затратах, приглашая Зину прогуляться по южному побережью. Ведь было всё дёшево. Зина каким – то образом так составила ритм своей работы, что у неё образовывались окна по целым дням и больше. И вообще старалась быть со мной неотрывно. И мы покоряли южный берег. Но увидеть Крым с Зиной было не так и просто. Где бы мы не появлялись, она ухитрялась забираться в глухие уголки, где можно было отдаваться любви. Даже в автобусах она никогда не садилась рядом, а устраивалась у меня на коленях и выбрасывала ауру страстей, вызывая завистливые взгляды мужиков, сопровождавшиеся осуждающими репликами стареющих матрон. Ведь ещё не было перестройки. И цены не прыгали, и образ жизни загнивающего капитализма пропагандой нетерпимо осуждался.
Мы загорали с ней в Голубой бухте за горой Кошкой на большом плоском камне, гладком от тысячелетий общения с водой. Камень высовывался из воды метрах в пятидесяти от берега, на котором не было ни дюйма ровной поверхности. И никаких других человеков. Мы перебросили на камень свои сумки и были одни как робинзоны на необитаемом острове и резвились голышами. Мы уже доставили себе все удовольствия, в том числе и выпили, и закусили. Зина лежала на спине и пальчиками рисовала какие – то знаки на моей спине. Я сидел, свесив ноги и пытался на удочку из нитки и булавки с насаженным на неё кусочком колбасы, выловить бычка или ещё чего – нибудь.
- Лёша, а ты любишь меня? Ну, хоть маленечко…
- «Молодая с чувственным оскалом, я к тебе и нежен, и не груб », промурлыкал я чуть перевирая Есенина. - «Расскажи - ка, скольких ты ласкала, сколько рук видала, сколько губ…» Рука её побарабанила пальчиками по спине и насмешливо – равнодушным голосом она произнесла напевно:
- А ничего – то я тебе, мой миленький, не расскажу. Молодая я, двадцать три только исполняется. Вот к тридцати уж точно поднакоплю историй и про тебя расскажу… Как с тобой в Алупке на сучке лежала и не почувствовала, как сучок чуть позвоночник не прободел. Сам врачевал рану. Шрам навсегда останется.
Не поворачиваясь, я погладил её по щеке. Она взяла мою руку.
- А ребёночек мой получился уж точно по любви. Целые три недели любила бездумно. А он, какой – то малахольный был, задумчивый. Я думала, тоже любит. Даже адреса не взяла. Только свой телефон на клочке бумаги в карман сунула. Но не позвонил. А я хотела узнать, какая я женщина. И мне очень хотелось стать мамой…И стала…
Я дал ей сигарету. Курил сам. Крючок у меня оборвался, и моя снасть разладилась, и я сидел запечалившись. Но Зина внезапно толкнула меня в воду и прыгнула сама за мной. И всё было снова как всегда – весело, озорно и доверчиво. Мы нравились друг другу до жадности, и это была аксиома. И я её больше не поддевал, а она не спрашивала про любовь. К чему слова!?
В Форос поехали ранним утром, чтобы успеть ещё выбраться к Байдарским воротам. Мне рассказали, что там «вкусный» и дешёвый ресторан и захватывающий вид во все стороны. В Форосе было безлюдно. Осмотрев местные киоски и побродив по парку, Зина увлекла меня к морю, в камни и ни в какие «ворота» мы не поехали.
- Здесь так приятно, моё любимое море в новой красе и никого, никого, только одни мы…И моя любовь…наша любовь.
И занавешивался белый свет руками, губами, сочной персиковой грудью моей русалочки. И… никакого рыбьего хвоста…И никаких Байдарских ворот.
Остальной южный берег мы познали с борта катера. Раз в день катер ходил вдоль побережья от Фороса до Судака и обратно. В Симеиз от Фороса он приходил в восемь утра. Ходили такие судёнышки по морю, не отдаляясь от берега дальше километра. Кубрик на десять пассажиров в носу и такой же на корме; на палубе спереди и сзади рубки открытые диванчики под тентами. Команда -–капитан, матрос и моторист. И их лилипутская каютка. Я к стандартному набору продовольствия добавил в этот раз целиком копчёную курицу. Путь предстоял неблизкий и по расстоянию и по времени. Катер вывернул из – за скалы Дивы точно в восемь. Десяток пассажиров прыгнули с пирса на палубу и разошлись по облюбованным местам. Мы сели на диванчик под тентом, обнялись и поплыли. До Алушты катер шёл со всеми остановками. Первая в Алупке. Замок Воронцова при ярком солнце сиял как на картинке и совсем не походил на мрачные английские строения. В Алупке ещё подсели пассажиры, и стало шумно. И так дальше. Прошли Ласточкино гнездо, Мисхор, Ялту, Артек, Алушту. С моря была видна далёкая кромка высокого бесконечного обрыва заполненного колеблющимися вершинами, не выходящими за высоту этого обрыва. И так называемые крымские горы были совсем не такие как горные массивы Кавказа, Карпат и др., которые при приближении к ним становятся всё выше, выше и грандиознее. А здесь за кромкой обвала начинается ровный степной Крым, где раньше скакала буйная татарская конница, не встречая на своём пути в панскую Польшу или Московию никаких гор. В Алуште вышли все пассажиры, и до Судака плыли только мы и пара стариков за шестьдесят – мужчина в белом костюме с тростью и дама в соломенной широкополой шляпе. Мужчина всё время что-то рассказывал, сопровождая рассказ тыканьем палки в сторону берега. Зина проводив Алушту, поднялась.
- До Судака кроме серого берега ничего. Пойдём вниз. Ветер.
Действительно подул свежий ветерок, появились метровые волны и катер начал нырять и раскачиваться. Мы спустились в носовую каюту. Она нашла какую – то палку, наверное, от швабры и заклинила двухстворчатую дверь с голубыми занавесками. Я потянулся было к сумке с припасами, но Зина отодвинула сумку и положила мои руки к себе на открытую грудь –
- Никакой еды. Только любовь.
Катер ударило волной и повалило на борт, потом, не выпрямляясь, нас поволокло вверх и положило на другой борт. Мы летали вместе по рундуку, наставляя себе синяки и ссадины и хохотали.
- Вся в синяках, но какая любовь! – восторженно крикнула Зина и заглянула в сумку.
- А курица не помялась. И бутылка целая, - отщипнула виноградинку, задумалась. Посмотрела на меня.- Пригласи – ка капитана. Ему должно быть, скучно. А я такая счастливая, что мою радость хочется раздать всем по частичке.
Капитан, мой ровесник, не заставил себя ждать, и спустился в каюту. И время до Судака спрессовалось. « А море Чёрное ревело и стонало. По морю Чёрному бежал за валом вал. Как будто море чьей – то жертвы ожидало, стальной гигант на нём кренился и стонал…», - густым басов выводил капитан фольклорную песню. Он предлагал нам плюнуть на Судак, в котором кроме пыли от грязных улиц ничего нет и приглашал нас плыть обратно бесплатно и продолжить банкет в Ялте. Но он уходил через час, а генуэзская крепость уже завлекла меня своими бастионами и мы условились о встрече в счастливом будущем.
Катер, который пришёл вслед за нашим через три часа, также ушёл обратно на Ялту прежде, чем мы покинули крепость и спустились на пятачок у дома отдыха моего министерства, который громадиной главного корпуса отгораживал весь песчаный пляж от города. У загаженного мухами кафе, в котором продавали пиво на разлив, стояло несколько такси и частников. В Алушту кратчайшая дорога, шедшая по берегу моря, таксистов не устраивала. «Без подвески останусь», - буркнул один из них, и мы стали им не интересны. «Может я зайду в регистратуру и найду кого – нибудь из моей фирмы?» – полувопросительно сказал я Зине. - « Устроят, может на раскладушках». «Подожди чуток, - ответила она, блестя своими русалочьими глазами. – Я сейчас». И скрылась за изгибом переулка. Я зашёл в мушинное кафе и попросил кружку пива. Пиво на удивление оказалось холодным и достойным. В кафе было только два посетителя и один из них, видя моё удивление, сказал:
- Качество от влияния МСМ.
- Так вы из дома отдыха? Я тоже из МСМ. Но вынужден искать приют на ночь.
- Какие вопросы? Устроим.
- Я с девушкой.
Коллеги задумались. В это время влетела Зина.
- Всё в порядке, милый. У нас комната под каштанами до утра и всего за пять рублей.
- Все вопросы решены, - обратился я к ребятам. – Разве что на свой пляж проведёте.
В комнате под развесистым каштаном стояла просторная кровать.
- Кайф! - только и выдохнул я, падая навзничь поперёк.
- Только через меня, - заявила моя русалка и также с размаха раскинулась рядом.
Утром я долго смотрел на спокойно спящую красивую девушку, на появляющуюся лёгкую улыбку, одухотворённо озарявшую её лицо и мне вдруг стало тревожно оттого, что всего через несколько дней я не буду видеть её…Беспокойство сопровождало меня всю дорогу до Симеиза. Путешествие притомило нас, и мы расстались до следующего утра. Зина сказала при этом, что будет спать долго.
Наутро я был как всегда на пляже в кругу знакомых « Мы уже подумали, что твоя русалка тебя в подводное царство умыкнула», - не удержалась Татьяна от «комплимента» На этом экзекуции надо мной и кончились. Я расписал часовую пульку с ребятами, поплавал, попил «Алиготэ». Зина не пришла днём, не пришла и к вечеру. Я позвонил с автомата от автостанции. Женский голос ответил, что Зине срочно пришлось выехать в Симферополь на два дня. Я ответил, что понял, хотя не понял, почему она не зашла ко мне. Потом подумал, что я в её жизни существую только в моменты встреч, а остальное время это её жизнь, в которой я совсем не обязателен. Она очень даже права, что не предупредила, сказал я себе и пошёл вечерним путём через киоски и распивочные, где меня приветливо встречали все мои курортные полудрузья. Ночью не спалось. Я долго сидел на скамеечке у калитки, курил. В голове начинали крутиться мысли о незаконченных работах, о возможной дальней командировке и своей неустроенной жизни, в которую Зина не вставлялась. Беспечность, с которой три недели назад я появился на ялтинской набережной, покидала меня.
Утром как обычно, я стоял у бочки и пил утреннюю кружку сухого вина. На фонарном столбе, к которому притыкалась бочка, ветер шелестел свежей незагоревшей бумажкой. « обсерватория приглашает универсала механика с навыками токаря и фрезеровщика. Тел. …» По своей привычке думать позднее, я сорвал объявление и сунул в авоську. «Хорошо быть токарем», хмыкнул я, - «его и на южном берегу Крыма приглашают на работу». И ушёл на пляж. Но объявление застряло в голове. А почему я собственно не токарь и не фрезеровщик. Меня немного учили этому ещё на первом курсе. И диплом есть механика. И не махнуть ли мне на свою службу с её строгими допусками к работам и документам из – за боязни нарушения которых волосы начинают выпадать. И точить для астрономов, которые свою деньгу скребут с далёких звёздных скоплений, какие – нибудь детальки, любить Зиночку и закусывать виноградом реликтовые массандровские портвейны. Эта мысль так кольнула меня, что быстренько свернул пляжные аксессуары и рванул в обсерваторию.
- Собственно нам всё равно, инженер ты или нет. Хотя если инженер да с двумя дипломами, то даже лучше – нам не надо будет конструировать, всё сам сотворишь. А для проверки твоего умения сотвори вот это, - и разговаривавший со мной пожилой человек с бородкой, похожей на мою, но только седой, протянул мне листок, на котором был изображён болт со
