многочисленные кавалерийские патрули говорили о том, что город населен. Я же не выказывал эмоций, не обращая внимания на оскорбления и подколы со всех сторон. Меня привели в участок и втолкнули в светлый и довольно просторный кабинет. За столом не виданных размеров, целиком сделанным из платины сидел широкоплечий человек со свиным лицом с редкой щетиной на не пропорциональном черепе. Жандармский мундир был ему явно не по размеру и стеснял его движения.
- Садись, тварь! - прорычал жандарм, и маленькие сумасшедшие глазки дырявили меня насквозь.
С таким чудовищем лучше было не спорить. Я приблизился к столу и присел на металлический стул, от которого отходили десятки проводов. Стоило мне опуститься на сиденье стула, как толстый жандарм нажал кнопку и замычал, изображая смех...
Меня трясло около часа. Но когда мучитель перестал смеяться и уставился на меня, словно ожидая реакции, я оставался спокоен.
- Мразь! Скотина! Болван! Дурак! Продажная шкура! Идиот! Дебил! Сволочь! Паскуда! Гнида! Гад! Мокрица! Собака! Грязная свинья! - кричал он, добавляя различные эпитеты, кои я приводить здесь не решаюсь, и мне на секунду показалось, что он просто не знает никаких иных слов, кроме ругательных, - Встать! Встать! Встать! - он продолжал распаляться, краснея и раздуваясь. И тут жандарм, раздувшись до страшных размеров, лопнул, и куски мяса разлетелись в разные стороны, а кровь забрызгала стол, стены и пол, даже на меня попали отдельные капли. Я отпрыгнул к стене и с ужасом взирал на этот кошмар, продолжая думать о своем. Раздался оглушительный грохот, и в кабинет ворвались два полуголых верзилы, напоминавшие диких горилл. Схватив меня, они принялись выкручивать мне руки, пытаясь ударить в живот и по почкам. Честно говоря, мне все это стало надоедать, сделав не большое усилия, я вырвался из стальных объятий и нанес чудовищам два удара пяткой в лоб с разворотом, как это делал обычно Чак Норрис, отчего те вылетели в окно, попутно снеся двойную раму. Из коридора доносились звуки быстрых шагов. Дальше здесь оставаться было нельзя, я выпорхнул на улицу и понесся по запутанным улочкам, не представляя, куда. В подсознании зрели, не видимые глазом, семена неверия. Они дали определенные всходы и вскоре зацвели не бывалым цветом. Я не сомневался, что мне удастся достать яблоко жизни.
Спрятавшись в зарослях крапивы возле одного деревянного домика, я стал собирать рассыпавшиеся мысли. Цепочки потусторонних слов проносились по тропинкам памяти и утопали в неизвестности. Они стучали оловянными колесами по рельсам мозга и ранили его острыми ободами. Я часто вздрагивал при малейшем шорохе, закрывал лицо руками и погружался во мрак...
IV
Я очнулся, когда на небо выскочили миллионы звезд, и понял, что ночь заняла свое место на боевом посту времени.
"Что же делать?" - спросил я себя, но не найдя ответа, выбрался из убежища и почесываясь, поплелся в центр города, который полностью погрузился в сон, готовясь устремить свои мысли на его расшифровку.
Из кустов, из подвалом, с чердаков повылезли странные люди в черном и набросились на меня, скрутили мне руки, схватили за волосы и потащили к зданию, не правильной глыбой торчавшему неподалеку.
- Куда вы меня тащите? - поинтересовался я, но чья-то мозолистая рука сдавила мне кадык, я тихо захрипел и умолк.
Дикий шепот прокатился по людским рядам:
- К Железному Феликсу! К Железному Феликсу...
Здание было обнесено высоким забором, которого я по-началу не заметил, и как только мы миновали ворота, то сразу оказались возле малюсенькой дверки, явно не соответствовавшей безумному гигантизму. Я очутился в душной комнате, и когда глаза постепенно привыкли к темноте, то увидел, что нахожусь в роскошных апартаментах. Недоумение застыло на губах.
В центре помещения возвышался золотой трон, на котором восседал человек, укутанный черной бархатной мантией. Его не подвижное лицо было словно вытесано из камня, а проницательный взгляд изучал меня.
- Ты думал увидеть высокого сухого мужчину в шинели с продолговатым лицом и острой бородкой? - спокойно произнес он и продолжил, - Но я не тот "Железный Феликс", которого вы все знаете!
Он встал и спустился вниз по ступенькам, которых я сразу не увидел.
- А кто же вы? И что это за страна? - я задал глупый вопрос, ответ на который был известен мне практически с самого начала.
- Ты умный человек! Ты узнал меня! А страну свою я тебе покажу...
Последняя фраза прозвучала еле слышно, но она обожгла мое сердце. Человек в мантии рукой описал в воздухе дугу... Казалось, вспыхнули тысячи солнц...
V
То, что я увидел, не могло существовать, но это было, было, было...
По правую руку выстроились чахоточные дети и тифозные старухи, люди с веревками на шее и обожженные мертвецы. По левую руку лежали тела с отрезанными ушами и выдавленными глазами, с выбитыми зубами и другими увечьями. Поднимались ратники Чингисхана и воина Тимура, стрелки Робин Гуда и ведьмы, казненные инквизицией. В шеренге стояли: Кортес, Писарро, Наполеон, Робеспьер, Дантон, Гитлер, Сталин, Махно, Петлюра, Буденный, Брежнев, Андропов, Щелоков, Кеннеди, Че...
Я застонал, но не мог оторваться от зрелища, и внимательно следил за нескончаемой вереницей покойников. Все плыло в море крови, кое-кто захлебывался и тонул, но на их место становились другие, начиная кружиться в зловещем танце восторга... Кровавого восторга...
Все произошедшее со мной, теперь не казалось мне каким-либо абсурдом, я продолжал погружение в призрачный мир приоткрытой тайны...
Пылали кресты, а вереницы истязателей и истязаемых были нескончаемы...
Холодок бежал по моему телу...
В темной комнате комнате на низком столе, в не ясном оранжевом свете стоял гроб. И в нем лежал великий Ленин. Мне показалось, что он шевелится, но сзади раздался стук, и на талом снегу появились трупы Орджоникидзе, Бухарина, Блюхера, Тухачевского, Зиновьева, Каменева, Кирова...
Все мгновенно пропало, и оглушительная тишина больно ударила по ушам...
Мы вновь остались один на один.
- Ты ищешь яблоко жизни? - он вернулся на трон, - Тебе подсказали место и путь к нему. Ты веришь, что яблоко может возродить мир, вернуть ему покой и порядок. Вы все верите, что такое возможно! Но это - вздор! Ничего нельзя вернуть на круги своя, как нельзя руками поймать воздух! Был дан выбор, и вы его сделали... А яблоко жизни действительно находится у меня... Вот оно!
Он сделал движение и достал плод откуда-то из-за спины, и тот засиял в кромешной тьме, поражая своей чарующей красотой, манящей притягательностью и идеальной формой. Сквозь прозрачную оболочку были видны грани, которые и заключали все тайны мироздания.
Он сжал яблоко жизни, воздух наполнился невообразимыми запахами, полными чудесных свойств, во все стороны брызнул нежный сок, сиюсекундно превращавшийся в кровь.
- Никто никогда не получит яблоко жизни. Действительность не удовлетворит ничто. Ты вернешься домой, и все останется, как было, но люди, которых не было, перепутают свои судьбы на стезях истории, а впоследствии окажутся здесь - в Стране Железного Феликса...
5.02.1990 года
===========================================================================================================
"Все мы хорошо знали; окажись девушки немки - их можно было бы изнасиловать, следом
расстрелять, и это было бы почти боевое отличие. Окажись они польки или наши угнанные
русички - их можно было бы, во вском случае, гонять голыми по огороду и хлопать по
ляжкам - забавная шутка, не больше. Но поскольку эта была "походно-полковая жена"
начальника контрразведки - с трех боевых офицеров какой-то тыловой сержант сейчас же
злобно сорвал погоны, утверждая приказом по фронту, снял ордена, выданные Президиумом
Верховного Совета..."
А.И.Солженицын
"Архипелаг ГУЛАГ"
===========================================================================================================
НЕУТОМИМЫЙ ИСЦЕЛИТЕЛЬ
"...И грозят осуществиться
Наши давние мечты."
П.Я.ЧААДАЕВ
Если кто-либо, из проходящих возле дома №45, посмотрел бы на окна пятого этажа, то в одном из них, а точнее в квартире №120 он увидел бы фигуру атлетически сложенного мужчины в белых трусах с красными лампасами, внимательно смотрящего на улицу. Это был Петрович Столыпин, готовившийся к очередному телесеансу здоровья профессора Капширонского.
По двору носились две собаки: лохматый дог Арчибальд, ростом с мастодонта и неугомонный бульдог Кузя, давным давно переросший осла. Псы издавали отвратительные звуки, оставляя на росистой травке клочья белой пены.
Петрович поморщился; зрелище действительно было мерзким. Он поспешил к телевизору и ощутил странную слабость в руках и ногах и кроме того легкое головокружение. С каждым шагом недомогание усиливалось, уже чувствовалась боль в пояснице и под лопатками.
Повернув ручку выключателя древнего телевизора, Петрович шлепнулся в мягкое кресло, которое располагалось ни слева, ни справа, а точно напротив телевизора на расстоянии 3,5 метров, как того требовала инструкция минздрава, на этом же настаивал доктор Капширонский. Голубой экран вспыхнул неожиданно ярко, и раздался нежный, но строгий голос дикторши, фамилии которой Петрович не помнил, а потому я называть не решаюсь. Женщина распространилась о передачах, каковые Столыпин должен был терпеть в течении всего своего выходного дня, а он выпал на понедельник...
Петрович попытался вспомнить, когда он впервые заинтересовался сеансами здоровья, но точная дата затерялась в мозговых лабиринтах, и скать ее там не имело никакого смысла. Но помнил он точно, что начал смотреть Капширонского давно; еще до Манфреда Чувака. Сначала было чистое любопытство, так как ему - боксеру со стажем - никакие болезни пока вроде бы не грозили. Но вот он заметил, что исчез рубец, оставшийся после операции на аппендиците, затем стал выпрямляться, перебитый в спарингах нос. Однако после третьего сеанса Петрович обнаружил, что черные волосы начали покидать его голову, а когда засверкала лысина, и череп стал напоминать бильярдный шарик, Столыпин загрустил по-настоящему. Он засыпал редакцию гневными телеграммами и письмами. В последующих сеансах психотерапевт (или психохируг, если угодно!) дал нужную установку, и волосы стали расти с такой скоростью, что стричь приходилось по два раза на дню. К этому времени Петрович Столыпин приобрел-таки ряд неизлечимых болезней и надеялся вылечить их разом с помощью все того же Капширонского.
Чудо свершилось не сразу, и нашего героя посетило чувство отчаяния, но по прошествии ста девяносто трех сеансов он все же решил обследоваться в местной поликлинике. Результаты анализов поразили его, а специалисты констатировали полное выздоровление. Но не тот человек был Петрович Столыпин, чтобы отказаться от лечебного воздействия телевизионного врача и по-прежнему прилипал к ящику в воскресенье вечером и в понедельник утром. Он ждал чего-то сказочного...
За размышлениями Петрович едва не пропустил начала телепередачи. Звучала приятная успокаивающая музыка, наводящая на мысли о добре и зле, о плохом и хорошем, о
