лыжах.
- О, уже сунется, - кивнул Жора.
Дверь отворилась, и на пороге предстал Олег Кузьменков, еще один Олег в их компании. Чуть выпуклые карие глаза, кудрявые темные волосы. Жора за гла¬за называл его «жидовской мордой».
Трудно сказать, был ли Кузя евреем. Этого никто у него не спрашивал, поскольку, по большому счёту, этот вопрос никого не интересовал. К тому же, резонно полагали, что если это действительно так, то правды он всё равно не скажет. Мацкевич же вовсе не был антисемитом. Как представителю ци-вилизованной молодёжи конца двадцатого столетия, ему были чужды раси-стские и националистические предрассудки. Поэтому данный эпитет можно отнести к разряду дружеских шаржей.
Кузьменков похлопал носком тапочка по полу, почесал волосатую грудь, повел носом и произнес:
- Мацик, чё у тебя похавать есть? Пухну уже с голоду.
Валентин и Жора покатились со смеха.
Кузьменков стоял и непонимающе моргал. Но его замешатель¬ство дли-лось недолго, лишь до того момента, пока он не заметил кастрюлю со стру-ившимся из неё аппетитным парком. Он махнул рукой на своих това¬рищей, уверенно открыл шкафчик и достал ложку. По всему видно: столо¬ваться здесь приходилось ему не раз.
Его энергичная работа челюстями заставила Валентина и Жору поспе-шить к столу без лишних проволочек.
Глава 4
Брестский политехнический институт строился в цветущие годы «за-стоя». Правда, первоначально он назывался «инженерно-строительным». Спустя годы после его основания были открыты новые факультеты, не со-всем соответствующие такому названию, что и привело к переименованию.
Следует отдать должное людям, от которых зависело строительство, пото¬му что всё было сделано с размахом, присущей тому времени.
Это был целый архитектурный ансамбль, включающий в себя два учебных корпуса, ряд общежитий, столовую, несколько многоквартирных домов, в ко¬торых проживали преподаватели. А также перед главным корпу-сом раскину¬лась обширная площадь, позади находилось футбольное поле со спортив¬ным городком. Рядом был разбит сквер в виде берёзовой рощи.
Всё это было сооружено в новом микрорайоне на окраине города. До-би¬раться сюда из центра приходилось по полчаса на общественном транс-порте. А в связи с нарастающим экономическим кризисом в стране появи-лись проблемы и с транс¬портом, что накладывало дополнительные неудобст-ва, выраженные в дли¬тельных ожиданиях на остановках и переполненных ав-тобусах и троллейбу¬сах.
Но, к счастью, человек имеет способность быстро приспосабливаться к изменениям в окружающей обстановке, что помогает ему не исчезнуть со света, как исчезли когда-то динозавры, так жестоко поплатившиеся за неже-лание изменять самим себе.
Когда автобус останавливался напротив института, из него выходило (хо¬тя трудно это назвать таким элегантным словом), скорее, выпадало столь-ко народу, что, когда людской поток уже достигал входных дверей главного корпуса, из дверей автобуса продолжали выходить пассажиры. Оставалось только удивляться способности человека в критические моменты жизни так уменьшаться в размерах только для того, чтобы втиснуться в далеко не без-размерную коробку автобусного салона.
Народ подъезжал и на личном транспорте. Автомобили облепили глав-ный корпус по всему его периметру, кое-где - в несколько рядов. Чего здесь только не было. От стареньких «запорожцев» и «москвичей» до последних моделей «мерседесов» и «фордов» вместе с их западными собратьями. Инте-ресно то, что на новеньких иномарках подъезжали в основном студенты. Для преподавательского состава потолком служила «шестёрка».
Из этой разноликой массы железных коней выделялся один самопаль-ный лимузин яркого «салатового» цвета. Его размеры внушали уважение, а формы кузова создавали впечатление несокрушимости. Этот автомобиль сконструировал и собрал один преподаватель с кафедры физики и назвал его «Клеопатрой», очевидно, вкладывая в название какой-то смысл. Испытывал он слабость к древнему античному миру. И эта слабость чуть не подвела его под монастырь…
Говорили, что он соорудил однажды подводную лодку и назвал ее «Атлантидой», но во время испытаний чуть не утонул вместе с ней в реке. Погрузиться под воду погрузился, а вот со всплытием получились проблемы. Пришлось эвакуироваться «вручную», самостоятельно. Как он сам впослед-ствии рассказывал, что вроде всё шло, как было задумано, и неисправностей никаких не было. Просто мистика какая-то. Вот и не верь после этого в рос-сказни шарлатанов-астрологов о том, что имя определяет судьбу. Кто знает, если бы для лодки было придумано другое имя, более оптимистичное, может быть, её судьба сложилась бы иначе?
После этого случая вдохновение покинуло изобретателя, и с тех пор о новых его творениях долго не было слышно. Но в последнее время снова за-говорили о том, будто бы скоро должен появиться на свет новый чудо-аппарат с летательными свойствами. В связи с чем в студенческой и препо-давательской среде обсуждались опасения, как бы создатель не наступил на уже однажды ударившие его грабли и не назвал свой новый шедевр инже-нерной мысли Икаром. Если такое, не дай Бог, случится, то спуститься с неба без последствий ему будет посложнее, чем выплыть на поверхность со дна сажалки.
У входа в главный корпус толпились студенты. Они стояли и сидели на ступеньках, на подоконниках, на перилах. Курили или просто болтали.
Валентин увидел Ваську Хватова и Шурика Огревского. Эти два зака-дычных друга - любители выпить и подраться после выпивки - выделялись из толпы своими могучими фигурами. Шурик никак не походил на своего ки-ношного тёзку. Даже можно сказать, что он являлся его полной противопо-ложностью. Не было в нём кротости нрава. И наивно-непосредственное вы-ражение глаз под очками уж никак не вписалось бы в его словно вырублен-ное из камня лицо.
- Привет, - Валентин пожал руки друзьям.
Шурик всегда только подавал свою руку, не сжимая поданную, похо-же, боялся поломать ее. При той силе, которой обладал этот человек, это воз-можно сделать без особых стараний.
- Здорова. Чё, поучиться пришел? - спросил он.
- Да, решил проветриться.
- Ну-ну, - Шурик затянулся сигаретой и выпустил дым вверх, как паро-воз.
- Какой у нас сейчас предмет? - поинтересовался Валентин.
- О! Да ты, брат, совсем нить потерял, - усмехнулся Вася, цитируя са-мое популярное выражение декана, и серьёзно спросил, почему-то оглядев-шись по сторонам: - Кстати, о нити… Ты нас с Шурой вчера вечером не ви-дел?
- Нет, - спокойно ответил Валентин. – А что?
Шурик сосредоточенно курил. Васька дружески положил руку на пле-чо Валентина и сказал:
- Ты знаешь… башни совсем посрывало. Что я, что он… Хоть пытай, не помним, где мы вчера были. И что самое подозрительное… - Васька пони-зил голос, - тишина в общаге, никто с утра бочку не катит. Странно…
- Да, странно, - согласился Валентин.
- Всё! – решительно заявил Васька. – Не пьём, - и, взглянув на Шурика, продолжил менее решительно: - хотя бы до сессии, – затем посмотрел на Ва-лентина: - иначе – труба… Наши в сто восемнадцатой..
С Хватовым Валентин вместе учился ещё с первого курса. Потом они оба были призваны на службу в армию и оба через год вернулись обратно в институт, благодаря знаменитому указу Верховного Совета СССР, который больше из¬вестен в студенческой среде под названием «амнистия». Они встретились в общежитии, обрадовались тому, что живы-здоровы и снова бу-дут продолжать учебу в одной группе, и принялись с достойным случая усердием отмечать это дело. На занятиях они не появлялись, а ближе к вече-ру пускались в путешествие по общежитию в поисках старых знакомых.
В один из таких вечеров, проходя по коридору, они встретили на своем пу¬ти громилу с золотой фиксой во рту, которая поблескивала на матовом свете коридорных ламп из-за странной улыбки, больше напоминающей оскал хищника. Светло голубые глаза были затуманены алкоголем и оттого каза-лись стеклянными. Глядя на всё это ещё издалека, Валентин понял, что про-сто так пройти мимо него не удастся. Поэтому когда услышал: «Эй, малыши, сбросились по пару копеек!» - он не удивился. Не отвечая и не замедляя ша-га, Валентин продолжал идти дальше. Несмотря на алкогольное опьянение, он никогда не терял чувства реальности в случае, если дело касалось какой-нибудь опасности.
Способность предвидеть опасность выработалась у него в армии. Во-обще-то, армия позволила Валентину за короткий срок обогатить свой внут-ренний мир таким багажом полезного жизненного опыта, что даже малую часть которого мало кому удаётся почерпнуть за всю свою жизнь. Внешними отметинами этих уроков жизни остались поломанный нос и пара-тройка шрамов на голове. Нет, ему не пришлось служить в «горячих точках», кото-рые уже начали время от времени появляться на окраинах необъятной, ещё сохраняющей видимость могучей Родины, но нравы, царившие в казармах Советской Армии в конце восьмидесятых годов, мало чем отличались от нравов уголовной «зоны». А там, как известно, если хочешь выжить, нужно следовать трем основным правилам: не верь, не бойся, не проси.
Он уже надеялся, что неприятностей удастся избежать, но его надежды рухнули, как только услышал за спиной задиристый голос друга:
- Кто малыш? - возмущенно вопрошал Васька.
Ему в этом смысле повезло меньше, чем Валентину. Он служил в отно-сительно благополучной воинской части, где почти всё делалось правильно с точки зрения воинского уклада. Поэтому его мужская гордость не позволяла оставить безнаказанным такое оскор¬бительное обращение. Ведь, отслужив полтора года и армии и получив титул «деда», «малышами» он сам называл вчерашних призывников, только что пришедших отдать свой почетный долг Родине.
Валентин же был не настолько пьян, чтобы пресловутая мужская гор-дость затмила собой здравый смысл, но ему ничего не оставалось, как тоже остановиться, всё же не особо веря в победу... Просто вмешалось чувство дружеской солидарности.
…Дрались они недолго. Громила молниеносным ударом сбил Ваську с ног, но и сам тут же оказался на полу, благодаря Валентину, который толк-нул его под коленки. Это позволило Ваське без проблем подняться. Но гро-мила на удивление проворно тоже оказался на ногах почти одновременно. Очевидно, на подсознательном уровне, потому что, судя по остекленевшему взгляду, он реально ничего не соображал, но понял, что на этот раз всё об-стоит гораздо интереснее, чем представлялось на первый взгляд, поэтому схватился за дверь, разделявшую коридор на две части и легко, словно играя, одной рукой сорвал её с петель.
Глядя на это проявление нечеловеческой силы, Валентин без особого труда избавился от чувства дружеской солидарности, место которого прочно занял инстинкт самосохранения. Тем более, что в дружеской солидарности отпала всякая нужда, потому как Вася также быстро забыл про мужскую гор¬дость, про то, что он «дед», и, как нормальный, обыкновенный «малыш», вме¬сте с Валентином очень-очень быстро спустился по лестнице вниз на не-сколько этажей. Они только слышали, как летящая дверь рассекает воздух и, теряя высоту, со страшным грохотом падает на лестнич¬ную площадку где-то наверху.
Этот неприятный инцидент,
