корабле, другая напасть, где-то вымутил тот "колобок" землю и решил строить на ней свою дачу А так как руки у него, как и большинства людей подобного сорта, росли из жопы, начал он дёргать на работы штрафников из личного состава, ставя их перед выбором; либо работа на его даче, либо же десять суток губы у начальники губы фантомаса. Выбор скажем так не шикарный.
Солнце поднималось в чистом небе, над севастопольскими бухтами, радостное и отдохнувшее за ночь. Летний, воскресный день обещался быть ясным и погожим, что бывает крайне редко в продуваемом всеми ветрами городе-герое.
Личный состав плавмастерской выстроился на подъём флага и предвкушении выходного дня тихо переговаривался между собой строя планы на вечернее увольнение. По случаю выходного дня командира и его помощника на борту не было, за старшего оставался замполит. Дежурный по кораблю провел перекличку, скомандовал неизменное равняйсь, смирно на флаг и после того как флаг подняли, приготовился было скомандовать — вольно, разойдись, но не успел. Вперёд вышел замполит и прокашлявшись сказал:
— Прошу вашего внимания товарищи матросы. Послушайте объявление. Пришла разнарядка на внешние корабельные работы. Нам надо выделить тридцать человек. Десять на береговую базу, десять на вокзал разгружать картошку, пять на танкер чистить танки и пять перетирать сухую колбасу спиртом. Шучу — на работу, на стройку. Желающие добровольно поработать есть? Я так и думал — добровольцев нет. Плохо ешё у нас на корабле ведётся воспитательная работа. Сегодня все остаются без увольнения. Всем всё понятно?
— Так точно, — как стадо быков, которых гонят на убой, промычал ошарашенный наказанием личный состав корабля.
— Не слышу радостного энтузиазизма. Ещё раз и с настроением, — продолжал изгаляться недомерок замполит.
— Так точно!! — гаркнули молодецки сто пятьдесят обворованных им матросов.
— Совсем другое дело. Ну, ведь можете же. Старшинам подразделений выделить личный состав, согласно списку. Если кому то, что-то не нравиться, двери гауптвахты всегда открыты. Запомните, пока вы на службе — вы никто. У меня всё. Вольно. Разойдись.
Старший матрос Лёва Давыдов, проявил инициативу и записался на работы на стройку. Воскресный день всё равно был испорчен. Сидеть целый день в разжаренной стальной коробке было тошно, надо было развеяться, тем более, что за работу он не боялся — будучи годком, ему работать уже было не положено, по сроку службы. Подобрав в свою пятёрку трёх салабонов, которым и предстояло ебошить на стройке, за себя и за того парня он со своим годком Лосём, погрузившись в подъехавшую к воротам КПП машину «Волгу», поехал на барщину.
Лёва барином восседал на переднем сиденье, Лось на заднем сиденье разместился, тоже с комфортом. Как себя чувствовали в заднем багажнике трое салабонов, никому из них не было интересно.
«Выживут, не подохнут», успокоил, сидевшую за рулём, жену зам. полита Лёва Давыдов. Миловидная, но уже подтоптанная тридцатилетняя дама, успокоилась, и время от времени переключая рычаг скоростей, как будто ненароком, прикасалась к Лёвиной ноге. Не обращая на неё никакого внимания Лёва, рассматривал летний город. По улицам гуляли люди одетые в одинаковую одежды пошитые, видимо, на фабрике «Москва швея». «После заграницы, кажется, что на прогулку вывели воспитанников инкубатор», — подумал Лёва с неприязнью.
Белоснежные ухоженные дома, построенные с белого камня, сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой, показывая свою верность социалистическому архитектурному реализму. Наконец-то дома закончились и машина, вырвавшись из лабиринтов городских улиц, понеслась по трассе в район Камышевой бухты. Показался район новостроек. По дачным постройкам даже не опытный человек мог понять, кто и за какие деньги здесь строится. Замполит явно строился не на свои кровные. Было видно, что на боевых службах он время зря не терял и каждую намученную копейку с любовью вкладывал в своё семейное гнёздышко.
Машина въехала во двор почти построенной дачи. Хозяйка, выйдя с машины, выпустила салабонов на свободу. Лёва вылез из машины не торопясь, размял затёкшие ноги и, закурив свои вонючие, до рвоты сигареты «Черноморские», пошёл осматривать дачный участок. Найдя завезенный из Франции и благополучно произрастающий на каменистой почве, развесистый куст клюквы, он, мечтательно закрыв глаза, стал мочиться на него.
— Ты что делаешь сука, ты, куда сцышь козёл!? — услышал он вдруг голос хозяйки дачи.
— Пошла на хрен! — не открывая глаз, ответил Лёва, вытряхивая со своего члена последние капли.
— С удовольствием милый, — проворковала хозяйка, и не успел Лёва опомниться, как та, встав на колени, начала умело делать массаж его члену.
— Ну, ты и сука, — сладострастно прорычал Лёва, запуская свои руки в шелковистые волосы нимфоманки.
Воскресный день, испорченный с утра мудаком замполитом, потом скрашенный его женой, оказался не так уж и плох.
К обеду довольная проделанной работой хозяйка накрыла стол и даже выставила бутылёк домашнего вина. По стакану перепало и салабонам.
Распаренная любвеобильная, источающая сексуальные флюиды женщина, накрытый стол с домашней едой, вино и ждущая молодых любовников кровать в спальне — повеяло давно забытым домашним теплом и уютом.
Жена замполита превзошла все их ожидания. В её наборе разнузданного секса, были такие изощрения и фантазии, что авторы Камасутры, увидев их, наверное бы побледнели от зависти. Женщина в совершенстве владела ремеслом жриц любви и продемонстрировала его, после обеда всем пятерым: и по очереди и со всеми вместе.
После той езды пьяная и изрядно уставшая, она вечером вызвала такси и отправила их на корабль, взяв с них слово, не забывать и почаще, её навещать. По дороге они заехали к знакомым бабушкам на Ревякина, затарились там вином и посетив по ходу ещё женское общежитие швейного училища, поздно вечером явились на корабль.
На корабле их встретил замполит. Отпустив четверых матросов отдыхать, он, подозрительно щурясь, выслушал рапорт старшего пятёрки Лёвы Давыдова и принюхавшись прошипел, кипя от ярости:
— А ведь ты матрос пьян.
— Старший матрос, — поправил его Лёва Давыдов и вопрошаючи добавил. — Ну и что с того, а ты, наверное, гнида подумал, что у тебя здесь завелась личная рабовладельческая ферма?
— Равняйсь! Смирно! — не придумав ничего лучшего, заорал замполит услышав такой ответ. — Да я тебя за оскорбление офицера под трибунал, да я тебя в дисбат упеку до конца твоей жизни. Шкертуйся ублюдок.
— Ну что же, я вижу, разговор у нас получается интересный. Завтра же мой рапорт будет лежать на столе у комбрига, а ты сволочь разворовывающая флот, вместе со своей блядью женой, запасайся мылом. А может, пока нас с тобой никто не видит, набить тебе хавальник!?
Что-то странное вдруг произошло с замполитом после Лёвиных слов; он вдруг резко покраснел, покрывшись крупным потом, и зашипев, стал оседать на палубу. Под упавшим на палубу замполитом растекалась лужа.
— Спёкся засранец, — ткнув его носком прогара, выругался Лёва и отправился за корабельным медиком.
Корабельный врач, капитан медслужбы отсутствовал, а фельдшер матрос-срочник Карташ, ничего лучшего не придумал, как связаться с КПП со скорой помощью, отправить занедужавшего офицера в госпиталь.
На корабль он больше не вернулся — получив, после перенесённого удара, инвалидность, мирно растил цветочки в психо-неврологическом интернате, в отделении для умственно отсталых, куда его сплавила сразу же, молодая жена.
И руководствуясь мудрой поговоркой: «вульва не Бог, но помогает», стала достраивать свою дачу… И таки достроила.
Лёва, после службы, бывая в командировке, в городе своей юности, частенько к ней наведывался. Он даже по её просьбе, нарисовал во весь рост, портрет её мужа.
Мёртвые не кусаются.
От автора.
Я побывал в Одессе, лет через тридцать, на своём первом корабле. Сказать, что увиденное повергло меня в шок, значит, ничего не сказать. Корабль во время «крымской весны» был захвачен российскими оккупантами, разграблен, а потом подожжён и в таком виде возвращён ВМС Украины. И это ему ещё «повезло», он остался на плаву. Другим кораблям повезло меньше, их просто порезали на металлолом. Да и Вы сами, наверное, знаете массу подобных примеров.
Матросам попить и погулять в Союзе, после честно выполненного долга на боевой службе, было нельзя. А вот развалить и распилить Флот — это запросто.
Как сказал на форуме севастопольский сундук Савельев, предавший Украину: «Мне же семью надо было кормить».
Новый год на боевой службе.
Зимнее Средиземное море штормило. Бесноватые волны с глухим ропотом набегали на серую громаду корабля стоящего на бочке в предзаходной пятой точке под Кипром, пытаясь с ним поиграть в старую морскую забаву - оверкиль.В клюзах же выл и бесновался норд-ост, время от времени донося с берегов Кипра запах жаренной рыбы и потных женщин.
А внутри этой серой громады,выстроенная по утреннему подъёму, на палубе плавбазы "Дрезино", команда внутри-трюмной механизации, командиром которой являлся лейтенант Упашкин, томясь в этот утренний час от бездействия, перетаптываясь с ноги на ногу - роптала.В строю не хватало четырёх человек - одного подгодка и трёх годков, саботировавших не только зарядку, завтрак, но и построение с разводом на работы.
Годки на "Дрезине"- не только имели право на собственное мнение, но и могли проявлять вслух недовольство.Командование корабля нельзя было баловать - иначе оборзеют и полностью сядут на шею и превратится жизнь годков на корабле в сущий ад.И будут они последние свои полгода вместе с карасями чистить картофан по утрам и драить палубу.А молодой лейтенантик, вчера получивший своё звание, будет их прихватывать и рассказывать о том, как им надо служить.Мрак.
Причиной недовольства послужил вчерашний праздничный новогодний ужин устроенный командованием корабля своему личному составу.
-Совсем козлы оборзели,- выбив об бак из сухаря тараканов, которых любя называли стасиками, пробурчал годок с Ростова Яша Слизкой.
-И страх потеряли,-поддержал его Лёва Давыдов, художник-татуировщик и главный по где, что достать, намутить и забакланить.- есть предложение оставить это всё карасям, а самим сходить проведать закрома Родины.Кто за?Я так и понял, что никто здесь не будет против.
Все годки поднялись из-за бака, где валялись чёрные сухари со стасиками, а в бачках остывала дохлая синяя утка с серым пюре из сухой картошки, по вкусу напоминавшее тошнотики, которыми по сёлам кормят скотину, матюкаясь вышли из матроской столовой и пошли в гости к своему другу кладовщику молдаванину Таку, по кличке - кнехт вам в сраку.
Своё погоняло Таку получил,за этот стереотипный ответ, который он давал всем желающим забакланить за счёт товарищей офицеров, а именно им и принадлежали эти склады, вмещающие в своё нутро пару пещер Али-Бабы.
После того
