сменил краску раскрепощённости на лице Тишины на бледную внимательность, с которой он воззрился по сторонам.
– Да не туда ты смотришь. Вон она в центре, разыгрывается на аукционе. – С сарказмом на лице, Точь указывает Тишине в сторону центра зала, где уже начался аукцион, что для Ростика совершенно не понятно, шутит он или нет.
– Внимание! внимание! – Заговорил лицитатор.- Следующим лотом нашего аукциона выступает сценический костюм нашей звезды…Звезды! Ха-ха. Я думаю, что она звезда, но полу – он (– Как всё же сложно с этими звёздами, которых и не разберёшь, как назвать, – небольшое отступление ведущего, вызывает небольшой смех в зале) Ну, в общем, он не нуждается в своём громком…– А главное в высоком. – Заглушает слова лицитатора, сидящий за соседним столом, элитарного вида, молодой, весь внешне и наверное и внутренне зализанный, скорей всего Мачо-мен, который был настолько брутален, что создавалось впечатление, что он и ходит только в те не столь отдалённые места, специально для него обозначенные не одной, а двумя буквами «М-М».
– Представлении. – Закончил фразу лицитатор, вызвав шумовые поветрия в виде хлипких аплодисментов и восторгического пищания, яростных в своей рассудительности по отношению к своему кумиру фанаток, которых, впрочем, в виду зоркости не малостоящего билетного контроля, было раз, два и обчёлся.
– А я не удивлён. Если на сцене в основном поют трусы, то и почему бы, им, невзирая на личности, не продолжить выступать после сцены. – Продолжает крыть свою правду-матку, прямо в ухо рядом с ним сидящему Ростику, этот, не создающий, а скорее низвергающий кумиров элитарий. Но Ростик не спешит вступать в диалог с этим критически ко всем настроенным элитарием, от которого прямо-таки несёт его центробежной силой, которая, как все близко знакомые с физикой знают, при верчении не терпит всякой поверхностной шелухи и выносит её прочь. Ну а этот элитарий, судя по всему, в таких верхах крутился, что даже у Тишины, мог бы дух захватить.
– Господа, не скупитесь! – Оглашает зал голос лицитатора, который под воздействием душной атмосферы, начал уже забываться, где он находится и что такого слова, не то что в лексиконе нет, но и находится под табу у столь сурово относящихся ко всякой скупости, господ и дельцов.
– Мы бережливы, а не … Даже скулы сводит от этого, невозможно выговорить слова. – Рассуждают в узком кругу самые бережливые умы и люди одной глобальности, которым невыносимо слышать человеческий поклёп в их сторону.
– А мы не будем рассуждать, а продолжим беречь. – Не смотря на понижающий контроль выпитого, продолжили здравомыслить сии достойные своего бережливого ума, сидящие подальше от аукциона господа, которые не прислушались к этим дерзким заявлениям лицитатора, а принялись в двойне беречь свои капиталы, но только не здоровье, зачастив принятием на грудь горячительного.
– В этом костюме он исполнял свои лучшие любовные баллады, которые даже я не дам себе соврать, соединили ни мало пылких сердец. – Продолжил увещевать публику лицитатор, набивая цену на новый лот, принадлежащий ещё одной звезде и само собой его костюму.
– Если первый звездец, подстраховался своим ростом. Его пиджак мало кому будет в пору, то эта вторая звезданутость, всего-то отожралась на вольных хлебах и теперь не влезает ни в один свой костюм. Вот и приходится благотворить. Но я то, знаю…– Неумолимый элитарий, столь неумолим ко всем, что даже не заканчивает свою фразу, заставляя невольных слушателей обеспокоиться на счёт этих звёзд и даже за себя, представляя, что же он может такого знать на счёт них. И Ростик, уже было хотел забеспокоиться, как вдруг его и многих сидящих рядом людей, привлёк необычный, довольно отдающийся вибрацией звук, который, как правило, сопровождается падением чего-то массивного на пол. Ну а после того, как со стороны центра зала пришла шумовая, очень суетливая волна, с призывами о помощи и врача, то стало понятно, что это был за звук.
На что, тут же не смог смолчать элитарий и прокомментировал:
– Кому-то счастье подвалило.
Что на этот раз нашло свой должный отклик у Тишины, который с нетерпением в глазах, посмотрел на ухмыляющегося элитария и в одно слово «Заткнись уже», заткнул его улыбку в себя. И скорей всего, это была всего лишь паузная заминка элитария, не привыкшего, что либо спускать и выпускать из своих рук и, судя по предпринятым им совокупным мерам, в которые входило: багровость лица, концентрация его взгляда на своём носе, оттягивания бабочки на шее и других мелких подготовительных мер, он с секунды на секунду, обрушился бы на Тишину, если бы неожиданно появившаяся Комаша, не схватила Тишину за руку и не увела его для того, чтобы кого-то там послушать.
– Ничего…– Бросив свой убийственный взгляд в спину Тишине, а затем на Ростика, элитарий дал ему понять то, что, либо в скором времени от них ничего не останется, либо у них в жизни ничего не останется, кроме разве что этого ничего. В общем, куда ни погляди, выбор определённо не радует и вынуждает только молиться и лучше прямо сейчас, и понятно кому. Режущий глаз, вид элитария, в данном вопросе предполагает свой монотеизм.
Но Ростик, что удивительно, не задумывается над этими их перспективами, а завидев Комашу, вдруг озадачивается другим вопросом.
– Кстати, а где…. – Ростик не успевает закончить свой вопрос, как повернувшись в обратную от выхода сторону, тут же утыкается в глаза сногсшибательной брюнетки, от которой и получает свой ответ на своё вопросительное многоточие.
– Я знала, что ты обо мне вспомнишь. А это говорит о многом. – Не сводя своего взгляда с Ростика, тихо, но прямо в душу, аж, дух захватывает, проговаривает слова эта брюнетка, которая, судя по всему, олицетворяла собой Мару. А ведь Ростик до этого момента не только ни разу не видел её в полном свете (ресторанная иллюминация и обстановка, также служила не раскрытию, а наоборот прикрытию истинных лиц посетителей), но и не слышал её, как, впрочем, и голоса Комаши. О чём он, только сейчас, после произнесенных Марой слов, не просто задумался, а поймал себя на такой мысли.
А между тем, посмотреть было не просто на что, а даже больше того, было невозможно отвести от неё глаз. Ну а когда так случается, то и сам вид человека, подверженного заглядению, тоже преображается и он, покрывшись красным налётом восторженности, если не зубами поскрипывает, то обязательно в такт своему невыносимо сильному и громкому дыханию, начинает цокать языком.
– Ничего себе, ты…– Многоточие в ответе, взмокшего от вида Мары Ростика, как нельзя лучше демонстрирует его восторженность, ну и служит лучшим комплиментом для всякой особы женского образа, которая сейчас одетая в без всяких вычуров облегающее чёрное платье, с жемчужной нитью на нём, пристально смотрела на Ростика.
– Я знаю. – Без тени улыбки, но с видом полного желания осуществить желания человека, в чьи глаза она смотрит, проговорила Мара, взяв Ростика за руку. – И я хочу, чтобы ты знал, что я всегда буду рядом.
– Я это понял. – Проглотив слюну, ответил Ростик, которого, больше от слов, а не от ледяных рук Мары, почему-то пробил озноб.
– И ещё. Я тебе могу предложить бесконечную реальность воплощения своих желаний, когда как Комаша со своей иллюзией…– Слова Мары заворожили сознание Ростика, который даже не заметил, как вдруг обнаружил, что дыхание слов Мары, уже льётся ему в уши с расстояния соприкосновения её ресниц и его щёк, где ему отводилась роль оцепеневшего кролика, в крепких объятиях гипнотического взгляда Мары. И кто знает, в какие бы лабиринты сознания увела бы его Мара, если бы не знающий спокойной жизни элитарий, своим громким восклицанием не обозначил себя и тем самым резко одёрнул Мару от Ростика.
– Фу, страшная, как смерть. – Элитарий очень громко приговорил какую-то мимо проходящую деваху и заодно рюмку крепкого напитка, который должен был смягчить его чувствительное сердце, от осознания несовершенства этого мира. И если внешне и внутренне, полностью плоская деваха, гордившаяся этой своей модельной внешностью, ни капельки не смутилась, а даже обрадовалась, что её заметили элитарные круги, то Мара, как краем глаза заметил пришедший в себя Ростик, даже как-то растерялась и, вцепившись в ручки стула, пыталась унять свою дрожь в руках.
– А ты, ничего. – Элитарий бросил свой взгляд на Мару, сопроводив его словесным и языковым лапаньем себя и Мары. Мара же на этот раз быстро нашла, что ответить, подмигнув ему. Что само собой не осталось незамеченным элитарием и он ответно подмигнул Маре, затем демонстративно кивнул в сторону Ростика и прижав к губам палец, дал ей понять, что та совместность, которая их непременно ожидает в какой-нибудь кабинке, обязательно останется только между ними. На что Мара, лёгким прикрытием обоих своих глаз, даёт тому согласие и таким образом, воодушевив элитария, возвращается к Ростику.
– Люди, никогда не знают, чего они хотят. И то, что они больше всего не любят – ожидание, как выясняется потом, было тем единственным, на что они в этом мире и уповали. – Проговорила Мара, принявшись разрезать на дольки, выхваченное ею из блюда яблоко.
– Я, как понимаю и он обманется в своих ожиданиях? – кивнув в сторону элитария, спросил Мару Ростик. Мара же в свою очередь внимательно посмотрела на Ростика, о чём-то подумала и после этого ответила:
– Они все обманываются.
– Тогда возникает логичный вопрос. А есть хоть кто-то, кто не обманывается? – спросил её Ростик.
– Если есть вопрос, значит, есть и ответ. А вопрос, как и всякий путь, подразумевает выбор. Так что, умеющий уши, не только услышит, но и увидит, и значит, сделает не тот один, из ожидаемых слепцами: неверный или верный выбор, а свой выбор. Ну а он подразумевает веру и значит, эпитеты «верный» и «неверный», к нему не подходят. Главное ведь, надо знать, кого и что нужно слушать. И тогда ему откроется …– Мара сделала паузу и, не увидев, а почувствовав, что её услышали, добавила, – Слушай тишину и ты найдёшь ответы на все свои вопросы.
Мара замолчала и, бросив свой, всё замечающий взгляд в сторону другого развесёлого застолья в двух столах от них, заметив кого-то, остановила свой взгляд на нём. (А ведь каждое специфическое пространство, предъявляет свои требования к себе и ко всем в нём находящимся, в связи с чем и приходится использовать те измерительные инструменты, которые есть у них в наличии. Ну а ресторан, который и может похвастаться в основном только своей специализацией и своим столом, и заставляет вести все измерительные действия всё теми же столами.
Так, по ассортименту сделанного заказа, без труда можно определить толщину кошелька и внутреннюю содержательность носителя этого кошелька, которые почему-то всегда находятся в диспропорции друг к другу. При этом внешние данные едока, как анитиподы его внутренним качествам, определённо придерживаются большей близости к внешним атрибутам жизни, которые щедро им предоставляет их толстый кошелёк. Который при этом, совершенно не подозревает о том, что его наполняемость и толщина, на прямую зависит от сухости и ужатости внутренней чувствительности его носителя.
Так же с помощью этого
