Серега понял, что приспела пора как-то вмешаться в ситуацию. Иначе условная вероятность быть с позором выброшенным с места происшествия скоренько перешла бы в категорию свершившихся фактов . Он снова полез в заветный карман и развернул свое удостоверение перед самым носом майора.
Собственно говоря, Шу не совсем отдавал себе отчет в том, за каким дьяволом его понесло внутрь и зачем он вмешивается в дела местной полиции, рискуя нешуточно огрести по шее. На первое он не имел совершенно никакого права. А вот полиция на второе – самое что ни на есть полное!
Шу вело, прямо-таки тащило за собой какое-то наитие! Вот нужно ему было сюда зайти, хоть убейся! Зайти всего на мгновение, и все! А что он должен в это мгновение сделать, или что должно произойти, Шу понятия не имел…
Поэтому, воспользовавшись минутной заминкой, в течение которой побагровевший майор, вытаращив глаза, читал серегин документ, Шу заозирался по сторонам, пытаясь за короткие секунды схватить как можно больше информации.
Помещение с низким потолком, освещенное скудным светом, проникавшим сквозь дверной проем да еще через малюсенькое оконце без стекла, имело неровные стены, когда-то побеленные известкой. Белый цвет давно превратился в грязно-серый. И в таком виде служил грунтом под полотна сортирной живописи и стихотворные экзерсисы фекальных поэтов.
Тела нигде не было видно. И только по хлопочущим в одном из углов сортира экспертам, Шу догадался, что оно должно быть именно там.
Нужно ли описывать гадкий пол общественной уличной уборной? Мы опустим это сомнительное удовольствие. А скажем только о том, что в бетонной плите пола было прорублено четыре отверстия-очка, каждое сантиметров по двадцати в диаметре. Около одного из таких отверстий и стояли согнувшись два эксперта, зажимая себе носы платками, чтобы не так сильно докучало непереносимое зловоние. Они просто стояли и смотрели вниз, не совершая своей привычной муравейной возни с пинцетами, пакетиками и реактивами. Там же, рядом с очком, прислоненный к стене стоял багор. Судя по ярко-красной окраске древка, еще совсем недавно сей благородный инструмент исполнял роль музейного экспоната, красуясь на каком-нибудь пожарном щите и не помышляя о злой судьбе быть погруженным своей крючковатой головой в мерзкую сортирную жижу. О том, что такая неожиданная подлость была над ним совершена, со всей очевидностью свидетельствовали коричневые потеки, замаравшие стальной крюк и верхнюю часть древка.
Подсознательно сложив все эти наблюдения воедино и сделав из них однозначный вывод, Серега шагнул к экспертам и заглянул в очко.
Там, словно водолаз, заглядывающий в круглый иллюминатор затонувшей подводной лодки, смотрел в мир живых своими незрячими буркалами одутловатый восковой покойник. Некогда светлые волосы облепили большой вытянутый лоб. Неодинаково открытые глазные щели обнажали белки закатившихся глаз. Ровные белые зубы проглядывали в щели слегка раздвинутых тонких синюшных губ.
А левую щеку покойника обезображивал длинный извилистый шрам, форму которого, единожды виденного только на фотографии, Шу не перепутал бы ни за что на свете…
9
Лежа на животе на верхней полке в купе скорого «Екатеринбург-СПб», умостив подбородок на составленные башенкой кулаки, Серега Шу смотрел в окно на сменяющийся пейзаж и думал. А что еще делать в поезде, когда куриная нога съедена, друзья, утомленные походом и бутылочкой коньяка, давно похрапывают по соседству. А к тебе сон не идет, как на грех!
Вот он и думал, Серега Шу. Думал не о разъяренном ивдельском майоре и не о несчастном, но исполнительном сержанте с неподходящей для полицейского фамилией, вытолкавших его все-таки вчера взашей. И не о покойнике, которого он опознал, но так и не сказал об этом ни слова своим грубоватым коллегам. И даже не о странностях, обнаруженных им на месте упокоения незадачливого предводителя питерских мотопанков. Ведь то, каким образом немаленький по габаритам Цезарь попал в выгребную яму, не имеющую никаких других ходов и отверстий помимо узких очков, через которую могла пролезть разве что голова, - разве это не странно?
Серега даже не думал (а точнее, изо всех сил старался не думать, потому как от таких мыслей его пробирал холодный озноб) о своей догадке, кто же все-таки уконтрапупил президента «CG» со товарищи. Да еще как затейливо уконтрапупил! С огоньком! А главное, справедливо и, что называется, в контексте...
Ни о чем таком не думал сейчас Серега. Глядя на утопающие в вечерних сумерках кусты и деревья, мелькающие за окном вагона, Шу размышлял о судьбе, фатуме, предопределенности, о назначенном пути и о том, что с него не свернуть. И так ли это плохо. Или хорошо? И еще о том, а не придумал ли он сам себе все эти «пути» и «предопределенности»? Или ничего такого нет и в помине?...
Август, 2014.
