Повесть написана по мотивам поэмы «Предание о серебряном кресте» автора Елены Гаврилястой, любезно предоставившей своё произведение автору. Ссылка на поэму в конце произведения.
Вместо пролога
Разного рода тайны и предания существуют во всяком роду. Любая семья сможет похвалится какими-либо семейными преданьями или секретами. Одни предания существуют на протяжении многих поколений, другие формируются, можно сказать по ходу существования героев, третьи являются строго хранимыми и в подтверждение их в самых укромных местах держатся в секрете предметы, которые являются культовыми и по прошествии времени только становятся более почитаемыми и в то же время, их не являют миру, даже не все в семье и роде, подозревают об их существовании. Все существующие предания считают обыкновенными сказками и предпочитают жить в том мире, где яблоко можно взять в руку и съесть его, а не поклоняться каким-либо мнимым символам и предметам, которые и существуют-то всего то в чьих-то живописующих россказнях.
Суть в том, что и в нашем роду хранится предание. Древнее и давнее. О нём всегда поведывают матери старшим дочерям. По мужской линии это предание не передаётся, потому что никто из мужчин не обладал никогда какими-то сверхъестественными способностями.
Ещё одна особенность о которой обязательно хочу упомянуть: фамильные тайны и семейные предания существуют, как и в королевско-царских семьях, так и среди обычных людей. Есть ли обычай записывать предания в среде высокопоставленных особ, не знаю, но в нашем роду предание передавалось исключительно из уст в уста. Может временами оно и приукрашалось или сглаживались острые моменты при доверительных беседах. Ответственность лежит на самих сказителях. Я же поведаю историю, которой более полутора веков. Однажды провела некоторые арифметические исследования, и оказалось, она могла случиться за год до коронации последнего русского царя Николая Второго.
Следовательно, я первая в нашем роду, рискнувшая изложить на бумаге наше семейное предание. Как у меня получится, судить читателю.
Глава первая
С вечера грохотало так, что в старой хате тряслись не одни стены, дребезжали стёкла, балки гудели и с беленого потолка мелкими чешуйками слетала на глиняный пол побелка. Секлетея Федоровна с надеждой смотрела то на иконы Божьей Матери и Николая Чудотворца, перед ними нервно трепетал огонёк лампадки, то переводила встревоженный взор на потемневшее окошко. На улице разворачивалось стихийное бедствие: близилась гроза; край неба затянул чёрно-мрачный полог туч и протяжное завывание ветра проникало в хату, вызывая в сердце жуткий страх. С середины мая стояла засушливая пора, редкий мелкий дождь только прибивал пыль, оставляя на земле мелкие круглые отметины. Воды не хватало для орошения огородов. Деревья в саду стояли с пожухлой скрученной в завитки листвой. Ближняя речка Безымянка, в прежние хорошие времена глубокая, сейчас обмелела настолько, что коровы переходили её, не замочив ног по средние суставы. Так, лишь вымя немного болталось в горячей воде.
Молнии блистали без перерыва. Длинные отрывистые тени скользили по стенам, разрывая яркими стрелами тёмную атмосферу в хате.
Секлетея Фёдоровна посмотрела на иконы суровым взором. Мати Божа скорбным ликом смотрела на Иисуса младенца. Николай Чудотворец, сведя к переносице брови, сурово поглядывал на происходящее. И было невдомёк, то ли он осуждает разыгравшуюся стихию, то ли одобряет, потому что она выявляет пороки и грехи людские.
Во время очередной вспышки, Секлетея Фёдоровна посмотрела в сторону печи, с которой на неё смотрело пять пар ребячьих глаз, пять внуков и внучек с опаской, смешанной с надеждой, смотрели на бабушку. Глазёнки блестели от ужаса. Головки каждый раз во время грохота грома или вспышки молнии втягивались в плечи и с печи слышался тихий детский вздох.
- Признавайтесь, кто из вас согрешил или думал, что плохое, - сурово произнесла
Секлетея Фёдоровна, как и Николай Чудотворец, на иконе, она свела к переносице брови и строго посмотрела на внуков. – Признавайтесь или Никола вас накажет.
- Прямо на само небо? – не успокаивалась Настасья.
- Прямо.
- А иначе никак? – подал голосок внук Толик.
- Это через огороды, что ли? – спросил внук Саша.
Молния блеснула очень страшно. Внутренность хаты будто полыхнула небесным огнём. Загорелись серебристые оклады на иконах, запели стёкла в окнах, мелкие огоньки небесного пламени побежали по редкой стеклянной посуде, стоящей на полке. Тени всколыхнулись на стенах, потолке и полу, бросились врассыпную. Испуганные ребятишки послышали их жалобные стоны и писк. Серая маленькая мышь побежала через хату, оставляя на полу мелкие горошины помёта. С печи полетел маленький чурбачок. Он не долетел до мышки. Добавил той ускорения. Яростно попискивая, мышь забежала под лавку у входа в хату.
- Не смей, Толька, - зашептала громко Таня, самая серьёзная из всех внуков.
- Это почему?
- Грех, - ответила Таня.
- Какой же это грех, она ведь наши запасы съедает и нас объедает, - возразил Санька.
- Тебя объешь, как же! – усмехнулась Настасья вместе с сестрой-близняшкой Надей. – Скорей мыши с голоду попухнут.
- Ну ка мне цыц немедленно! – грозно прикрикнула Секлетея Фёдоровна на внуков.
– Никола всё видит и знает, признавайтесь во грехе, не то он…
- А если он всё видит и знает, - начал Санька ехидно, - зачем тогда признаваться. Он и так накажет виноватого.
- Не умничай! – резко оборвала Секлетея Фёдоровна внука. – Ишь, грамотей нашёлся!
Во время очередного громового удара печка явственно шевельнулась и один кирпич выпал из кладки.
- Это всё Толька, - зачастила Надька, приподнявшись на коленках на печи и едва не доставая макушкой низкого потолка, - это всё он. Взял да общипал курице шею, потом привязал верёвку с палкой к ноге и отпустил. Потом пробрался к соседям в курятник и выпил все яйца.
- Сколь их было?
- Много, - отозвался Толик.
- Это грех? – с надеждой услышать правильный ответ спросила Надька.
- Грех, - будто отрезала Секлетея Фёдоровна. – Больший грех жаловаться на брата.
- Так он же…
- Замолчи, - пресекла нытьё Нади бабушка. – Никола покарает.
- Меня за что? – захныкала Надя, - я-то ничего не делала…
- Толик, зачем курице шею оголил?
- Интересно было, замёрзнет она или нет.
- Доволен?
- Что не замёрзла?
- Тем, что напакостил?
- Так я же не нарочно, - затянул Толик со следами слёз в голосе.
Внезапно по стёклам забарабанил дождь. Мощный. Крупные капли вгонялись в стекло и в стены хаты с такой силой, будто хотели разбить стёкла и сокрушить саманные стены. По печной трубе потекла серая полоска. В трещину в соломенной крыши возле трубы потекла вода. С каждой минутой она становилась сильнее и на полу, поблёскивая матово, начала скапливаться лужица, разрастаясь в размерах.
- Господи Иисусе, сыне Божий! – громко вскрикнула Секлетея Фёдоровна, - за караешь нас, детей твоих неразумных?
- За грехи Толькины! – громко крикнула Надька.
- Цыц мне! – ещё громче крикнула бабушка.
Чёрные квадраты окон плакали дождём. Вода начала понемногу сочиться через потолок. Свисающие капли увеличивались в размере и со звонким припечатыванием падали на глиняный пол, разлетаясь мелкими брызгами.
Росли во дворе лужи. Избыток воды вытекал за плетень, вода сливалась на улице в один поток, который нёс свои мутные грязные воды в реку. Он захватывал на своём пути всё, что осталось на улице, скопившийся мусор, ветви для латания плетней, маленькие тележки. Молния всё ещё блестела, разбрасывая яркие пятна света, но уходила на запад вместе с грозовыми тучами. Напоследок она ударила в купол сельской церкви. Мрачные тучи и позолоченный крест соединились ветвистой яркой веткой. Она искрила и играла, опутывала сетью купол и мелкие тонкие лучики, искрясь и мерцая, танцевали на металлических решётках арочных окон. Затем внутри церкви появилось яркое сияние и после этого она вся вспыхнула огнём. Он пожрал её изнутри полностью. Горела она до утра. Переборовшие страх перед непогодой жители села вышли на улицу, смотрели на пылающее здание и молча крестились.
Секлетея Фёдоровна тоже вышла на улицу и смотрела удивлённым взором на старую церковь, на глазах превратившуюся в одно мгновение в огромный костёр. Языки пламени вырывались через окна и через двери. Искры летели в небо. Таяли, достигнув определённой высоты. Даже дождь не мог погасить небесный огонь, пролившийся на старое строение.
Внуки выбежали вслед за бабушкой и, разинув рты, смотрели на пожар. Нельзя сказать определённо, оставило это происшествие какой-то определённый след в душах и сердцах селян, но на детей, вместе со взрослыми глазевших на горящую церковь, произвело неизгладимое впечатление. Долго ещё ходили разговоры, почему так случилось задавались селяне, потом на месте пожарища обнаружили сгоревшие останки попа.
Многие сочли это плохим знамением.
Разошлись селяне после того, как последние струи огня вскинулись в небо тугим огненным трезубцем. Его сопровождал тяжёлый угнетающий гул, перекрывший прочие звуки. Пламя исчезло или погасло внезапно. Обугленные стены и купол немного простояли в мрачной красоте, оставшейся после пожара и обрушились внутрь.
Вместе со всеми селянами Секлетея Фёдоровна присутствовала на пожаре церкви. Возвращаясь назад, издали она заметила на соломенной крыше отчётливо выделяющийся неровный крест, будто выжженный огнём. В груди у неё всё оборвалось, она вспомнила, как полыхали молнии, одна могла ударить в крышу, промокшая солома не воспламенилась сразу, молния выжгла такой затейливый узор из пересечённых линий. Пламя могло возникнуть на внутренней стороне с чердака и легко пройти через деревянное перекрытие занять огнём дом, а там внуки… С холодом в сердце, Секлетея Фёдоровна побежала назад, не сводя с крыши взгляда. Мысли крутились о детях, сердце стучало сильней и сильней, дыхания не хватало и казалось, грудь вот-вот разорвёт от напряжения. В суматохе добежав до хаты, она с удивлением остановилась как вкопанная – крест пропал! Не поверив глазам, Секлетея Фёдоровна, протёрла их, креста не было, солома цела. Успокоив дыхание, она приставила лестницу к крыше, взобралась наверх. Ничто не напоминало об увиденном издалека знаке и от соломы не пахло горелым. Радоваться или нет, Секлетея не знала. От грустных дум отвлёк знакомый звонкий голос.
- Секлетея, соседушка, что там потеряла? – обозвалась проходившая мимо соседка Ганна. – Случилось ли что?
- Проверяю, всё ли после грозы в порядке, - отозвалась Секлетея Фёдоровна. – Смотри-ка, вон как полыхнула церковь, свечкой и остался один прах.
- Ох, соседушка, не приведи господь, что в мире творится, - посетовала Ганна. – Ну, так я пошла. Храни тебя и деток Господь!
- Иди с богом, Ганна!
***
Историю с крестом на крыше Секлетея Фёдоровна вспомнила намного позднее.
Внуки спокойно спали на печи. Толик по привычке раскинул руки. Санька спал, скрутившись клубочком. Близняшки спали обнявшись. Танюшка единственная встретила
