онемели — весь живот, грудь и плечи, а странная собака будто проваливалась в Валент, ее морда становилась все ближе и ближе к ее лицу. Обессиленная девочка закричала от страха, до смерти напуганная еще и тем, что не могла пошевелиться.
Два брата, лежавшие с ней на одной широкой кровати с одного края и сестра, у другого края той же кровати тут же проснулись. Девочка получила крепкими братскими пятками тычки по ногам, вразумляющие щипки от сестры Алессы и обещание старшего брата Лигора придушить, если не перестанет орать.
Никто из них не заметил страшного зверя, хотя он никуда не делся, продолжал лежать на Валентсии, и мучить ее зловонным дыханием. Из пасти зверя свисал длинный черный язык. Время от времени тварь глухо ворчала и противно смеялась прямо в лицо Валент, а синий огонь в ее глазах медленно угасал.
До самого утра девочка не смогла сомкнуть глаз, задыхаясь под душной тяжестью, но с первыми петушиными криками чудовище слезло с нее. Петух — это вестник бога-Защитника, его посланник. Валент знала, что именно петухи прогоняют нечисть, которой полно вылезает из-под корней старых деревьев с наступлением темноты, туда же они и уползают с рассветом. Вот только странная собака не уползла, каким-то подлым образом она проникла в Валент и спряталась в ее теле.
Под утро девочке показалось, что у нее в голове мозги перевернулись кверху тормашками, острые когти заселившейся в нее собаки скребли словно прямо по сердцу, вязким клубком к горлу поднималась тошнота, снаружи тело горело огнем, внутри же свернулся холод.
Ненадолго Валент смогла задремать, но с самого рассвета в доме началась суматоха, ее выгнали с кровати и отправили в боковую подклеть, к Кармиссии. Девочка покрутилась возле печки, стянула с противня пирожок с рыбой, потолкалась между юбок работниц и соседок, которые сновали от печи к столам, разделывали мясо, раскатывали тесто, чистили рыбу, мелко резали овощи, пучки зелени, давили ягоды в огромной бочке, чтобы отжать достаточно сока, еще одна такая бочка стояла в углу кладовой, в ней зрел молодой яблочный сидр для свадебного стола, а в маленьких бочонках, которые отец привез из Румера было дорогое ягодное вино. Сегодня все напьются и будут веселыми. Мать бывала недовольна, когда отец пил много вина или эля, но тогда он становился веселым и Валент его не боялась.
— Не крутись-ка без дела, Валентсия, иди поешь, да помоги сестре! — Кармиссия усадила девочку за свободный краешек стола и отрезала ей овсяного пирога с яблоками.
Яблок в этом году уродилось тьма тьмущая, их сушили на зиму, сбраживали в сидр, пихали в пироги, варили варенье, запекали в печке, вымачивали в капустном рассоле в больших кадушках, которые стояли в погребе и отвозили на продажу в соседнее поселение трапперов, возле самого леса. Взамен, у охотников покупали туши отстреленных кабанов и куропаток. Иногда отец Валент привозил с охотничьей фактории маленькие крапчатые яйца — их можно было есть прямо со скорлупой, но побаловаться таким лакомством мог только тот счастливчик из хозяйской ребятни, которому удавалось заболеть, остальные дети довольствовались кашами, овощами и надоевшим до оскомины белым сыром, который считался полезным для костей, но после него ужасно всегда хотелось пить, а во рту оставался противный кислый привкус. Овсяный пирог с яблоками считался праздничным блюдом, Кухарка хотела порадовать девочку, которая выделялась среди своих братьев и сестер маленьким ростом и болезненной худобой — все ребра можно пересчитать.
Девочка надкусила свой кусок, но дальше есть не стала, спрятала в кармашек фартучка — ей хотелось уйти отсюда на свежий воздух — от разных запахов, витающих в дымном помещении внутри нее забеспокоилась странная собака, о которой никто не должен знать, иначе Валент могли отправить к жрецам, изгоняющим демонов. Девочка решила молчать о заселившей ее сущности, изгнать ее как-нибудь самостоятельно. Она глянула на свою сестру Алессу, которая сидела в углу и дергала перья из куриной тушки, рядом с ней на низенькой скамеечке примостилась Альмара и перебирала фасоль, для Валент тоже приготовили плошку с фасолью — на кухне все должны быть при деле, но девочка потихоньку улизнула во двор, погладила Мушку по густой длинной шерсти, хотела, как обычно, боднуть собаку в лоб, но та почему-то оскалилась на Валент и тревожно рыкнула, видно, почуяла другую собаку внутри маленькой хозяйки.
Девочка тяжело вздохнула, украдкой огляделась, и выскользнула за ворота к большущему дубу: Фодий забыл закрыть калитку, сам виноват. Дуб был настолько старым, что толстые ветки висели низко, Валент легко забиралась по ним в маскирующую густую крону и пряталась там в подобии гнезда между ветвями. Ей надо было хорошенько обдумать, как справиться со страшным зверем внутри себя.
* * *
В окно бесшабашно светило солнце, обещая теплый денек, несмотря на то, что уж осень, и урожай весь снят с земельных наделов и огородов, и уж десятина благополучно свезена по сухой погоде в баронский замок. Богатая десятина, еще и самим осталось — грех жаловаться. Удачным получился этот год: теплое лето, и не без дождей, не пришлось Лигору и Валарию гонять коней к реке за водой для полива, и Тормилий удачно провернул свои дела на Руднице, и невеста нашлась для сына — все как по заказу.
Семья у сватов как раз в таком же положении, что и их: не богатая, но и бедной не назовешь — ровня друг другу, а это самое главное. Значит, одна сторона не станет упрекать другую в недостаточной помощи молодым, за невестой дадут хорошее приданное, да и со стороны жениха будет чего подарить молодой семье.
Вербения грустила: вот дети и полетели из родного гнезда, в то же время она радовалась, что сын будет рядом — напротив их усадьбы крепко уцепился за землю прочным фундаментом добротный дом для Валария и его жены. Построили за месяц. Какая это работа для умелых и неленивых рук? Собрались ватагой, вся родня, и построили, сам Валарий не присел ни разу за этот месяц — вот как припекло! Не успели оглянуться, а дом уж готов — все честь по чести: пятистенок и подворье. Муж Тормилий согласился отдать молодым одну корову и молодую кобылу, а уж остальную скотинку заведут сами, какую захотят.
Женщина тяжело вздохнула: непонятная тяжесть легла камнем на сердце, с самого утра сегодня так сдавило грудь — не поймешь, к чему это. Словно что-то гнетет, но что? И денек для свадьбы выдался чудесный — теплынь и ясное небо, ветерок легкий, приятный. И рук-то хватает, слава богу-Защитнику!
Ей самой не пришлось крутиться, сестры мужа освободили ее от работы — есть кому присмотреть за всем. Вон, весь дом гудит, как хороший дружный улей: вся родня здесь, помогают и двое работников, и старшие дети, даже Валентсию припахали к работе. Как только удалось? Ведь эта девчонка не усидит на месте ни одной минутки — веретено, просто!
Вербения усмехнулась, погладила выпуклый живот и машинально покачала кроватку, где спали младшие дети — близнецы Ламия и Торий. Вот кто не даст ей погрустить ни минутки, а скоро, к весне, родится еще один и станет заботой Валентсии — хватит ей уж бегать, как мальчишке, пора привыкать к женским обязанностям: следить за малышами, учиться готовить, шить, вышивать, прясть — да мало ли забот в доме!
Вебения снова качнула кроватку.
Алесса ждет не дождется, когда же можно будет потанцевать в паре с Данко, он тоже глаз с нее не сводит, да только напрасно все это, вряд ли Тормилий отдаст дочь за него. Парень сирота — ни кола, ни двора, всего богатства — веселый нрав, да золотые руки: за что ни возьмется — все на загляденье выходит. Хороший парень, но им не ровня, да и Алессе едва исполнилось пятнадцать лет, можно еще покопаться в женихах, выбрать такого, который внесет в семью свою лепту достатка и благополучия. Двое других сыновей Ускор и Лигор погодки тринадцати и четырнадцати лет еще побегают по двору несколько лет, а потом тоже улетят. Муж уже сейчас подумывает огородить пустующую землю, чтобы было где поставить еще два дома, ну а Валентсия…
При мыслях о дочери сердце матери тревожно трепыхнулось в своей клетке: вот она — заноза, которая не давала покоя все годы, а сегодня особенно разболелась. Рождение предпоследней дочери прочертило белую полоску в ее темно-каштановых волосах. Нет, не из-за тяжелых родов, как раз наоборот, доченька родилась на удивление легко, правда, росла слабенькой, хоть серьезно и не болела, так, простуда и не более того, только вот… уродилась она светловолосой и белокожей в семье, где у всех, включая мать и отца были густые темные шевелюры и смугловатая кожа. А у Валент молочно-белая, почти фарфоровая кожа расцветала веснушками на носу, едва начинало припекать весеннее солнышко, глаза не карие, как у всех, а болотная зелень, а уж соломенную паклю на голове и волосами-то не назовешь — кудлы какие-то.
Если бы Вербения сама про себя не знала, что кроме Тормилия до нее не дотронулся ни один мужчина, то и сама бы сомневалась, его ли это дочь! К чести ее мужа надо признать, что он не высказал ей ни слова в упрек, и, как обычно бывало при рождении очередного ребенка, подарил колечко с красивым камешком и даже поддакивал своей тетке Ирении, когда та заводила разговоры об его собственной, Тормилия, прабабке, которая как раз была светловолосой в своего отца, а тот был уроженцем далеких северных земель, еще дальше Холода, где, говорят, снег лежит десять месяцев в году, потом наступает короткое лето в два месяца и снова зима. Ирения трепала языком,
Тормилий притворялся, что верит, но жена видела, с каким трудом тому удается держать себя в руках при таких разговорах. Свою дочь, Валентсию, он так и не полюбил, буквально терпел в своем доме, как терпят увечного, которого не выгонишь на улицу, чтобы не осудили люди, и Вербения знала, почти наверняка, что сплавит он девчонку за первого попавшегося парня, да хоть, за того же Данко, едва дочери исполнится четырнадцать лет. И эти трое последних детей родились, как доказательство того, что она, Вербения, принадлежит ему, Тормилию, а на пересуды ему наплевать.
