Старшая по дисциплине и регламентам жизнедеятельности разгильдяйных отделов, подвинув к переносице сползающие очки, задала новый, волнующий всех, вопрос, впрочем, судя по снисходительному тону, не ожидая от претендента путного разрешения:
- Вы у нас зарекомендовали себя спецом по разрешению неразрешимых проблем, что можете предложить для разрешения постоянных проблем с выполнением госзаданий?
Думать разрешителю проблем долго не пришлось.
- Ничего иного, кроме того, что предлагают классики мировой экономики – избавиться от нерентабельного производства.
- То есть? – встревоженно вскрикнул кто-то.
- Выставить стройучасток на торги, продать с молотка частному застройщику. В других городах и в областном центре давно нет госстроительства, - резал, не задумываясь, доверенный кандидат по живому.
- А мы? – почти взвизгнула какая-то кабинетная строительница.
Приватизатор улыбнулся обнадёживающе.
- Не сомневаюсь, что лучших профессионалов частник заберёт к себе.
Худшие, или не надеющиеся, что они лучшие, затаённо молчали, чтобы не выдать себя, они-то точно голосовать за навязанного на их недоразвитую голову кандидата не будут.
- Ходят упорные слухи, - озвучил их один из старейшин стройдепа, надеявшийся, что он-то попадёт в число лучших, - что Осинский не прочь поживиться нашим стройотделом.
- Ему нельзя, - Виктор Сергеевич не сразу осознал услышанную новость. – Он – госслужащий.
- Жене можно, - усмехнулся начальник отдела, не пожелавший когда-то помочь Виктору Сергеевичу прищемить Коротича. – Судя по частым встречам Осинского с Малышкиным, можно предположить, что подготовка к негласной приватизации уже началась. Неужели вам, помощнику мэра, ничего не известно?
Ошеломлённый предательством шефа, помощник невнятно и растерянно пробормотал:
- Так оно и есть.
- Хана Коротичу, - опять кто-то вполголоса предрёк гибель начальника.
Виктор Сергеевич, чтобы как-то сосредоточиться и прийти в себя, немедленно встал на защиту того, кого когда-то хотел прищемить и даже сковырнуть.
- Ещё раз объясняю: Леонид Аркадьевич – высококвалифицированный профессионал, он давно перерос должность директора департамента, ему впору забираться выше, у него есть для этого не только все данные, но и авторитетные ходатаи, - защитник прежнего врага имел в виду, конечно, себя.
- Свой среди своих не пропадёт, - определил чей-то чуть слышный бормоток.
- Обещаю, - постарался свой придать ослабшему голосу твёрдость, - что архитектурно-проектный останется при мэрии на хозрасчёте не только не тронутым, но и усиленным за счёт сопутствующих подразделений, таких как бюро техинвентаризации, земельно-планировочный отдел, садоводческий и другие.
Это обещание существенно скрасило подросшую было негативную оценку кандидата, вызвало среди нетронутых одобрительный гул, и не только среди архитекторов, но и среди чужих уже строителей, надеявшихся перебраться к своим. Были и ещё всякие вопросы, в основном, бытовые, присутствующие работники были настроены полностью разменять сегодняшнее рабочее время на праздное время вопросов и ответов, а увялый выдвиженец вынужден был что-то отвечать и что-то обещать, в чём-то оправдываться, в чём-то убеждать, а у самого в потревоженных мозгах вертелась, мешая и раскручиваясь всё сильнее, навязчивая новость о непонятных контактах Малышкина с Осинским. Неужели он предан? Правда, в политике нет такого понятия, если предательство выгодно, то оно спокойно используется без зазрения похеренной совести. Или тут какая-то новая игра проигрывающего мэра? Дополнительный ход на случай катастрофического провала на выборах? Или уже начавшийся торг с будущим мэром в обход подставника на второе место? Что? Еле дождался конца плодотворной встречи с въедливыми избирателями, чтобы остаться вдвоём с Коротичем, легко разбирающимся в запутанных тенётах гадючьего бюронета.
- Как ты думаешь,- спросил, стараясь не показать волнения, - что это у стариков?
Леонид Аркадьевич пожал плечами.
- Ничего особенного, обычный обмен «ты – мне, я – тебе». Малышкин под шумок предвыборной кампании постарается тихой сапой по дешёвке передать Осинскому стройучасток в обмен на должность сити-менеджера. Депутаты дружно согласятся с предложением нового мэра и руководителя партячейки, свершится обоюдовыгодная рокировка.
- Но это же подло! – возмущению Виктора Сергеевича не было границ.
- О чём ты? – недоумённо посмотрел на него тёсаный топ-чиновник. – Повторяю ещё раз: обычная назревшая комбинация между своими: кто-то теряет, кто-то находит.
- А я? - вскричал помощник мэра с боку-припёку подобно женщине на встрече.
- А ты – отвлекающая мишень, такую выставляют в сторонке, чтобы не догадались, где главное продвижение. Тебе ещё рано играть в настоящие игры, у тебя в загашнике нет ничего стоящего, даже нормальной квартиры и машины, не говоря уж об обязательном загородном доме, ты не тянешь на солидного партнёра. Поднакопи сначала жирок, без него тебя никто всерьёз принимать не станет. Если не способен обделать свои делишки, то как справишься с чужими? Всё здесь ваимоповязано. Так что терпи, коли влез в клоаку и намерен в ней вертеться.
Вляпавшийся почти физически ощутил клоачную мерзость, покрывшую и тело, и душу и вызывающую зловонное удушье.
- Ты тоже, наверное, ищешь подходы к новому главе?
Они говорили о нём, как о свершившемся факте, ни в грош не ценя тщетные потуги мишени. Коротич пошёл к выходу, показывая тем самым, что и ему Виктор Сергеевич не интересен.
- Нам с Осинским не ужиться, - бросил на ходу. – После выборов я, наконец-то, уйду от вас. Надоело лебезить и кланяться, стукаясь то лбом, то боком о всякие запреты. Хочу свободы, не могу больше сдерживать кипучую еврейскую кровь, переключусь с твоей подачи на бизнес, - приостановился у дверей. – Думаю прибрать к рукам и заводик ЖБИ, как ты на это смотришь?
- Здорово! – безрадостно порадовался за умывающего руки соратника измазанный кандидат. – Правильно, что все тяжёлые строительные материалы будут в одном ведении.
Леонид Аркадьевич удовлетворённо по-американски хлопнул его по плечу.
- Вытурят – приходи, возьму в замы, - открыл дверь, обернулся и ещё добавил: - А вот в замы к Малышкину идти не советую, - вышел, не ожидая будущего помощника по бизнесу, а тому нестерпимо захотелось немедленно ворваться в кабинет шефа, с негодованием швырнуть на стол мандат, но, как и в других подобных случаях, вспомнились отрезвляющие слова Талейрана о том, что первый порыв хотя и благороден, но всегда неверен, и потому решил отложить метание ксивы на… ну, там видно будет на когда. Тем более что Малышкин, по сути дела, ничего не обещал наверняка, кроме политической тренировки.
В мэрию идти нельзя, долго ходил по городу, по захламлённому непричёсанному парку, который самонадеянно обещал облагородить, высчитывая шансы и выискивая ходы в послевыборное суетное время, когда в стае начнётся нешуточная грызня за место около трона. Что ему светит? Ничего, кроме фигаро у Малышкина, Букина, Коротича, далеко от трона. И дома, вышагивая по комнатам, выглядывая в окно и с балкона, вылёживая на диване и кровати, так ничего дельного не мог придумать, не желая признаться самому себе, что нет в нём рисковой и напористой жилы, не обременённой аппендиксом моральных ограничений, тронутых плесенью неуверенности в собственных силах. Впереди только тупиковый короткий путь кандидата на второе место, куда загнали помимо его вялой воли. Но точно знал, что в замы не пойдёт и пахать вместо кого-то больше не будет. Одним словом, «хана!», как выразился кто-то на встрече со строителями. Хорошо бы возглавить финансовый блок, но для этого надо сильно понравиться Осинскому, что нереально после неприглядной истории с членством в партии и попыткой смены партлидера. Есть, правда, Алина, но, насколько он помнит, она не в ладах с отчимом и вряд ли сможет помочь тупарю в тупике. Остаётся одно: довериться судьбе, что не раз в критические моменты находила непыльное запасное местечко, с которого можно было продолжать прицеливаться к олимпу. Ждать, терпеть и надеяться – это он мог, лишь бы никто не мешал.
Да где там! Вот она, помеха, уже в дверях, запыхавшаяся, раскрасневшаяся и по виду неприятно счастливая. Сбросила не зашнурованные кроссовки, оставила две сумки в коридоре, опрометью умчалась в спальню, через мгновение выскочила Евой и, блеснув плотным задом, исчезла в ванной. Обречённо вздохнув, Виктор Сергеевич подобрал сумки, отнёс в кухню, заглянул внутрь – барахло и какие-то упаковки с едой. Похоже, помеха устраивалась обстоятельно и надолго. А вот и она, Афродита, распаренная в горячем душе. В комнате духота, впору распластаться на льдине, а она, как всегда, охлаждается под горячим душем. Вышла размякшая, блестя от удовольствия посветлевшими голубыми зенками, подплыла голенькая, легко поцеловала в губы мокрыми губами.
- Фу-у! – сморщился он. – Табачищем прёт как из урны!
Алина рассмеялась, нисколечко не смутившись от уличённого греха.
- Что делать! Весь день нервничаю, переживаю за тебя! – по-женски возложила свой грех на мужика. Хотела просунуться на кухню, но он заступил дорогу.
- Прикройся хотя бы немного.
Повертев мокрой головой, она увидела висящий на ручке кухонной двери фартук, сняла, повязала, прикрыв по-индейски передок.
- Ну, как? – поинтересовалась, изящно изогнувшись по-женски же, оглядывая себя сзади, где не было прикрыто.
- Почище, чем у Зайцева, - не сдержавшись, улыбнулся блюститель кухонных нравов. – Есть по чему отстегать за непослушание.
Она задорно хохотнула и, повернувшись, задиристо покрутила перед ним оголённым задом.
- А что Зайцев? Портняжка, да и только! Его бабьё сделало символом, а на самделе он – сермяк. Они жить не могут без идола. А он вовремя подвернулся, жирный, мягкий, нахальный и льстивый, вот и стал модным. Им не важно, какая хламида на них напялена, важно, что от Зайцева. Они не видят себя в целом, а только по частям, чем больше кусков навешано, тем кажется красивее. Неандерсучки! Подумаешь, кумир! Нормальную спецовку для зэков не мог придумать.
- Чего ты взъелась? – попытался успокоить немодную подругу модник.
- Да ну их всех! Не люблю, когда зашоривают! Всё! Давай, заедим.
Ни одинарного сюрприза, ни двойного не было, а были всё та же говядина с жареной картошкой с добавкой ярко-красных помидоров, а на десерт – профитроли с кремом из сливок. Очевидно, кулинарными способностями и влечением к кулинарии задира не обладала и баловать будущего мужа собственноручно приготовленными деликатесами не собиралась. Перед чаем-кофе спросил будто так, мимоходом:
- Что там, в мэрии?
- Полнейший раздрай! – Алина ела мало и быстро, причём непоследовательно, перемежая мясо помидорами, картошку профитролями, поминутно запивая и то, и другое переслащённым некрепким чаем. Поморщившись, пообещала: - В следующий раз возьму газ-аш-два-о, - отодвинула всё недоеденное и недокусанное. – Девки, обалдев, повесили твой портрет и поминутно прихорашиваются перед ним, как будто ты на них смотришь живьём из зеркала. Так и хочется врезать какой-нибудь по разукрашенному фэйсу, чтобы не пялилась понапрасну. А старушки-пердушки
