точно, занимался ли он любовью с девушкой или онанировал, так или иначе, но от него пахло спермой (фу, какое пошлое слово!). Мало того, с уверенностью могу сказать, что парень себя до конца не удовлетворил: его эрекция так и не спала.
А в автобусе все кипело, пребывало в непрерывном движении. Пассажиры то и дело перемещались, тасовались как карты в колоде, в общем, шла самая обычная постоянная текучка. Одни люди пробирались к выходу и выходили, другие - входили и пытались найти удобные места стоянки, а если повезет, то и занять освободившееся сидячее место, - и смотреть, и смотреть с наглой и довольной физиономией в оконце. Люди, люди, люди. И приносят они с собой все новые и новые запахи. Вот они без всякой последовательности и классификации. Пахло ушной серой и грудным материнским молоком; слащаво пахло растопленным салом и старостью; пахло леденцами, всевозможными духами и одеколонами, лосьонами и кремами, шампунем и зубной пастой, косметикой и квашеной капустой; воняло потом, уксусом и гнилыми зубами; ужасно несло перегаром и испачканными подгузниками; луком, чесноком, мочой; пахло яблоками, апельсинами и дыней; пахло мужским телом и грязными трусами; пахло ежемесячной женской хандрой…
… И еще бог знает, чем пахло.
Все эти запахи, а вернее - зловония, вкупе так вскружили мне голову, что я чуть не упала замертво. И не упала я лишь потому, что падать было собственно некуда: со всех сторон меня окружала подпора, состоящая из тел пассажиров. Чтобы не потерять сознание, мне пришлось до боли прикусить губу и закрыть глаза. И вот в это самое время чья-то наглая рука преобняла меня за талию (как бы придерживая). Но и на этом ее наглость не исчерпала себя: растопыренные в стороны пальцы шустро протиснулись между юбкой и телом и зафиксировались на моем бедре.
- Вам помочь? - пахнуло в меня освежающей мятой.
Подействовало, как нашатырь. Я очнулась, открыла глаза и зло посмотрела на наглеца. Так я и думала: вечно возбужденный студент. Уж не подумал ли он, что я замлела от его близости? Каков нахал - еще улыбается! Вплотную прильнула к его уху и выдавила, как охру на палитру:
- Очень быстро убери с моего бедра свою поганую руку и помоги ей себе сам. И пшел вон!
Студент испугался моего шипения. Он отпрянул, словно ошпаренный кипящими щами, засуетился, стал пробираться к дверям. Что ж, удачи, грызи гранит науки, а не похоти: не гоже ученому сословию мечтать о Риме Пуденди, - знаете ли, отвлекает от главного.
Тут я вспомнила про Кристину, впрочем, не забывала. Она, как и прежде, продолжала крутиться возле, иногда топча ноги и мне и тем, кто стоял рядом. В отличие от меня она чувствовала себя превосходно и даже уютно. Ее бесноватое поведение говорило, что находится она в своей тарелке. Ее все устраивает, ей все нравится, ей хорошо.
А тем временем скоро наша остановка. Я взяла Кристину за руку и попыталась протиснуться. Как бы не так! Мы были в пробке. Мало того, на тот момент мы оказались зажаты в дальний от входа угол. Я спросила впереди стоящего здоровяка, не выходит ли он, на что тот отрицательно покачал головой, - это была его скупая единственная реакция. Верзила ни только не подвинулся, чтобы пропустить нас, как принято в этих случаях, но даже не соизволил попытаться это сделать: он как стоял ко мне спиной, так и остался. Я ткнула его локтем, куда пришлось, толкнула, для уверенности обругала про себя - все тщетно. Ох, ах, - а толку-то?! Скотина! На тот момент автобус уже подчалил к остановке, сойти на которой было бы для нас шиком.
- А ну-ка! Люди, дайте выйти моей маме, и мне. А то мы ваши кошельки почистим, - громко и отчетливо произнесла Кристина, теперь уже меня потягивая за собой.
Люди разом обернулись и с интересом стали разглядывать живую «воровку» и ее дочь. Еще бы: где вот так запросто, нос к носу, можно видеть цвет, пику воровской иерархии? Да еще бабу (это я про себя)?
- Ну, чё уставились? Выйти, говорю, дайте! - обозлилась она.
Люди расступились, образовав коридор. Кристина первая выскочила из автобуса, оставив меня наедине с моим гневом, стыдом и пассажирами, которые, казалось, уже закатывали рукава (понятное дело для чего). Я только усилием воли осталась в вертикальном положении; с еще большим усилием вышла вон из этого злополучного транспортного средства, хотя оно здесь совершенно не при чем. Еще до того, как я ступила на твердую землю, Кристина взяла меня за запястье.
- Быстрее, Валя, быстрее! - прошептала она. - Нам надо сматываться. Ну, быстрее, побежали…
И что мне оставалось делать? Конечно же, бежать! И я побежала… Кристина, почему-то не к месту довольная, радостно подпрыгивала возле меня.
Больше всего в жизни я боялась получить по лицу. Одна эта мысль меня пугала и от нее у меня начинали трястись коленки. Меня бесила сама мысль, что чьи-то грязные руки будут без прелюдий прикасаться к моему лицу. Подумав об этом, я ужаснулась и побежала еще быстрее, но не быстрее Кристины. Она не только не отставала, а даже на два корпуса рысила впереди.
Мы бежали около пяти минут, делали резкие маневры на каждом повороте, петляли, пробегали мимо детских площадок, пересекали по диагонали дворы, выбегали из них и через арку снова забегали уже в другие.
В одном из таких дворов мы без согласования забежали в ближайший подъезд и остановились на площадке между первым и вторым этажами, возле почтовых ящиков.
Ох, как трудно мне было определиться: что необходимо сделать в первую очередь: закатить истерику, устроить Кристине разбор полетов (что, собственно, одно и тоже) или отдышаться? Кроме того, сильно болел бок в области селезенки. Пять минут бега - десять минут отдышки; раньше такого не было. Неужто старею???
Я держалась за бок и дышала, как собака в жару, - астматично, жадно. Утренняя пробежка - мать ее яти! Для начала отдышусь, уж потом все остальное.
- Здорово! - опередила меня Кристина.
- Что?! - опешила я, сразу не сообразив, что значит «здорово»: все хорошо, или она так поздоровалась, то есть «привет».
- Здорово, говорю.
- Не разделяю твоей радости, Кристина.
- Как мы их?! - не унималась она. Моя точка зрения в данную секунду ее не интересовала.
- Скорее не «как мы их?!», а «как мы от них?!» Кристин, послушай меня… Помолчи… Дорогуша, я могу понять живость твоего характера, твою беспечность, естественность, - когда-то сама была такой; в других условиях я безусловно оценила бы твой юмор, твое остроумие, но, милая, то, что ты отчебучила только что в автобусе, - это, это безумие: ведь нас могли побить!
- Да ты чё!
- Именно. Да, Кристина. Уверяю тебя, побили бы.
- Мы же женщины…
- Да им плевать, что мы женщины! Для них я - воровка, прежде всего, а уж потом женщина.
Кристина на минуту задумалась.
- А чего они там встали… как барашки на дороге? А?
- Потому и встали, что барашки. По той же причине отмутузили бы.
- Не отмутузили бы… Та тетка, ну толстая, у которой я украла кошелек, давно уже вышла. А этим ты бы сказала, что этот кошелек твой. Ведь правда, Валь? Сказала бы? Да?
Я не верила своим ушам, мое воображение меня предало, а сознание отказалось от сотрудничества и не захотело объяснять смысл сказанного. Мне ничего не оставалось, как обратиться за помощью к первоисточнику, к Кристине.
- Что? Украла кошелек? Какой… к-кошелек?
Кристина решила наглядно ответить на мои вопросы. Она подошла, открыла мою, я подчеркиваю, мою сумочку - и эффектно извлекла из нее вышеупомянутый предмет. Я взяла его трясущимися руками, открыла, пересчитала наличность. Одна тысяча девятьсот семьдесят шесть рублей и фотография шесть на четыре какого-то одутловатого мужа с запорожскими усищами.
- Ух ты! - воскликнула юная карманница. Судя по ее восторгу, это был лучший день в ее воровской практике. - Целая куча денег!!! Здорово!
Я была приговорена к молчанию. Мне предстояло хорошенько обдумать это происшествие. Мои следующие слова будут резать слух. Тем не менее, я их скажу. Я держала в руке эти несчастные деньги. Молчала. Смотрела на счастливую Кристину. И испытывала чувство неподдельной гордости за нее. Все оттого, что я всегда по-доброму завидовала истинным профессионалам - людям, которые знали и любили свою работу, и, не взирая на то, чем они занимались: вышиванием ли, торговлей, воровством, чинили водопроводные краны или меняли унитазы, - я всегда всех их уважала и уважаю поныне. Зауважала я и Кристину. В своем ремесле она была профи. Вундеркинд преступного мира. Да – несомненно, вундеркинд.
Но меня вдруг охватил настоящий ужас. За себя и за нее. Не далее как вчера я сама украла флакон духов и не испытала при этом ни малейшего страха. Но это было со мной, это совсем другое дело: я была одна и сама же воровала. Сейчас все обстояло иначе. Я чувствовала себя, как хороший водитель, доверивший управление автомобиля условному отчаянному лихачу. Знаю же, когда сама за рулем - не страшно. Когда за рулем кто-то другой - страшновато, боязно, и за себя и за того лихача, а в теперешней ситуации - за лихачку, коей выявилась Кристина.
Я сложила деньги вчетверо и аккуратно засунула их в кармашек Кристининых джинсов. Она неуверенно потрогала карман и тихо так произнесла:
- Это же наши деньги? Правда?
- Это твои деньги, моя радость, твои по праву.
- Правда?
- Сущая.
- Значит, ты меня бросишь?
- С чего ты взяла?
- Если мы вместе, значит и деньги общие.
- Разумно. Значит, общие. Только пусть они будут у тебя: у меня есть деньги… Я тебя никогда не брошу.
Кристина улыбнулась.
- Валя, когда твои деньги кончатся, мы будем тратить эти, - сказала она и похлопала по карману.
- Хорошо… Гм, а скажи мне, ты веришь в Бога?
- Конечно. Ведь это Он тебя прислал ко мне.
- Точно. А тебя ко мне.
- Нет, к тебе Он меня не посылал: я сама пришла.
- Это не важно. Важно другое. Перед тем, как отправить меня к тебе, Бог сказал: «Скажи Кристине, что есть добро, что есть зло».
- Ух ты! Прямо так и сказал?!
- Да, слово в слово. Так вот, Кристина, пришло время сказать. Добро, - это когда ты делаешь людей счастливыми, а зло - когда наоборот - несчастными. Как ты думаешь, когда ты у той тетеньки украла кошелек, какой ты ее сделала? Счастливой? Несчастной?
- Наверное, она сейчас плачет.
- По любому.
- Она несчастна, а несчастье - это зло. Правда?
- Божественная правда.
Кристина помолчала, обдумывая свои выводы, после чего решительно заявила:
- Валя, я больше никогда не буду красть кошельки. Я буду делать людей счастливыми.
- Я очень рада это слышать, Кристин. И уверяю тебя, Господу не менее моего приятно слышать от тебя то же.
Я нежно поцеловала ее в гладкий лоб. Найдя согласие, мы отправились в магазин «Прекрасный пол». Не хочу быть банальной, говоря, как любят женщины ходить по магазинам. Все это знают. Нам одинаково приятно это занятие, не взирая на то, есть ли у нас деньги или нет. Если есть - чудесно: пойдем за покупками, нет денег - тоже превосходно: просто отправимся на примерки, и в результате точно будем знать, на что нам тратить деньги, когда они появятся. Итак, я и Кристина занялись любимым делом.
По «Прекрасному полу» мы слонялись около двух часов. Впрочем, не знаю: может даже больше. Купили все, что может понадобиться двум представительницам этого самого пола в ближайшие три месяца.
Купили платьица, блузки, майки. Джинсы, брючки, юбчонки. Свитерочки, джемперочки, кофточки. Вязаные шапочки,
