садовые ножницы. – Иначе нам придется оставить тебя здесь, кто-то должен же старикам помогать.
- Но как я его найду…? – голос Максима прозвучал шелестом сухой травы в жаркий летний полдень.
- А ты смотри, вот он какой… - «старушка» вытащила из-за спины черный полиэтиленовый мешок, в котором вяло шевелилось…
Пробуждение наступило резко и болезненно, когда заиграла музыка в будильнике. Постель была смята, но чувства опустошенности, присущего пробуждению после кошмаров, Макс не испытывал. Вот и сейчас, заходя в столовую, он чувствовал только недовольство, что так и не узнал, как выглядит то существо из мешка. Будто не досмотрел интересный и необычный ужастик из-за внезапно отключенного электричества. Нелепый сон: слова какие-то неправильные, существа очень уж нелепые. Но последние секунды, этот мешок… Ведь наяву, в полуподвальном помещении он видел что-то очень похожее. Только вот не шевелился там никто.
- Переутомился я вчера просто, вот и чушь всякая сниться. Надо отдохнуть сегодня от всего, - пробормотал он себе под нос.
Хотя раньше считал, что продержится без мантры «надо отдохнуть» лет до сорока – пятидесяти. Но предыдущий день и вправду выбивался из обычного размеренного течения жизни. Макс был домашним ребенком, не любил большие компании, предпочитал вечером посидеть с хорошей книжкой, а не пить пиво в ближайшем лесу. С другой стороны, именно привитая родителями с детства жажда знаний, интерес к окружающему привели к развитию в Максиме наблюдательности и любопытства. И теперь он начинал за эти качества потихоньку расплачиваться.
Завтрак был в точности такой же как и десять завтраков в предыдущие дни, обещая не измениться и в последующие. Разнообразность приносили только немудреные новости, преподносимые дедушкой: кто сколько рыбы поймал, кто видел лису поздно вечером возле столовой, какие сегодня ему предстоят испытания воли в виде процедур. Суть не сильно менялась, только слова были разные. Да и сам дедушка не выделялся: невысокий, худощавый, с короткими седыми волосами, с потемневшей с возрастом сморщенной кожей лица, с натруженными руками. Обычный человек, всю жизнь зарабатывавший на это право – съездить раз в год с любимым внуком в санаторий. Внук его внешне тоже не выделялся. Среднего роста, русый, подтянутый. Спорт его не ужасал, но и фанатизма проявлено не было. Такие вот рядовые люди.
А ситуация начинала проявляться не очень рядовая, побуждая людей проявлять скрытые прежде качества, заставляя что-то делать. Макс был не из тех представителей рода человеческого, которые спокойно сидят с книжкой, когда рядом цветет манящая тайна. Такие тайны, правда, зачастую оказываются цветами на кактусах со здоровенными колючками. Но оставлять все под завесой тайны Максим не намеревался. И сразу после ужина продолжение отдыха было отвергнуто, фонарик и нож нашли свое место в карманах плотной куртки, на ноги были одеты тяжелые туристические ботинки. Впереди предполагалось приключение и, возможно, вовсе не тривиальное.
* * *
Внизу царила все такая же гнетущая тишина, заставляющая вспоминать рассказы и повести о Конане, могучем воине из мифической страны. Он постоянно сражался с древними монстрами и злыми магами, неизменно повергая их в прах. Только вот у Максима такой непоколебимой уверенности в себе не было, как и невероятной силы варвара. А развитое за годы чтения воображение услужливо, но так не вовремя подбрасывало в топку страха все новые и новые образы, заставляя все нервы трепетать. Не самое лучшее состояние для человека, решившего побродить по темному подвалу, заполненному разнообразными, но ненужными теперь изделиями рук человеческих. Шепот шарахающихся шуршащих шагов казался ураганной силы звуком, дыхание напоминало взрывы при извержении вулкана, тонкий луч небольшого фонарика лишь сгущал тьму вокруг. Иногда он выхватывал из нее потеки влаги на стенах, фрагменты загромождавших все вокруг предметов, куски труб под потолком. Периодически раздавался приближающийся глухой стук, при ближайшем рассмотрении оказывающийся звуком падающей из прохудившегося водопровода на полиэтиленовую пленку воды. Максим медленно шел по следам Лены и размышлял о том, кто же ее все-таки утащил. Или же то пятно было просто порождением его излишне бурной фантазии? Парню очень хотелось этого, он прямо таки жаждал поскорее осмотреть все помещение и уйти наверх, навстречу солнцу и живым людям, оставив всю эту пыльную темноту и жуткие фантазии. Ведь из-за каждого угла высовывалось жуткое рыло горгульи, тихо нашептывающей о весьма неприятном будущем. И каждый раз, моргнув, Максим убеждался в иллюзорности своих страхов и, встрепенувшись, собирался уже повернуть обратно. Но любопытство и страх потерять эту тайну гнали его вперед и он шел тщательно осматривая каждый угол. Горгульи отступали перед человеческой волей, возвращались в свои готические соборы. Темнота же не рассеивалась, продолжая сжимать свои незримые объятия.
Склад был разделен перегородками, чаще всего из тонких бетонных плит, выщербленных и грязно-серых от времени. Дверные проемы были широкие, рассчитанные на протаскивание через них крупногабаритных вещей. Следующее помещение на первый взгляд от предыдущих не отличалось: те же груды старых ящиков, прикрытых полиэтиленовой дырявой пленкой. Макс вспомнил, как его дед на даче такой же укутывал грядки с непонятными для внука целями. Сам он думал, что помидору или огурцу, наверно, не очень нравится, когда доступ к кислороду и свету ему перекрыт старой грязной пленкой. За воспоминаниями возникло тревожащее чувство неправильности окружающего, столь часто навещающее его в последнее время. Что же такое? Все предыдущие комнаты оставляли впечатление древних гробниц из-за обилия пыли, тут же ее не было и в помине. Зато были на стенах подозрительные бурые потеки. Декорации к фильму ужасов кажутся невинными и милыми, когда попадаешь в такое помещение. Разные стороны экрана… Потеки при ближайшем рассмотрении оказались не кровью, а чем-то непонятным, но не менее неприятным от этого. Крови и не должно быть на стенах подвала приличного санатория, причем подвала прорытого не так давно, вовсе не двести лет назад, когда строилась усадьба. Но и таких следов быть не должно, кто тут мог пачкать стены? Из дальнего угла донесся тихий шорох, а затем смех. Нет, смех вовсе не наводил на мысли о Мефистофеле, всего лишь тихий старческий смех. Даже не совсем старческий, но почему-то наводящий на мысли о чем-то древнем, как ювенальный океан. Максим медленно отступал от стены, продолжая светить на потеки. Издали они выглядели уже более осмысленно, постепенно складываясь в какое-то слово. Вздрогнув, он прочитал на стене: «Уходи…». За спиной что-то стремительно прошуршало из одного угла в другой. За небольшим пятном света темнота была только гуще и в этой темноте раздавались шорохи и тихое невнятное бормотание, складывающееся в не менее непонятные слова. Что-то проскользнуло по ногам, страх плотным кольцом обхватил горло, не давая закричать, не давая дышать свободно, выпуская только сдавленный хрип. Посветив под ноги, он увидел черный полиэтиленовый мешок, пустой, но, казалось, сохранивший очертания того, что в нем было так недавно. Шорох и бормотание теперь стихли, но источнику их деваться было некуда. Это была последняя комната в анфиладе подвальных помещений, а сквозь дверной проем никто не проходил, каким-то шестым чувством Макс это чувствовал.
Сейчас ярко вспомнился случай из раннего детства. На даче с мальчишками из соседних домов шестилетний Максимка уговорился пойти ночью на лесную поляну, лежащую в километре от их домов вглубь леса, начинавшегося сразу за оградой. Спустившись с маленьким фонариком, в половину того, что он сжимал в потной руке сейчас, на первый этаж по скрипучей лестнице, замирая при малейшем шорохе, мальчишка вышел на крыльцо. Ночь была пасмурная и потому особенно темная. Лучик слабого фонарика выхватывал только отдельные детали вроде куска жасминового куста или отдельный кабачок. Друзья его должны были ждать близ задней калитки, за небольшим шатким мостиком, перекинутым через канаву, в которую крайне нежелательно было сваливаться из-за свирепых и кровожадных пиявок. Но крошечный пятачок вытоптанной земли был пуст. И пока растерянный ребенок елозил лучиком фонаря по кустам, зловеще нависающим над ним, напоминая корявые лапы сказочных чудищ, один из его друзей подкрался и схватил его за ногу. От пронзительного вопля сразу в трех окрестных домах зажегся свет, а потом люди выбежали на улицу. Досталось тогда крупно всем, и несчастному перепуганному Максиму, и его непредусмотрительным друзьям. С тех пор остался дикий страх, что кто-то подкрадется из-за пределов освещенного узкого коридора и схватит за ногу.
Все еще с трудом преодолевая сопротивление легких, Максим освещал поочередно все углы, не сходя со своего места возле двери. Но все закоулки, которые видны были отсюда, оказались пусты. Нащупав в кармане нож, он отстегнул ремешок, удерживающий лезвие в ножнах, но пока решил не доставать его. Как это не удивительно, но его еще волновала мысль о том, как он будет выглядеть с фонарем в одной руке, охотничьим ножом в другой, идя крадучись по темному подвалу. За ящиками слева на полу лежал рулон пленки, неинтересно. Справа не было ничего, только голый бетонный пол. Еще метров шесть и ему предстояло упереться в дальнюю стену, а ничего необычного обнаружено пока не было. Страх неприятными мурашками, будто стайка тараканов, полз по позвоночнику. Кожа на затылке натянулась, будто стремясь открыть тот третий глаз, что сохранился на Земле лишь у пресмыкающегося гаттерии. В ушах медленно нарастал звон, будто нервы обрели свои голоса, тонкие и противно звенящие. За очередными штабелями чего-то укрытого пленкой не было обнаружено ничего. Оставались только самые дальние углы. Повернувшись сначала влево, Максим физически ощутил, что на него кто-то смотрит практически в упор, не мигая. Освещенный участок был пуст, осталось только обернуться. Медленно, будто увязая в бочке с чем-то липким и маслянистым, луч перемещался по стене. Было такое чувство, как будто спишь, уткнувшись носом в старую пыльную подушку, видишь кошмар, но нет сил проснуться. Постепенно пятно света выхватило из темноты искомое. Описания внешнего вида ни о чем не говорят. Что толку от знания количества лапок у тарантула или об отвратительном запахе раффлезии, если нет собственных впечатлений? Максим не составил себе картинки в целом, в памяти отложились лишь отдельные черты: буровато-серая покрытая струпьями и множество ранок, в которых что-то шевелилось, кожа; утопленные в неестественно глубоких, будто норы, глазницах болотно-зеленые глаза; плоский, вытянутый назад череп; овальное отверстие на месте носа и рта, лишенное губ, сочащееся гноем… Тело существа осталось в темноте.
Оно издало утробный звук, напомнивший тот, что издает болотная жижа, когда медленно проваливаешься туда. Максим зачарованно смотрел ему в глаза, медленно сходя с ума. Так в кошмарном сне ты осознаешь, что все происходящее нереально, но отчаянно
