И вдруг происходит нечто необыкновенное. Фонарь разлетается вдребезги, и улица погружается во мрак. Увидев это, я какое-то время не понимаю, в чем дело. Это никак не вписывается в знакомый сюжет ночи. Чтобы понять произошедшее, я волевым усилием вновь и вновь воспроизвожу случившееся в своем воображении, куда направляю все свое внимание (ну, да, интенцию). И вот тут моя змея приходит в движение и начинает развивать кольца своей спирали. Стрекоча языком, она начинает ползать во мне в поисках ответа на тревожный вопрос. Но вряд ли у нее имеется собственный багаж знаний и опыта. Он должен где-то храниться и как-то ей предоставляться для холодного анализа версий в стиле логики Аристотеля. Если верить Бергсону, то ответы на вопросы моей змеи должна предлагать интуиция. Но, а сама интуиция откуда извлекает нужные знания? Да и как себе представить эту интуицию? Быть может, в виде другой змеи, которая имеет доступ к кладовой моей памяти? В этом случае вторая, более осведомленная змея, начнет сообщать свои версии происшествия первой змее, а та будет их анализировать. Но тогда причем здесь я? Как я узнаю, к какому решению они пришли? Быть может, это будет мне дано в сознании? Но сознания, по уверениям Джеймса, не существует. Оно где-то на свалке истории. А может быть я и есть та вторая змея? Тогда зачем мне первая, которая - мышление, и ползает во мне в поисках истины?..
Да, кажется, профессор Дугин был прав. Мое мышление погружает меня в «легкий бред». Я даже подозреваю, что профессор готов меня спросить: «А не кажется ли вам, господин, (как вас там?), что у вас мышление живет отдельно от разума? По-вашему, получается, что вы, и впрямь, думаете какой-то задницей, в то время как ваш разум не спешит с вами соглашаться? Ну, скажите, не бред ли вы несете?»
На это я, пожалуй, усмехнусь и подмигну уважаемому мэтру, как бы говоря: «Не такой уж я и дурак, как вы себе возомнили». Мол, «постой же брат, мусью».
6.
Тем не менее, в свете учений Бергсона, Джеймса и Брентано мои представления о мышлении несостоятельны. Зато Гуссерлю идея о двуслойном мышлении, очевидно, показалось в виде дудочки заклинателя змей. Ведь, если существует второе мышление в обличье интуиции, то ясно, почему философам не удается приходить к единому мнению даже после открытия законов логики Аристотелем. Но почему бы не разобраться с этими мышлениями с помощью передовой науки?
Так Гуссерль решил создать науку о науке, поставив в центр проблемы вопрос об объективности знаний. Он объявил это высшей задачей философии, отправив за борт «философского корабля» вопросы о смысле жизни и другие мировоззренческие проблемы. Однако на пути его научного подвига, как в сказке про богатыря, оказался вышеупомянутый змей мышления. Просто целый дракон.
Дело в том, что мышление сильно связано с психологизмом человека. То есть, суждения индивида зависят от психических процессов, чувств, эмоций, жизненного опыта, предпочтений, ценностей и много чего прочего, что мышлению мешает и способно приводить к ошибочным выводам. Необходимо было избавиться от лишних голов агрессивного дракона. А для этого нужен был некий инструмент, который мыслился Гуссерлю в виде сияющего меча идеальной логики. Такая логика должна отсечь всякую зависимость умозаключений от реальности, быть универсальной и беспредпосылочной, то есть, она должна превосходить в строгости своих законов даже математику. Наука о такой логике грезилась Гуссерлю в виде окончательной точки в философии, которая сильно напоминала ту самую Архимедову точку опоры, благодаря которой можно было перевернуть мир вверх ногами так, чтобы учение Гуссерля возвысилось над всеми науками.
Столь ошеломительная заявка на победу не может не волновать. Так что, позвольте сделать небольшой перекур, во время которого я попытаюсь уточнить свои знания о логике. Все-таки речь идет о глобальном проекте.
В словаре Википедии я нахожу: «Ло́гика — нормативная наука о законах, формах и приемах интеллектуальной деятельности».
Пока все идет нормально. Значит, «наука».
Однако уже через минуту выяснилось, что, как и положено науке, логика быстро развивается, благодаря чему, я обнаружил целый список существующих логик. В их числе логика дедуктивная, логика дионетическая, логика вероятностная, логика индуктивная, логика интенциональная, логика интуиционная, логика комбинаторная, логика модальная, логика трансцендентальная, логика эпистемическая. И это далеко не весь список логик. Но уже понятно, что изучение этой науки в полном объеме выше человеческих сил. Между прочим, я в этом списке не упомянул «логику формальную» (Аристотелевскую), «логику математическую» и «диалектическую логику». А они-то, как следует из учебников, являются основными.
Думаю, русские люди меня поймут, когда я взял палку и попытался потыкать в змею своего мышления, чтобы выяснить на что она способна с помощью логики. Из всех логик я выбрал наиболее точную, на мой вкус, логику, математическую. Все-таки математика – точная наука. Тут без дураков.
Мои скудные познания в математике свелись к примитивной задаче: 2+Х=4. В результате вычислений я получил на удивление точный ответ: «2» Это обнадеживало. Однако, я тут же вспомнил, что бывают задачи с двумя неизвестными, например: Х+У=4. И вот, оказывается, в этом случае ответов может быть много. Просто бесчисленное количество. Тут как бы змей не крутился, подобно ужу на сковородке, получается, что достаточно нескольких неизвестных или хотя бы сомнительных величин, и единственно правильного решения не существует. А между тем, в философии сомнения сплошь и рядом. Взять хотя бы представление о разуме. Что это? Можно ли говорить, что лошадь разумна, если для нее «песок – плохая замена овсу»? И можно ли говорить, что разумен человек, убивающий себя и природу всеми средствами? Тождественен ли разум интуиции? Если тождественен, то одно из этих слов логично ликвидировать. А если не тождественен, то замещая одно слово другим, мы нарушаем первый закон формальной логики, что недопустимо. Но из подобных нарушений состоит вся философия.
В полном смятении я ухватился за диалектическую логику, посчитав ее наиболее правильной. Но и там меня ожидало фиаско, поскольку итогом ее применения является бесконечное «отрицание отрицаний», что теоретически позволяло моему змею свернуться в спираль, указывая путь в точку небытия.
В общем, как хотите, но мои эксперименты убедили меня в том, что логика – не та наука, которая способна отучить змея мышления от его вранья и искушений.
Зато вот, Гуссерль верил, что идеальной логике все по зубам. Поэтому он решил с ее помощью исследовать самые сокровенные тайны человеческого гения. В частности, он взялся за интуицию. Ту самую, о которой говорил Бергсон, называя «хорошим мальчиком», и без которой, по слухам, не обходится ни одно научное открытие. Изучая этот феномен, Гуссерль воспользовался наиболее точным, по его мнению, аппаратом - собственной рефлексией. Это примерно когда, мышлению предлагается заползать в самые укромные места организма субъекта с целью его исследования. Благодаря такому приему Гуссерль установил, что мы не можем воспринимать предметы и явления, такими, какими они являются на самом деле. Ведь мы не воспринимаем их с помощью логики, а до интуиции образ внешних объектов доходят через такой фильтр физиологизма и психологизма, что говорить об адекватности отображения реальности нет никакой возможности. Так Гуссерль выяснил, что самые простые вещи для субъекта трансцендентны, то есть, недоступны опытному познанию.
Открытие, конечно, важное. Жаль только, что с бородой. О том, что у нас нет гарантий того, будто мы воспринимаем вещи в их реальном исполнении, философы твердили с незапамятных времен. Вот и Кант толкует о том же, говоря о «вещи в себе».
Но вот, что интересно. Если внешние объекты объявляются трансцендентными, хотя их можно пощупать, измерить, взвесить и так далее, то насколько же недоступными опытному знанию их отображение в разуме. Ведь там они вообще существуют в виде каких-то электрических импульсов, да и это под большим вопросом. Как же в этом случае применять законы математической и прочих логик, когда исследователь оказывается в пространстве, исполненном сомнений и неизвестности? А это значит, что заветный меч логики, на который так надеялся Гуссерль, при соприкосновением с драконом мышления рассыпается в прах, а самому философу от всей его затеи остается лишь испепеляющее дыхание головастого пресмыкающегося.
Но не надо думать, что неудача с приручением Библейского змея остановила Гуссерля. Для настоящего мудреца проигрыш запросто может означать выигрыш. С тем, змей мышления Гуссерля, (а кто же еще?) наводит его на замечательный вопрос, мол, а собственно, кто сказал, что должно быть по-другому? Если вещи являются человеку в том облике, в котором он способен их видеть, опознавать и осознавать, то, возможно, в этом и состоит истина? Правда, для осознания истины требуется сознание, которое, как вы помните, умножил на ноль Джемс, заменив его опытом. Но совсем не обязательно представлять сознание в традиционном виде. Ведь на самом деле никто не знает, как оно выглядит. Пустяшный опыт рефлексии доказывает, что сознание - это поток переживаний. И если Декарт говорит: «Я мыслю, - значит, существую», то любая лошадь может ему возразить: «Я переживаю, - значит, я существую».
Но самое главное, поток переживаний личности позволяет проникать в самую сущность предмета, очищая его от шелухи ненужных знаний. К примеру, разве вас интересует минеральный состав камня, которым вас хватили по голове? Глядя на этот камень, вы испытываете к нему неприязнь, отвращение, быть может, даже пережитый страх. И в этом сущность данного камня.
Правда, когда указанный камень фигурирует на суде в качестве вещественного доказательства, ваше отношение к нему может измениться. Вы ему даже, как будто, благодарны за оказанную услугу. То сеть, отношение к вещам и явлениям может меняться множество раз, а с тем, надо полагать, меняется их сущность. Отсюда ясно, что истина не какая-то константа. Истину человек переживает.
После таких откровений вам, конечно, может показаться, что вас и впрямь ударили камнем по голове, что мир рушится, что у него уже нет никаких основ. Ведь вы, наверняка, привыкли к тому, что истина более объективна и определенна, по примеру «дважды два». Но откуда это известно, если вы даже не способны воспринимать реальность во всей ее полноте? Вот и получается, что по-настоящему истинны лишь наши переживания, и в этом истина.
«Но ведь, тогда получается, - воскликните вы. – Что всякая фантазия, всякий бред, даже черт с рогами и копытами – есть полноценная истина.
[justify] Да, получается. И то, что учение Гуссерля признано всеми
