всяческой самостоятельности. Воля их была подчинена кому-то извне, и этот кто-то вовсе не питал добрых намерений по отношению к ним. Их головы медленно повернулись и, тщетно пытаясь вернуть на место самопроизвольно лезущие на лоб глаза, они увидели существо из ночного кошмара. Непостижимым образом Максим понимал, что оно было Аркадием Петровичем, с которым он вполне мило общался, но сейчас это было нечто сочетающее в себе части рака, человека и полипа. Мерзкий розовый нарост на месте рта плотоядно вытягивался в их сторону, и чем ближе он был, тем четче было видно множество игл, выступавших из розовой плоти, благоухавшей тухлой рыбой. Друзья никак не могли овладеть своим телом и только ждали, что с ними сейчас будет. В мыслях они молили лишь об одном – умереть быстро, а не быть превращенными в некое извращенное подобие живых существ, подобно покинутому ребенку в восточном крыле жилого корпуса. Оно двигалось все ближе к ним, беспрестанно со скрежетом открывая и закрывая гигантские ржавые садовые ножницы, лезвия которых были окровавлены. С перекрестья свисало что-то, что навязчиво напоминало им про вскрытия человеческого тела. Безысходность можно было резать на порции и продавать оптом, столько ее было вокруг.
Конец был уже неизбежен, Максим начал осознавать тщетность всех планов на будущее. Так не хотелось умирать молодым! А судьба к тому же извратилась и придумала им крайне неприятную смерть, пришедшую из закоулков подсознания, рождающую полчища мурашек на коже при одной мысли о ней. Отвратительная участь, приговор того, кому неведома жалость, а именно – слепого случая. Можно верить в предопределенность всей человеческой жизни, протянутой во времени подобно струне, по которой мы идем как воздушные гимнасты в цирке, ежесекундно рискуя сорваться. А можно верить в могучий случай, когда самое незначительное решение меняет картину нашего будущего, а решений таких тьма. И будущее неопределенно, постоянно меняется и поддается предсказанию в ничтожном количестве случаев. Ведь человеческая история видела вовсе не так много Нострадамусов. Но в этот раз слепой случай проиграл и обиженно отвратил мерзкую морду свою, обратив свой взор на других несчастных. Максим же с Мариной удивленно обнаружили, внезапно очнувшись, что их смерть возвращается в свое логово на другом конце деревни. Это существо достигло некой границы, за которую не могло преступить. Или же оно по неведомым причинам переменило свои намерения. Так или иначе – влияние на разум и волю исчезло, оставив лишь вялость движений. Друзья медленно продолжили свой путь, взявшись за руки и пытаясь унять дрожь, сотрясающую все тело.
Путь до поселка более не был омрачен никакими мрачными и пугающими событиями. Фатум сжалился над измученными страхом сердцами и дал им немного покоя, дав надежду когда-нибудь убедить себя в том, что произошедшее было всего лишь сном.
* * *
- Ну, вот мы и почти на месте. Видишь, вдали люди ходят, машины ездят. Прямо-таки не вериться, что мы, наконец, сможем пообщаться с нормальными людьми, не думающими о чем-то непонятно-страшном, - от избытка чувств он привлек девушку к себе и крепко обнял. Та с радостью ответила на этот порыв.
- У меня прям даже силы откуда-то появились. Пойдем скорее, нужно сначала найти место для отдыха, а потом уже выясним, что все-таки происходило здесь, в поселке, - широкая улыбка не сходила с милого лица девушки. Перспектива отдыха раздула еле-еле тлевшую в ней искру жизнерадостности, и она прямо-таки засветилась от счастья.
- Пойдем. Думаю, что местные жители не откажут нам в крове. А если и откажут, сможем палатку где-нибудь на отшибе поставить – в кровати отоспимся, уже вернувшись в родной город. Не унывай, теперь мы уже не будем бродить по коридорам всяким, - Максим тоже улыбался, крепко сжимая ладонь девушки, ставшей ему родной. Он о многом подумал на пути в поселок, вырвавшись из клешней смерти. Теперь у него было отчетливое ощущение, что нужно начинать новую жизнь.
Они быстро шагали по направлению к продуктовому магазину – торгово-культурному центру поселка, как это часто бывает в небольших провинциальных поселениях. Пока что на их пути не попадались прохожие, только маячила впереди спина женщины средних лет, толкающей перед собой коляску с ребенком. Подойдя ближе, Макс с Мариной углядели в ее движениях некую неестественность, будто она двигается по заданной программе, механически. Она передвигалась плавно, но во всех действиях была какая-то закономерность, бесконечно повторяемая из раза в раз. На обогнавших ее молодых людей она не обратила ровно никакого внимания, а те решили, что это только свидетельство некой внутренней борьбы, горя, случившегося с матерью. Не желая ее тревожить, они только еще ускорили шаг и направились к группе своих ровесников, кучкой сгрудившихся возле крыльца магазина, обступая сидящих на лавочке товарищей.
- Привет! Ребята, вы не могли бы нам помочь? Мы приехали сюда на отдых, а путевка действительна только с завтрашнего утра. Вы не знаете, кто-нибудь может пустить нас переночевать? – говоря, Максим сделал беспомощный жест руками, свидетельствующий о его смущении и нежелании причинять неудобства.
Но ответом была тишина. Только один паренек из компании, выглядевший значительно младше остальных (на вид ему было лет 13-14), посмотрел на Макса стеклянными глазами. Когда их взгляды пересеклись, лицо пацана исказила гримаса, но она промелькнула, и сразу вернулось прежнее отсутствующее выражение. Все будто были зомбированы, настроены на некую последовательность действий, на однородную поведенческую модель, не допускающую реакции на среду. Максим повторил свой вопрос громче, попытался растормошить кого-то, но толку это не принесло. Марина испуганно сжалась в комочек за максовой спиной, а окружающие люди постепенно превращались в ее глазах в марионеток, безвольных кукол. Только тут кукловод отсутствовал, оставив кукол на попечение механизма вроде шарманки, бесконечно твердящего одно и то же. Теперь они заметили, что и машины ездят по кругу, повторяя свой маршрут, пока не закончится топливо. Это был городок в табакерке, и сложно было сказать, что будет, когда закончится завод. Быть может, все вокруг окончательно замрет и останется в таком виде, пока не истлеет. А может, придет кто-то и посеет семена жизни, но другой, пугающей своей новизной и причиняющей боль людям, неспособным понять и принять ее.
- Да что же это… Куда мы ни идем, везде неладно, везде творятся странные вещи, нигде нет покоя. Похоже, мы пробудили проклятие, довлеющее над всем этим местом – рекой, деревней, санаторием, поселком. Не знаю, что теперь делать, - парень выглядел действительно беспомощно-растерянным. – Подожди, у меня еще есть идея, - Максим сбросил с плеч сумку и рюкзак и подбежал к женщине с коляской, которая только подходила к магазину. Заглянув в коляску, он озадаченно вернулся назад. – Ребенка в коляске нет. Даже не знаю, радоваться ли этому. С одной стороны – маленький ребенок-зомби это ужасно. С другой стороны, куда он мог пропасть? Лучше, наверно, на эту тему не думать.
- И правда, давай лучше не думать, а уезжать отсюда. Мне очень хочется попасть в место, где не будет всяческих странностей. Мне последние дни, чувствую, привили любовь к банальному, приземленному, тривиальному. Называй как хочешь, а все что мне нужно – горячая ванна и большая кружка вкусного крепкого кофе с шоколадкой. Так что пойдем искать какой-нибудь транспорт – к вечеру как раз доберемся до вокзала и, может быть, даже сможем купить билеты и сесть на поезд.
Максим кивнул, и они даже уже собрались выдвигаться в сторону одной из машин на обочине, но их внимание привлек стук, доносящийся от одного из окон пятиэтажки, стоящей возле магазина. Раньше его слышно не было, а предположение, что кто-то из жителей запрограммирован на стук в окно, казалось слишком нелепым. Ведь все остальные вели себя сообразно ежедневным привычкам. Другое дело, что эти привычки теперь выглядели гротескно искаженными, как тля под микроскопом. Поэтому Максим подошел к дому, не обращая внимания на возмущенные оклики Марины, которая была возмущена тем, что ее желания были отодвинуты на второй план. В окне третьего этажа были видны детские лица, испуганные и обрадованные одновременно. Все они были осунувшимися, с кругами под глазами, будто они не спали несколько ночей и голодали. Прикинув, в какой квартире они могут быть, Максим зашел в подъезд и попытался проверить свои предположения. Он позвонил в две двери, не боясь побеспокоить жильцов, и за второй ему ответили.
- Кто вы? Вы можете открыть дверь? У нас есть ключи, но замок почему-то не открывается и окна тоже. Нас тут пятнадцать человек, - дети говорили вразнобой, перебивая друг друга. Но суть удалось уловить в этом гаме.
- Не уверен, что получиться, но я попробую выломать дверь, - с этими словами Макс резко ударил ногой правее замка. Но дверь была сработана из хорошего металла, грамотным мастером поставлена, и держалась она крепко. Навыков взломщика Максим не имел и другого способа открыть запертую дверь без ключа придумать не мог. – Не получается! А окно вы разбить не пробовали?
- Пробовали конечно, но стекла почему-то не бьются. Помогите нам, пожалуйста! Тут страшно и еда у нас заканчивается.
- Как же я вам помогу-то? Не знаю, ребят. Я сейчас схожу за чем-нибудь, что может помочь выломать дверь. Вы подождите, я вернусь, - с этими словами он повернулся и уже ступил на лестницу, когда из-за двери раздались истошные вопли. В детском визге сложно было разобрать отдельные слова, но было понятно, что кто-то зашел в квартиру и сильно их испугал, довел до истерики. Но крики ужаса сменились криками боли. Теперь уже никаких слов не было, только квинтэссенция детских мучений страшным ручейком текла из-под двери, из замочной скважины. И столь тяжко это было, что Максим ринулся вниз по лестнице, зажимая уши руками и стараясь выбросить из головы все мысли, будто укрываясь в коконе из пустоты от того, кто подверг таким мучениям детей. Но он не удержался и, спустившись во двор, посмотрел на то окно: шторы были задернуты, но сквозь щель пробивалось слабое сияние. И издали доносилось тихое пение, наводящее на мысли о духах, собравшихся в полнолуние над могилой. Сознание, вынесшее в последние дни слишком тяжкие испытания, стояло на грани. Действительно, нужно было срочно покидать это место.
Взглядом Максим дал Марине понять, что сейчас не до препирательств и надо срочно искать транспорт. В одной из машин, припаркованных на краю дороги, сидела молодая девушка, механически перелистывающая журнал. Стекла у передних сидений были опущены, ключи обнаружились в бардачке. Про дальнейший путь можно сказать кратко: девушку высаживать не стали, но за пределами поселка она медленно перестала листать журнал, а затем просто привалилась к дверце. Пульс не прощупывался, тело было ледяным и покрытым трупными пятнами, будто она умерла много часов назад. Нехватка бензина была устранена после обнаружения канистры с топливом в багажнике. Восемьдесят километров, отделявших санаторий от ближайшего железнодорожного вокзала, были преодолены за
