сходство между этим портретом кисти неизвестного художника и изображением, написанным вполне известным фламандским мастером Корнелиусом Янсеном в 1620 году (собственно, эксперты сочли полотно Янсена копией портрета, принадлежавшего предкам Кобба). Правда, сходство с Янсеновской копией - единственный аргумент в пользу того, что на холсте мы видим Шекспира, а не какого-то важного господина того времени - к примеру, как лет триста считали владельцы картины, сэра Уолтера Рейли, многократно упоминавшегося нами известного мореплавателя и одного из фаворитов королевы Елизаветы.
"А вот и не единственный, - гадко хихикая прервет меня ехидный читатель, - мистеру Коббу помогал известный британский шекспировед Стенли Уэллс, который опубликовал статью о том, что на портрете, принадлежащем реставратору, действительно изображен великий драматург. Уэллс в течение трех лет изучал историю портрета и его датировку. Затем с помощью компьютерных технологий были исследованы череп Шекспира и изображение на портрете. Правда, далеко не все коллеги С. Уэллса, сочли его метод и аргументацию убедительными. Докторша наук Т. Купер, например, полагает, что на "прижизненном" потрете изображен не Шекспир, а второразрядный поэт того времени Томас Овербери". Этого мало? Тогда давайте назовем британского историка-ботаника (и такое сочетание, оказывается, бывает) Марка Гриффитса, который недавно на гравюре, украшавшей обложку книги "Травник (The Herball), или Общая история растений" пионера английской ботаники Дж. Джерарда (издание 1598 г.), среди четырех мужских фигур "опознал" автора, еще одного ботаника, Ремберта Додунса, лорда Берли и Вильяма Шекспира. Фигура последнего держит в руках растение рябчик вместе с початком кукурузы. По мнению Гриффитса, эти детали указывают на поэму Шекспира "Венера и Адонис" и его трагедию "Тит Андроник". Под соответствующей фигурой, по словам Гриффитса, размещен «хитроумный код, из рода тех, что были излюблены елизаветинской аристократией». Его дешифровка якобы подтвердила гипотезу – раскодированная надпись, естественно, гласила: «William Shakespeare». Означенный на гравюре дяденька облачен в подобие древнеримской тоги, на голове у него лавровый венок, а лицо украшают длинные загнутые вверх усы и невыразительная бородка.
Стоически переношу реплику ненавистного читателя и нахожу в себе силы продолжить. Портрет уже окрестили "Shakespeare Found. A Life Portrait" (Обретенный Шекспир. Прижизненный портрет). В понедельник, 9 марта 2009 года в Лондоне полотно (38x54 см) впервые показали публике."
"И что увидела публика?" - насмешливо спросит читатель.
"Публика увидела солидного и в то же время моложавого мужчину (в 1610 году драматургу было 46 лет) с удлиненным лицом при темнокаштановых усах, но без бородки (повторюсь, Шекспир то отращивал, то брил бороду). Широкий кружевной воротник итальянской работы почти скрывает шею и плечи мужчины. Мы видим высокий лоб, обрамленный гладко зачесанными назад волосами; щеки покрывает легкий румянец; темно-карие глаза смотрят на зрителя. Нос - с небольшой горбинкой, губы сжаты, выражение лица - спокойное, задумчивое, я бы даже сказал - серьезное. В верхней части полотна - латинская надпись из Горация: "Principium amicitias" - "Вождей союзы".
"А рукава?" - брякнет любопытный читатель.
"Только один рукав. Ну что сказать? Рукав как рукав. Нормальный рукав, правильно вшитый в тисненую ткань камзола темно-золотистых тонов, - доходчиво отвечу я. - Видно лишь правое предплечье, левой руки не видно вовсе. Вообще "обретенный Шекспир", по мнению одного английского эксперта, не слишком похож на озабоченного дельца. Скорее перед нами представительный мужчина "с высоким социальным статусом"...
"Шекспир, чтоб вы знали, - уест меня читатель, - одевался, по воспоминаниям современников, весьма элегантно: по торжественным случаям он носил стеганый шелковый камзол с гофрированным воротником и жилет..."
"... Но вот чего публика не увидела, - со знанием дела спокойно продолжу я, - так это изображения девушки в "нижнем красочном слое": "под Шекспиром" в рентгеновских лучах обнаружилась "моравская незнакомка" - симпатичная улыбающаяся молодуха с впечатляющим бюстом".
"Незнакомка - ладно, с бюстом - чудесно, но почему же "моравская?!" - недоуменно воскликнет сбитый с толку читатель.
"А потому, - спокойно объясню я, - что в основе портрета исследователи нашли доску из моравского дуба, дерева, до сих пор счастливо произрастающего в Моравии - исторической области современной Чешской Республики. Древесина этой разновидности дуба отличается исключительной плотностью и издревле использовалась для изготовления бочек, в которых хранили пиво. Специалисты не установили, принадлежит ли Незнакомка кисти того же неизвестного мастера, который затем, лет через 10-15, поверх нестертого и незагрунтованного изображения девушки, написал предполагаемого Шекспира."
"Так, - устало пробормочет читатель, - а что вы имеете сказать про "посмертную маску" Шекспира? Что это очередной предмет шекспировского культа?"
"Что-то вроде этого, - устало отвечу я. - Маска объявилась в середине 19 в. почему-то в Германии среди вещей, принадлежавших графу Кессельштатту. Документов, подтверждающих ее подлинность, не сохранилось. Немецкие специалисты, изучавшие маску, обнаружили припухлость глаз, едва заметное утолщение на одном из век и "19 волосинок из бороды". Маску сравнили с шекспировским бюстом из Стратфорда и якобы констатировали наличие аналогичных припухлостей на бюсте. Однако воспроизведенное по гипсовому слепку британскими криминалистами с помощью 3-D технологий лицо не напоминает ни одно из известных изображений Шекспира, включая надгробный бюст".
"Еще одна загадка, еще одна тайна", - пробормочет мой читатель. Он на мгновение задумается, а потом несколько невпопад воскликнет с таким видом, словно его посетило озарение свыше: "А что если под именем Шекспира творили не только многие из названных и неназванных нами персонажей, но и сам сын перчаточника Уильям Шекспир?"
На это, а также в заключение замечу, что несколько лет назад услышал я по радио за утренним кофе сообщение о проведенном в Англии компьютерном анализе текстов произведений Шекспира (каких – не помню, кажется, наиболее знаменитых из тех, что входят в шекспировский канон). Диктор поведал, что, по мнению компьютера, все они написаны одним человеком. Ему вторит и помянутый выше доцент ВШЭ М. Свердлов: "Очевидно только одно: это писалось одним человеком."
Как говаривал сэр Уинстон Черчилль, «загадка внутри головоломки, окутанной тайной».
P.P.S.
43. "На самом деле никакой загадки нет. Пьесы Шекспира написал актер Уильям
Шекспир. Именно он!..", из предисловия А.А. Аникста к книге "Шекспировские биографии", 1970 г., Сэма Шенбаума, американского шекспироведа (перевод А.А. Аникста и А.Л. Величанского);
"Это не бог, а человек. Сложный человек, который иногда плохо себя вел, выпивал, очень быстро писал, ужасно относился к собственной семье, был очень жадным. Но при всем этом на нем была печать гениальности", из интервью худрука лондонского театра "Глобус" Д. Дромгула (ноябрь 2013 г.);
"Он с легким сердцем строчил то, чего ждали от него groundlings (зрители партера) или то, что ему диктовал Святой Дух, а сколотив состояние, бросил перо, почти наудачу подарившее нам столько неисчерпаемых страниц, и удалился на покой в родной городок, где стал дожидаться смерти, а не славы", Х.Л. Борхес, "Страничка о Шекспире"
А теперь, когда мой несносный читатель удалился, могу я подобно Марку Аврелию обратиться, наконец, "к самому себе"? Последнее умозаключение удалившегося (или, если хотите, удаленного мной партнера по диалогу) - "...а что если творил и сам Шекспир..." - подтолкнуло меня на позиции твердых искровцев...простите, стратфордианцев, среди которых мы находим и наших российских современников Алексея Бартошевича (знатока шекспировского театра) и Игоря Шайтанова (автора книги о Шекспире из серии ЖЗЛ). Для этого, правда, придется ступить на зыбкую почву предположений.
Предположим, что сын Джона Шекспира Уилл, если не бредил, то сильно увлекался театром и не раз общался с заезжими гастролерами, посещавшими провинциальный Стратфорд. Разделка шкур, которой занимались все мужчины в шаксперовской семье, нашего Вилли не вдохновляла. Шкуры перед сушкой выдерживались в чанах с мочой или экскрементами; чаны помещались в саду, за родительским домом на Хенли-стрит, и вонь, должно быть, преследовала Вилли до самого отъезда в Лондон. В шекспировских пьесах заметна нелюбовь автора к дурно пахнущим предметам. Впрочем, это свойственно "всем нормальным людям".
Итак, не было Вилли счастья, да несчастье ему помогло - гонения на католиков и неприязнь к супруге. Вот он - повод вырваться из провинциальной среды и выбиться в люди!
Не стоит упускать из виду и такое важное обстоятельство, каковым является соседство и приятельские отношения двух стратфордских семейств - Шекспиров и Бербеджей, держателей постоялого двора в родном городе Уилла (правда, не доказано, что Джеймс Бербедж родился или жил в Стратфорде). Бербедж-отец, проявив дальновидность бизнесмена, перебирается с двумя сыновьями в Лондон и основывает там театр под оригинальным названием "Театр". Не к землякам ли решают отправиться Вильям, а позднее и его младший брат Эдмунд?
Вот одно из "конкретных предположений": 1587 год, в Стратфорд на гастроли приезжает труппа графа Лестера (первого фаворита королевы); актерам хорошо платят, гонорар в 20 шиллингов - предел мечтаний английского лицедея той поры; чем-то недоволен, правда, молодой и, как считают, талантливый У. Нелл, который на репетиции ссорится с коллегой Дж. Тауном; дело доходит до шпаг: отчаянно защищаясь, Таун закалывает агрессивного соперника; скорый, но объективный суд оправдывает поединщика, действовавшего "в пределах необходимой самообороны", однако у театральной компании возникает кадровый вопрос, ведь актеры - товар штучный; шекспироведам известно, что на вдове пылкого Нелла, не мешкая женится некто Джон Хеминг, и вот тут-то они (шекспироведы, то есть) изумленно восклицают: "Но ведь актер Хеминг впоследствии станет близким другом стратфордца Уилла Шекспира!"; к тому же шекспироведам известны какие-то Хеминги из деревни, откуда родом шекспирова супружница Энн Хэтэуэй; таким образом, у нас выстраивается цепочка предположений: "слугам Лестера" не достает одного актера - актер труппы Дж.Хеминг дружен с шекспировским семейством - У. Шекспир по рекомендации "друга семьи" поступает в труппу, коллектив которой страдает от "текучести кадров"; разумеется, не новобранец Вилли занимает место подававшего надежды У.Нелла, но дело не в этом, а скорее в том, что покойник, говорят, играл принца в ранней хронике "Генрих V" (автор не известен), а в репертуаре труппы Лестера замечены к тому же такие хроники-драмы, как "Ричард III", "Король Лир", "Бедственное правление короля Иоанна" -
