и, пошарив по карманам, вытащил комок исписанных бумажек.
Сосредоточено покопавшись в них, он разгладил старую квитанцию, на обороте которой были накарябаны строчки:
"Время мчится, как сумасшедший гонщик,
Его велосипед скрипит, как трамвайный вагончик..."
Виктор Павлович немного подумал, а потом недоверчиво спросил:
- Хочешь сказать, что здесь был Толик Галкин?
- Неужели? - удивился Музя, а потом ошалело закивал головой. - Точно! А я-то думаю, откуда у меня этот велосипедный скрип взялся? Всю строфу испортил...
До неудавшейся строфы участковому дела не было, и он вновь вернулся за столик Мишани.
Его удивление можно было понять. Толику Галкину нечего было делать в пивной. Мужик не только не пил и не курил, дай ему волю, он не ел бы, и не спал, потому что был доморощенным изобретателем.
Это стало настоящим несчастьем для его семьи: к Галкиным боялись заходить люди, потому что дом, как минами, был нашпигован хозяйскими "ноу-хау".
Пружины авторского изобретения с такой скоростью закрывали двери, что у всех домочадцев зады были в синяках. Из-за пламени его "суперзажигалок" несколько раз с великим трудом тушили пожар. Центрифуга стиральной машины вращалась с такой скоростью, что белье вместе с водой и крышкой летало по комнате, превращаясь в смертоносное оружие.
Свой велосипед Толик оснастил супернадежными тормозами, которые почему-то издавали такой мерзкий скрип, что о его передвижениях было осведомлено полгорода.
Софья Галкина работала медсестрой. Изумительное терпение женщины восхищало всех, кто знал эту пару. Её нередко видели с синяками от автоматической яйцерезки и от прочих чудо-изобретений блажного супруга, но она никогда не жаловалась. Была у Галкиных и дочка - десятилетняя Леночка.
Этим летом Толик увлекся изобретением махолета. Всю небольшую зарплату наладчика оборудования местного молочного завода он тратил на покупку запчастей для своих изобретений, но материал для птицекрылого летательного аппарата стоил очень дорого. И теперь мужик без устали мотался по городу в поисках денег, и нужно ему было как раз 60 рублей.
Обращался он за помощью и к Виктору Павловичу.
- Как сделаю, обязательно дам вам полетать! - с сумасшедшим блеском в глазах соблазнял он пожилого милиционера. - Займите 60 рублей, а то Сонька уперлась, как коза. Говорит, дочку надо на море отвезти - астму подозревают. А я ей говорю, что лучше всякого моря - кварцевая лампа моего изобретения.
Про чудо-лампу участковый слушать не захотел и, чтобы отделаться, сунул Толику трешку. Но зачем горе-изобретателя занесло в "Зеленый приют"?
- Мишань, что здесь Толик Галкин делал?
- А пёс его знает. Вроде к Зинке подошёл, а тут она как раз кричать о краже начала, он и смылся.
Виктор Павлович обомлел. На первый взгляд могло показаться, что 60 рублей Зинаида приготовила, чтобы одолжить Толику, но каким образом он смог бы её уговорить? Пообещал покатать на махолете?
Участковый представил сто с гаком килограммов Зинаиды парящими на крыльях над городом и поперхнулся. Привидится же такая жуть!
Откашлявшись, он вновь обратился к Мишане.
- А в руках у Толика ничего не было?
Тот пожал плечами, отхлебнув из кружки, подумал и пробормотал:
- Сверток какой-то... небольшой. У Толика окончательно крышу снесло из-за махолета. Старик Зевельцев рассказывал, что он даже у него пытался 60 рублей занять, соблазняя потом на махолете над городом прокатить. Зато Софья за ремонт башмаков третий месяц рассчитаться не может. Дочка в штопанных колготках в школу ходит, астмой болеет. Жалко бабу: бьется-бьется, а никак из нищеты не выберется из-за этого чокнутого придурка.
- А Галкин мне рассказывал, что Софья девочку на юг собралась везти.
Мишаня издевательски фыркнул:
- Думаете, это она украла у Зинаиды деньги для дочки? Да Софья вообще ни разу не бывала в "Зеленом приюте". Кстати, и Толик здесь впервые появился. Только у него кишка тонка хоть что-нибудь украсть, тем более у Зинаиды. Она сначала ему руку откусила бы, а потом и до головы добралась. Это же людоедка!
"Толик приносил для продажи, - сообразил Виктор Павлович, - что-то очень дорогое. Если Зинаида согласилась дать ему нужные 60 рублей, значит, вещь стоит не меньше трёх сотен. Но откуда она взялась у Толика?"
Что же, оставалось только навестить Галкиных.
Участковый уже подходил к их дому, когда мимо промчался Толик. К его ужасающе скрипучему велосипеду была каким-то образом прицеплена тачка, из которой торчали палки, прутья и прочий хлам.
Виктор Павлович его окликнул, но Толик не услышал. Да и немудрено в таком-то грохоте. Чертыхаясь, участковый всё-таки подошёл к дому Галкиных, решив подождать возвращения хозяина на лавочке у ворот.
Но вскоре выяснилось, что лавочка занята. Наслаждаясь вечерней прохладой на ней, как воробьи на проводе, сидели три уютно сплетничающие старушки - соседки Галкиных.
Судя по сияющим лицам и заинтересовано склоненным друг к другу головам в белых платочках, на душе у старушек царил праздник.
- Глянь-ка, Витька-участковый уже тут как тут, - заметила его баба Маня Половнева, - а говорят, милицию не дозовешься.
Старушки закивали головами.
- У них план, - высказалась баба Клава Сомова, - ему премию за каждый скандал дают.
- Глянь-ка, как зыркает, - подхватила ехидная тетка Дуня Корыстылева, - небось, арестовывать нас пришёл. В пивной-то у охламонки Зинки деньги украли - на нас теперь повесят, и будем, бабы, мы на Колыме вшей кормить.
Виктор Павлович тяжело вздохнул и как ни в чем ни бывало подошёл к старушкам. Вежливо поздоровался и безразличным голосом осведомился:
- Куда это Толик, на ночь глядя, мимо меня промчался, да ещё с каким-то хламом?
- На помойку части своего летучего драндулета повез. Жена ему сказала - либо она, либо эта дрянь. Ну, Толик и струхнул: понял, дурак, что без Соньки ему и дня не прожить - либо с голоду сдохнет, либо взорвется.
- Ругались час целый! Страсть...
- Сонька все его железки из дома выкинула. Сказала, всё - это была последняя капля.
- А чего это она так разошлась? - полюбопытствовал участковый.
- Так этот ирод ложки золотые из дома вытащил - хотел Зинке по дешевке продать. Ему, видите ли, какой-то дружок по блату запчасти достал - срочно деньги понадобились. А Сонька хотела ложки в областной центр отвезти - там ей настоящую цену дали бы. Леночку надо в Крым везти - знающие люди подсказали, что там сам воздух астму лечит, - охотно пояснила баба Маня.
"Золотые ложки? У Галкиных?"
- А откуда у Софьи золотые ложки?
- Так это... Катерина Зевельцева ей завещала. Она не из простых была: ложки с вензелями, красивые такие - вроде бы как в приданое ей достались. Катерина долго болела, а Сонька ей уколы делала, купала и вообще помогала Николаю - что ей тут добежать... живут по соседству.
Участковый кинул быстрый взгляд на темные окна дома Зевельцевых. Видимо, старик ещё торчал в пивной.
- Так Екатерина Петровна года три, как умерла. Когда же Софья ложки получила?
- Недавно. Старик Зевельцев вроде завещание покойной жены нашёл, а там было прописано, что ложки она завещает Соньке.
- Ясно.
Пожелав старушкам спокойной ночи, Виктор Павлович пошёл обратно в "Зеленый приют" - надобность в разговоре с Галкиными отпала сама собой.
Пивная ещё сияла огнями, но до закрытия оставалось минут десять, поэтому он не стал подниматься по лестнице, а просто присел на лавочку неподалеку и стал дожидаться, когда выйдет Зевельцев.
Устало шаркая ногами, с сеткой с дырявыми башмаками в руке, старик двинулся к дому, когда из темноты его окликнул участковый.
- А я вас жду, Николай Григорьевич. Ничего не хотите мне рассказать?
Зевельцев, тяжело вздохнув, присел рядом.
- Как догадался-то, Виктор Павлович?
- Как услышал про внезапно отыскавшееся завещание. Ты ведь его придумал?
Старик немного помолчал.
- Придумал, - признался он. - Соню пожалел: ласковая она, внимательная, а тут ещё дочка больная. Мне-то зачем золотые ложки? Это Катя тряслась над ними - мол, память родительская. Всё на черный
