пора победить всякое то чудовищное былое зло.
Причем сама ничтожность всех тех благих намерений неизменно ускользает от глаз тех, кто пристально глядит на мир через призму возвышенных чувств, а надо бы между тем каждому напрягать зрение, дабы четко и ясно увидеть черствую и серую реальность полнейшего бездушия и пренебрежения властей к простым гражданам фактически любой страны мира.
А впрочем, и среди сильных мира сего есть люди совсем иного плана, но их мало и они и близко так никак вовсе не в почете.
И эти и впрямь-то чисто же на редкость чудовищные недостатки власти, не засучив рукава абсолютно вот никому никак не изжить.
Ну а литература и вправду навеки бессмертна, однако чисто аморфна всякая суть светлого ее добра, пусть она даже и всецело одухотворена разумом и плотью всех тех бесподобно богоподобных своих корифеев вложивших в нее всю свою великую душу.
Причем их влияние подчас разом носит, в том числе и на редкость наглядно более чем отрицательный характер, поскольку той чисто абстрактной вере в добро уж всецело свойственно не только витание в облаках, но еще и желание яростно притянуть далекие небеса к черной и весьма плодородной земле…
А как раз потому и создает литература каким-либо простым житейским умом и близко вовсе ведь непреодолимые преграды, которые, истинно поднапрягши все свои силы, нам и надобно будет всею той чудовищно заорганизованной массой людской враз славно и спешно некогда сходу ведь одолеть.
Причем конечным итогом всех тех непосильных усилий может же оказаться лишь то куда разве что поболее тяжкое застревание в том самом безмерно жуткой социальной трясине в точности тех обыденных проблем.
Причем самое наглядное производное тому, как раз в том весьма существенном обстоятельстве, что та так и внедренная силой в душу народа новая вера в светлые идеалы окажется одним чисто внешним лакированным покрытием, под которым будет сколь отчетливо приглядывать все то же желание властвовать и повелевать слепыми и послушными массами народа.
И всего тут делов, что подоплека для сурового властвования у новых господ была воинственно идеологическая, а она требует жесточайшего фанатизма и физического истребления всех кто позволит себе хоть в чем-либо усомниться или опорочить тех, кто стоит у руля судна ведомого шквальным ветром эпохи в дальнюю даль никогда несбыточного счастья.
И всю ту отчаянную необходимость должного рвения и старались же верно донести до сведения столь пока еще невежественных народных масс, что никак не развиты, да и стиснуты в жестких тисках невообразимо тяжких трудностей всей этой нашей осоловело невзрачной жизни.
А между тем в светлые грядущие дали их можно разве что до чего уж грубо так поманить, но вот дать всем этим донельзя сказочным миражам шанс действительно стать истинной частью той самой истинно доподлинной действительности совсем ни у кого никакой возможности попросту нет.
А все потому что та самая людская серая масса состоит из субстанции на редкость донельзя воинственно эгоистичной.
И это, прежде всего по этой более чем всеобъемлюще верной первопричине весьма обстоятельно не развив каждую отдельную личность, насильно построить можно будет одну лишь ту чрезвычайно большую казарму, где все и вправду окажется серо и казенно общее…
Но равенство тут будет разве что в плане фактически общей на всех духовной и физической нищеты.
Ну а само уж как оно есть вполне благопристойное продолжение всего того издревле прежнего приводит к сущей так явной непрерывности.
Ну а те наспех растоптанные в мелкое крошево принципы морали, само собою еще приведут к диким разрывам внутри душ.
И все это само собой еще же произойдет из-за явственного промежутка между яростным отторжением одной той ныне всецело отринутой веры и принятия некой другой.
А это более чем неизбежно будет чревато сущей бездуховностью, вседозволенностью, а также и неусыпным оком со стороны красного демона из пепла минувшего разом возникшей пролетарской державы за всеми теми новоявленными адептами новой веры.
Причем всех тех крайне вот неугодных или ненароком усомнившихся при этом никак не отлучают от кормила какой-либо власти во всем государстве, а чисто физически яростно уничтожают безо всякого права на апелляцию.
Причем еще и исключительно так безнравственно называют весь этот до чего бесславный процесс именем очищения, а между тем те вредные люди были вредны только лишь бездарям оседлавшим власть на вздыбившейся к самым небесам волне чудовищной ненависти и окаянно безнравственной демагогии.
А та прежняя вера дарила людям свет и тепло и счастье, которые и нужны были человеку для того чтобы он разом сходу не скатывался на чисто животный уровень сознания.
И, конечно, более чем возможно будет довольно-то совсем наспех высказать мнение о самой вот неистово ярой догматичности всей той стародавней морали, ее ветхозаветности, да еще и вящей ее приверженности ко всяческого рода догмам и суевериям.
И все-таки она неизменно давала народу нравственную основу, да и в том самом давно уж весьма ведь тщательно выкристаллизованном и вполне этак как-никак до конца свойском и понятном ему виде.
А, кроме того, ту новую безбожную мораль явно всячески старались втиснуть всею мощью чьей-то священно же прозорливой души, безусловно, делая упор на тупом внушении, а не на добровольном впитывании при том до того незатейливо осознанном и более-менее полновесном понимании всего того из чьих-либо наставнических уст на деле действительно услышанного.
3
Ну а объясняется все это, собственно говоря, проще простого!
К чему это вообще – разжевывать для всяких серых масс почти этак неудобоваримые для их простецкого сознания чисто абстрактные нравственные постулаты, раз ничего не стоит до чего еще всемогуще сходу втиснуть в чье-либо крайне неповоротливое сознание все те самые основные понятия, причем именно в виде немыслимо твердых, словно сталь, убеждений?
Да еще таковых, что никак не будут затем подлежать суду совести и вполне естественных для всякого человека колебаний и сомнений.
Наша правда, безусловно, фактически ведь на редкость единственная и никакому качественному анализу она как-никак еще изначально вовсе и близко попросту не подлежит!
А то совсем уж не иначе, а слишком еще много тогда отыщется и расплодится всяческих и всевозможных праздных трактователей всех тех далеко вот никак не банальных и обиходных истин.
И при этом и близко не было хоть сколько-то учтено… все, то разве что лишь последующее нагромождение никак не противоречиво, а до чего складно скроенного конгломерата лжи, да и вообще всяческого рода околонаучных спекуляций, безусловно, легших в основу вероучения обо всей той наивысшей расе немецкого народа.
А ведь это именно те весьма же новоявленные атеистические веяния, щедро так до чего разом сдобренные сентиментальным романтизмом, и послужили всему тому исключительно и впрямь на редкость до чего надежной и первостатейной первоосновой.
4
Ну а что, так или иначе, могло быть касаемо именно того еще беззастенчиво искушающего весь род людской бесноватого марксизма – вероучения, сколь старательно преуспевшего чисто вот первым до чего плотно и намертво прирасти ко всему тому, совсем иссушающе праздному логическому пьедесталу донельзя всеобъемлющих наивысших истин…
То в нем и впрямь-таки было чрезмерно много сарказма по поводу недостатков феодального и капиталистического строя, но при этом предлагаемая им взамен схема была абсолютно так критически явственно нежизнеспособной.
Да и вообще для принципиально иной схемы управления обществом нужно было еще подготовить целый пласт людей думающих и чувствующих совершенно иначе, ну а без этого великие социальные преобразования будут носить чисто косметический характер или еще того явно похуже с государственной структуры будет начисто снесен всякий тот чисто наносной цивилизованный слой.
И ясное дело, что при этом сходу обнажаться все те до чего наиболее глубокие ее корни доселе более чем глубоко же упрятанные в самых недрах сырой земли.
Причем это именно бренными телами наилучших людей и был создан сталинский огород с чертополохом и полынью вместо того, что там когда-либо произрастало некогда ранее.
И ведь дело тут совсем не в том, что теорию неправильно применили на практике, а в том, что любые социальные теории надо бы весьма тщательно выводить только лишь из практики, а если делать это наоборот, то тогда и будет иметь место кровавая каша, и хлюпанье кирзовых сапог по болотной жиже…
Хотя чисто внешне чисто уж показно все и может при этом выглядеть сколь еще вовсе вот на редкость принципиально иначе.
То есть да никак незабвенное учение Карла Маркса, так и блистало светом всепоглощающей правоты, но при этом все те простые люди для него были одними теми разве что фигурками на огромной шахматной доске.
Хотя при всем том и близко ведь не было оно целиком и полностью донельзя сплетено из чрезвычайно тонких нитей сентиментальности и псевдонаучных изысканий, как то весьма уж явно вполне имело место в случае гитлеровского нацизма.
Коммунизм, как голая идея был довольно цельной программой экономического переустройства общества, но был он при этом разве что сколь еще плоским, как блин самым явственным отрицанием всех тех когда-либо доселе во всем этом мире испокон века существующих общественных связей.
И был он необычайно прост во всем своем крайне так неистовом желании разом так сходу всесильно перевернуть общественную пирамиду фактически вверх дном.
Но все же при этом никак нельзя не признать, в том числе и самую безмерную запутанность и сложность всех его нечестиво лицемерных и демагогически воинственных хитросплетений.
Марксизм, как и нацизм, явственно подразумевает самое мгновенное разрешение всех жизненных неурядиц путем могучего толчка к той чисто теоретически совсем иной и куда только поболее достойной жизни.
Ну а также еще и самого своевременного физического устранения всех тех, кто к этой новой жизни мог бы нам вольно или даже невольно умудриться, хоть как-либо помешать идти теми-то и впрямь самыми нескончаемо длинными стройными рядами.
При этом злые недруги теперь вообще ведь начисто лишались всякого высокого ранга людей, поскольку отныне они были чем-либо навроде презренных насекомых, заклейменных одним броским именем, и судьба их была полностью так заранее всецело предрешена.
Буквально всех их сколь незамедлительно требовалось под самый тот еще корень разом извести, ну а как раз тогда и наступит то совершенно уж немыслимо долгожданное и всеобъемлющее людское счастье.
Причем сама как она есть, иссиня черной грязи простота безнадежно же кровавого воплощения в истые реалии жизни всех тех отчаянно дешевых спекуляций была весьма малозаметна для целого поколения праздных мечтателей, не видевших ничего кроме книжных благих реалий.
Ну а как раз потому многие из тех, кто остался на родине попросту никак не видели как тот до чего еще тяжкий сапог новой никак не волшебно же девственной действительности, попросту повсюду вытаптывает в людях чувство
