удобная формулировка предательства. И это пятно не смыть. Вспомни. Ты молчишь? Вы боялись конкуренции за власть больше, чем реальных врагов. Ты не боишься, что история проклянёт тебя. И неважно, что ты не стрелял по своим. Ты не остановил тех, кто это делал.
--- Всё, всё делалось во благо! Я не раскаиваюсь. Ну что ты смотришь. Да, да! Я боюсь. Боялся всегда. Боюсь уйти, вот так. Но нельзя выйти из колонны, идущей в бой.
--- Ты и сейчас лукавишь. На пороге. Жаль. Мне тебя жаль. Хотя ты и выбился из босяка в «хозяина жизни». А ведь было когда-то по- иному. Ты вспомни.
По морщинистым щекам старика покатились слёзы, которые он и не пытался стереть, видимо,
давно забыв, что это такое. Слёзы, накопленные за всю его долгую и возможно, несмотря на наличие всего, к чему он стремился не очень счастливую жизнь.
--- Я устал, - старик закрыл глаза.
--- Почему бы тебе не опубликовать то, что ты понял?
--- Сторонники проклянут, - прошептал старик, а другие не поверят. Поздно.
--- Прозрение не бывает поздним или ранним. Оно приходит или нет.
--- Что это изменит? Пусть будет так, как сложилось... И …остаётся… Устал я.
--- Мне уйти?
--- Нет... Да...наверное. Старик сидел отрешённо, с прикрытыми глазами, откинувшись на глубокую спинку кресла. «Гость» встал. Неторопливо вложил термос в саквояж, а окурок сигары в переносную пепельницу. Оценивающе оглядел старика.
--- Не убивайся, - сказал он. Нет в мире совершенства. Может быть, тебя это немного успокоит. Примерит. Хотя, вряд ли. Прощай.
Небо. Море. Шуршат разлапистые ветви пальм. Может и <<человека в белом» не было? Может это мираж, минуя охрану, сидел и общался со стариком? Прежде недоступным, а сейчас просто старым и больным? Кто знает? Да, никто. Никто. Послышалось постукивание каблуков по вымощенной грубым булыжником дорожке. Это возвращалась домашняя работница? Чайка, вскрикнув, взмыла в воздух. Сделала круг над инвалидной коляской и устремилась в сторону моря. Мисочка наклонилась и молоко тоненькой струйкой, слегка задевая плед, сбегало на чёрные шины. Лицо старика было безмятежно спокойным, как будто смыло лёгким бризом бремя тревог, растворило их, смягчило. Он, возможно, спал и видел приятный сон, а, возможно ...
29. Испытание жестокостью https://fabulae.ru/prose_b.php?id=105756
Максим Никольский https://fabulae.ru/autors_b.php?id=11730
Дворяжкин был охотником, настоящим, ходил с ружьем, добывал зайцев уток, ондатр... А бывало даже подстрелит по зиме какую-нибудь лису на шапку. Сам в лисьей шапке и ходил в холодную пору. И был он в деревне кумиром у ребят. Рассказывал иногда, возвращаясь с охоты, где-нибудь на краю огородов собравшейся ребятне о своих подвигах.
Разведут костер вечером где-нибудь у реки пацаны и слушают охотничьи рассказы. Байки эти, в которых, может быть, и правды не было, нравились ребятне. Два Сашки, жившие друг с другом по соседству, часто присутствовали на таких сборищах. Их все, что касалось охоты, очень увлекало. Дворяжкин даже дал пару раз стрельнуть мальцам из своего ружья дробью. Поставил вдалеке на палки консервные банки. И пальнули по очереди двое мечтателей, будущих охотников, впервые в жизни из настоящего ружья. Банки — как решето. Масса впечатлений.
Тринадцатилетний Шурка тоже мечтал походить на охоту, зимой, например, на лыжах, в унтах на ногах, в тёплом овчинном полушубке, как Дворяжкин. Ему казалось все это классным, незаурядным, вызывающим восхищение. Таким мужественным выглядел он в своих мечтаниях об охоте... И возраст его как раз подходил к тому периоду, когда очень хотелось выглядеть взрослым, а что для этого надо делать и как в своей взрослости убедить других, представлялось туманным. И прежде всего периодически требовалось доказать себе,что ты не лыком шит. Какой бы случай не подвернулся, но делалось в этом возрасте всё для того, чтобы доказать свою значительность...
Пришел к Шурке Сашка (так они друг друга различали по именам) с новостями: сегодня мол, много бродячих собак развелось, проходу не дают жителям.
—Вчера, — говорил Сашка, — Дворяжкин двух бродячих собак застрелил. А чо?.. Правильно сделал. Помнишь, как они твою младшую сестру чуть не искусали. Бежала от них, плакала.
— Да помню я, — ответил Шурка, — я их дубиной тогда разгонял.
— Слушай, — предложил Сашка, — пойдём, забьем их камнями.
Я знаю, есть тут недалеко одна парочка, постоянно тусуется на свалке...
Нельзя сказать,что Шурка не любил животных. Наоборот, он очень хорошо к ним относился. И всегда ему нравилось повозиться с пушистым котенком или с игривым щенком. Очень он любил ходить на конюшню на работу к отцу.Там он без всякого принуждения таскал лошадям корм, кормил их с рук.
Его друг Сашка тоже не был извергом, но здесь, судя по всему, выпал особый случай, возникло такое стечение обстоятельств, когда юношеский максимализм и желание показать свою мужественность приобрели странные формы и отступить от намеченной жестокости было все равно что смалодушничать, струсить перед опасностью, не вступить в драку с зарвавшимся соперником и принятое решение — умертвить бродячих собак — стало необходимостью...
Два приятеля быстро собрались и, подбадривая друг друга жёсткими словами о предстоящем действиях, пошли по намеченному маршруту к свалке.
Двух собак они нашли быстро. Те бегали, привычно что-то вынюхивая среди валяющегося тряпья и остатков еды. Чёрной масти животные, обычные дворняжки, не отличающиеся ни рослостью, ни силой, бегали привычно по своим собачьим делам, судя по всему это были мать и её подросший сын. Друзья остановились вдалеке, что бы не спугнуть свои жертвы. Решили заходить с двух сторон, загоняя собак в высокий отвал земли, сделанный бульдозером. Набрали разбросанные тут же, рядом,обломки кирпичей и камни, сразу по несколько в каждую руку. И пошли, расходясь по сторонам, лишая жертвы возможности убежать. Собаки почувствовали опасность, злобно залаяли, попытались выскользнуть из ловушки. Но, забрасываемые камнями, они стали визжать, скулить и отступать в земляной отвал, который не возможно было перепрыгнуть и животным побольше и помощнее, чем они.
Сучка то ли защищая щенка, то ли просто решила выскочить на свободу, бросилась на наступавшего особенно рьяно Сашку, и ещё бы чуть чуть и вцепилась бы в ногу, а быть может и в туловище своего врага, но Шурка,как настоящий друг, заметил угрожавшую опасность для товарища, быстро выдвинулся навстречу и двумя ударами камнями — вначале в тело, а потом и в голову — сбил собаку с ног. Она заскулила, заползала по земле, отталкиваясь одной ногой, по-видимому у неё был перебит позвоночник и действовала только одна лапа... Подоспевший Сашка ещё одним ударом камнем в голову собаки остановил предсмертные муки животного.
— У, какая живучая! — сказал немного дрожащим голосом Сашка. Руки у него подрагивали, несмотря на всю браваду стойкого и непоколебимого в своих решениях охотника, каким он представлял самого себя. Трясущиеся руки говорили о том, что всё сделанное им в том момент было не ординарным для психики, в общем-то, ребёнка. Шурка тоже такую смерть собаки принял тяжело, он был бледен и не мог, кажется, вообще произнести ни одного слова. Губы его подрагивали. Но начатое надо было доводить до конца. Иначе даже в глазах своего товарища любое малодушие выглядело бы позорно. Так им казалось, двум этим друзьям.
Оставался ещё живым щенок. Он выпал на какое-то короткое время из общего пристального внимания приятелей. Но закончив со взрослой собакой, они двинулись к нему. Он скулил и визжал, только слегка побитый камнями, пытался перескочить через двухметровый отвал, куда его загнали люди. Но тщетно.
Минутную жалость, которая по-видимому, возникла в сознаниях двух друзей, коль они всё-таки с меньшей решительностью стали подходить к щенку, им удалось преодолеть.
Набрали они снова камней. И начали своё дело. Хватило двух точных попаданий,чтобы щенок затих. Голова у него была разбита, кровь залила всю морду и выбитый глаз, словно смотрящий в небо, лежал рядом с головой.
—Всё, — сказал Шурка, выбрасывая оставшиеся в руках камни и отворачиваясь от страшного зрелища. — Пошли отсюда.
Они какое-то время шли молча, осознавая только что сделанное ими. Ужас этих смертей на тот романтический образ охоты, который видели они в добыче зверей, не походил совсем. А по замыслу, по тому, который прятали они в глубине души, должно это было выглядеть по- другому. Думали они, что это просто некое испытание, как школьный экзамен: смогут ли они умертвить предполагаемую добычу, если бы случилось бы им охотиться. Только выбранный метод, способ доказательства своей готовности к охоте выглядел жутко. И они, кажется, уже понимая содеянное, пошли подальше от этого места, к дальним рубежам мальчишьих игрищ. Но игра ни в ножички, ни в чижики как-то не клеилась,не увлекала. И друзья примерно через час своего путешествия решили пойти по домам.
Возвращались той же дорогой ,что и пришли.
Ещё издалека они услышали непонятные звуки. Как будто кто-то плакал навзрыд, скулил и визжал одновременно. Робкое предположение закралось в души несовершенно летних душегубов. Закралось и заставило вздрогнуть все нервные окончания невзрослых людей. Подходя ближе к тому месту, где совершилась расправа, они поняли: кто-то из их жертв остался жив. Они от этого понимания сразу даже остановились и недоумённо посмотрели друг на друга. Что им радоваться, что кто-то остался жив, ведь весь их пресловутый подвиг — по избавлению жителей от собак — уже не представлялся таким безупречным и необходимым. Огорчаться? Но почему? В душах, по крайней мере одного из друзей было сметение.
Первым пришёл в себя Сашка, он как бы встрепенулся и быстро направился к отвалу земли, где оставили они казалось бы мертвых зверей.
Да, щенок был жив.Он тогда просто потерял сознание, и теперь шевелился и кричал... Но в каком был состоянии этот несчастный звереныш? Разбитая голова, залитая кровью, сам он еле перебирал лапами, и, конечно, щенок не мог видеть, практически ослеплённый. Ужасен был почти человеческий его крик, в котором невольно слышалась и жалоба и какой-то плач, сравнимый с рыданьями ребёнка. Жуткое зрелище, как полуживой щенок с плачем и криком пытается карабкаться на совершенно отвесный земляной отвал, могло бы и взрослых привести в шоковое состояние. А для ребят... только теперь и началось испытание.
— Как он мог выжить? — еле пролепетал Сашка. Он был, если говорить абстрактно, растерян. И не знал, то ли бежать за взрослыми и просить их что-нибудь сделать, то ли попытаться как-то помочь щенку... Первым пришел в себя Шурка. Хотя по характеру он был мягче своего товарища, и жестокость, проявленная в том эпизоде, совершенно не была для него характерна.
— Нельзя так оставлять, — сказал он тихим твердым голосом готовящемуся уже бежать подальше от страшного места Сашке.
Он быстрее своего друга понял, что щенок ни при каких условиях не выживет, и оставлять его неимоверно страдающим от травм, мучимым страшной болью, нельзя. Конечно, друзья видели в фильмах про войну, как приходилось добивать солдатам раненых лошадей. Но понимать необходимость такого убийства и сделать этому самому — большая разница.
Не было уже в мыслях у ребят
