разлука с Толькой. Он привык видеть его каждый день, а теперь, живя так далеко друг от друга, они, в лучшем случае, смогут встречаться раз в неделю. Неужели на старости лет он останется один? Из родственников у него был только брат, но и тот умер полтора года назад, оставив ему двухкомнатную квартиру в отдалённом районе. На что ему эта квартира? Он бы предпочёл живого брата, хоть он и не был с ним особо близок. А теперь его хотят разлучить и с Толей, самым близким ему человеком. Сейчас Анатолий в экспедиции, но вот-вот должен приехать. Полетаев всегда без него скучал, но его поддерживало сознание, что дорогой мальчик вернётся и вновь каждый вечер будет проводить у него. Однако это привычное счастье закончилось. Он останется один. Совсем один! Всем нелегко переезжать на новое место, ломать прежние устои, привыкать к новой жизни, а особенно это тяжело старикам. Да и какая это будет жизнь без Толи, без друзей?
Он привычно заглянул на помойку, проверяя, не вынес ли кто-нибудь упаковку из-под телевизора, принтера и прочих устройств. Все ящики и коробки, куда укладывались вещи, он, как и все соседи, брал именно отсюда. Иногда сюда выносили книги, часть которых Полетаев брал домой. Сегодня ни коробок, ни книг не было.
Утренняя прогулка, омрачённая мрачными думами, не принесла ему желанного успокоения, и он вернулся домой в прежнем удрученном состоянии. Понуро позавтракав, почти не чувствуя вкуса еды, он выполнил часть намеченных на сегодня заданий по «обязательным» предметам, в течение пятнадцати минут по-английски сам себе жаловался на несправедливость судьбы, вознаградил себя размышлениями вслух о самом себе и своей жизни уже на древнерусском языке, потом разложил материалы по истории, которые нужно было привести в порядок и обосновать, и углубился в работу. Прежде он полностью переносился в ту эпоху, почти переставая существовать в реальном мире, не замечая, как летит время, и возвращаемый в этот мир только резким и особо громким звоном будильника, который он предусмотрительно устанавливал на требуемый час. А сейчас он даже не счёл нужным прибегать к подобной уловке, потому что, едва оторвавшись мыслями от насущных проблем, он сейчас же к ним возвращался, с лёгкостью прерывая работу. Он «сидел на чемоданах» и в буквальном и в переносном смысле.
Осознав, что вновь думает о переезде и расставании с привычной жизнью, он встал и прошёлся по комнате, остановился напротив ещё не полностью разорённого книжного шкафа, вынул одну книгу, перелистал, поставил на место, вынул другую. С тяжким вздохом он принялся вынимать книги, которые ему пока не были нужны, и укладывать их в две аккуратные стопки, подбирая по размеру, чтобы затем было удобно положить их в мешки и обвязать бечёвкой. Пожалуй, сейчас он был способен только на эту чисто механическую работу, не требующую ни ума, ни сноровки. Лишь в эти дни он впервые прочувствовал на себе, до чего скучно и бесполезно можно проводить время. Он даже пожалел о прежней спешке, когда ему не хватало дня на то, чтобы переделать все многочисленные дела. И, как назло, сейчас его не просили выступать с лекциями, потому что в это время, в конце лета, читать их было не для кого.
Он бы совсем извёлся, если бы не звонок в дверь. Полетаев встрепенулся. Почему-то первой мыслью было: «Толя». Но он сейчас же сообразил, что до его возвращения ещё не меньше двух недель. Это, наверное, кто-нибудь из соседей, тоже тоскующих по их прежней устоявшейся жизни.
Он даже не стал спрашивать, кто пришёл, а сразу отпер дверь.
- Решил тебя навестить, Володя, - объявил вошедший.
Это оказался старинный друг Полетаева, тоже археолог. Он был примерно одних с ним лет, но заметно одряхлел, ослабел и, можно сказать, угасал прямо на глазах. У него была тяжёлая неизлечимая болезнь сердца, о которой он не любил говорить, но которая быстро вела его к могиле. Возможно, из-за этого он растолстел, стал всё больше брюзжать и выказывать недовольство теперешней жизнью. К Полетаеву он тянулся не только как к другу, но и из-за исходящей от него энергии, подпитывающей его иссякающие жизненные силы. Звали его Николай Иванович Астафьев.
Следом за ним вошёл симпатичный, даже довольно красивый мужчина около пятидесяти лет с модно подстриженными чёрными волосами, слегка поредевшими на темени. Это был племянник Астафьева, Валерий Александрович, или для большинства просто Валера. Начинающееся облысение очень его огорчало, но было обычным и почти неизбежным в их роду. Вот и на голове его дяди почти не осталось волос, а Полетаев сохранил свою волнистую шевелюру в целости, стриг ей довольно коротко, и, по мнению Валерия, это стальное от седины украшение очень облагораживало его облик, вызывая зависть. И у Тольки, хоть он и не родня Полетаеву, тоже густые волосы. По какой причине у него самого они осыпаются, как листья осенью?
- Здравствуйте, дядя Володя, - сказал он.
- Здравствуй, сорванец, - благодушно отозвался Полетаев.
Он не любил этот свой искусственно-приветливый тон, но не мог выдумать ничего лучшего, чтобы замаскировать неприязненное чувство, невольно возникающее у него при виде Валеры. Понять его причину он не мог.
- В комнате у меня кавардак, - предупредил Полетаев. - Пойдёмте в кухню.
- Укладываешься? - сочувственно спросил Астафьев.
Сейчас любая суета вызывала у него раздражение и усталость, словно это ему приходилось выполнять непосильную для его здоровья работу.
- Потихоньку, - сдержанно отозвался Полетаев. - Чтобы не пришлось потом спешить. И Толю не хочется загружать. Когда вернется, ему надо будет самому укладываться, а он обязательно захочет помочь мне. К его приезду я как раз почти всё и разберу.
Когда-то отношения Полетаева со своим воспитанником вызывали у его друга лёгкую зависть, но теперь он только самодовольно улыбнулся, ласково посмотрев на племянника. В последние три года, когда его здоровье пошатнулось, Валера окружил его такими заботой и вниманием, что старик чувствовал себя счастливым.
- Вот и Валерка меня не забывает, - сообщил он. - И навещает, и продукты привозит, даже квартиру убирает. Одного меня никуда не пускает, всегда провожает. Он мне как сын. Своих детей у меня нет, жена двадцать лет как умерла, и он - всё, что у меня есть.
Валерий смущённо улыбнулся, вроде, соглашаясь, что чувствует к старику ответную почти сыновнюю привязанность, а вроде, и стесняясь невинного хвастовства дяди, преувеличенно превозносившего заслуги племянника.
«У тебя не только Валерка остался, но имеется ещё и квартира, - подумал Полетаев. - Будь уверен, что тебя бы так не обхаживали, если бы ты жил в маленькой комнатушке в коммуналке».
Вслух он этого, конечно, не сказал, а лишь кивнул, соглашаясь с другом. В конце концов, сейчас не имело значения, ради чего племянник заботится о дяде, лишь бы сам Коля не распознал корысть. Хоть и ложное счастье он испытывал, но оно должно скрасить ему последние месяцы, которые ему оставались на этом свете.
Он усадил старого друга на крошечный угловой диванчик и кивнул Валерию.
- Выбирай себе место по душе.
Тот скромно присел на стул, чувствуя, как ноги неудобно упираются во что-то жёсткое и ребристое, завёрнутое в плёнку. Всё-таки Полетаев начал упаковывать вещи слишком рано, доставляя неудобство и себе и гостям. Ещё неизвестно, когда он будет переезжать, ясно, что не раньше, чем вернётся Анатолий, а в квартире шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на какой-нибудь мешок или коробку.
- Жалко уезжать? - сочувственно спросил Астафьев.
- Не то слово, - подтвердил Полетаев. - А вас не думают сносить?
- Вроде, нет. Я постучу, чтобы не сглазить. Самому странно. Вроде, дома одинаковые, стоят рядом, а сносят только один дом.
- Сегодня утром перекинулся несколькими словами кое с кем из соседей, - с горечью заговорил Полетаев. - Так такая меня тоска взяла, что выразить невозможно. Здесь я всех знаю и меня все знают, а там… Кому я там нужен? Кому интересен? Я уж заранее настраиваюсь на то, что остаток жизни проведу в одиночестве.
- Толька тебя не оставит, - напомнил старый друг, вновь любовно оглядев племянника. - Он тебя будет часто навещать.
- Что значит «часто»? От силы раз в неделю, да и то, если у него не окажется неотложных дел. Это сейчас мы живём в одном подъезде.
- Да, это просто удивительно, как нам удалось сохранить для него ту комнату, - согласился Астафьев. - После смерти родителей его ведь хотели поместить в детский дом?
- Хорошо, что вовремя подвернулась его двоюродная тётка, которая согласилась его усыновить, формально, конечно.
- Вот он и остался при комнате родителей, - самодовольно проговорил Астафьев, тонко намекая на то, что это он помог уладить все формальности.
Полетаев был так расстроен, что не обратил внимания на ухищрения старого друга и продолжал:
- А раз мы живём в одном подъезде, то он и приходит ко мне каждый день. Жили в одном подъезде, - поправился он. - А теперь нас расселяют в разные концы Москвы, на самые окраины. Тут уж не наездишься.
Валерий слегка кашлянул.
- Извините, что вмешиваюсь, - сказал он и замолчал.
- Извиняем, - ответил Полетаев. - Что хочешь предложить? Или поставить чайник?
- Это, конечно, не моё дело, - начал Валерий, - но ведь у вас есть теперь ещё одна квартира.
- А что от неё толку? Сдавать её кому-нибудь? Когда вернётся Толя, пусть он этим и займётся, а то я не умею. Он, правда, тоже никогда не имел дела с такими вещами, но я больше полагаюсь на него, чем на себя.
- Если бы вы сразу начали её сдавать, то уже имели бы от неё приличный доход, - заметил Валерий.
- Ну и времена пошли! - ворчливо заговорил Астафьев. - Какие-то доходы от квартир, всё деньги, выгода. Как мы раньше жили! Ни о чём таком и не помышляли, а были намного счастливее нынешних молодых.
- Дядя Коля, надо смириться с тем, что имеем, - ласково сказал Валерий. - Того, что было, не вернёшь.
Полетаеву тоже было жаль утраченного прошлого, но он соглашался с Валерием. Что толку в напрасных сожалениях? Можно довести себя до исступления, но ничего от этого не изменится. «Дай Бог спокойно принять то, что изменить мы не в силах», - вспомнил он. И тут же его мысли перенеслись на Валерия. Почему он внушает ему неприязнь? Вроде, парень разумный, ничего плохого сказать о нём нельзя. Вон как ухаживает за стариком! Прямо из кожи вон лезет! Пусть он получит за это квартиру, но ведь не за просто так получит, а за труды. Коля ещё до болезни, когда Валерка лишь изредка его навещал, отписал ему всё своё имущество, только не сообщил ему, так что парень об этом не догадывается. А может, догадывается, потому что в деловой хватке ему не откажешь. Но в любом случае, есть завещание или нет, квартира достаётся ему, как единственному близкому родственнику, а уж об этом он хорошо осведомлён, однако он всё-таки тратит на старика время и силы. Правильно он сказал, что времена изменились. Что ж поделать, если квартиры в Москве представляют такую ценность, что за них люди готовы друг друга убить. Валерка хоть честно отрабатывает свой кусок.
- Только я сейчас не о сдаче квартиры хотел сказать, - продолжал Валерий. - Где она расположена, дядя Володя? Та, двухкомнатная.
- У чёрта на рогах, Валера. В Солнцеве, причём на той окраине, которая дальше от Москвы. Оттуда до того места, где будет жить Толя,
