ПЕСКАРИ
Пришёл усталый и немного пьяный...
Я захмелел от запахов лесных,
от озера, от бора, от поляны,
от жителей озёрных водяных.
На тихом плёсе видел спину щуки
и краснопёрых жирных окуней.
И на песке увидел след гадюки;
потом саму увидел меж камней.
Как много впечатлений от прогулки!
Хочу о них любимой рассказать,
пока она на кухне мажет булки
вареньем; ну а после записать,
когда мы с ней напьёмся вволю чаю,
в видавший виды старенький блокнот.
Её лицо с любовью изучаю.
На нём следы докучливых забот...
Ну, а пока похвастаюсь уловом:
щурята, окуньки и пескари.
Порадуй же меня похвальным словом!
А после в восхищении замри!
И вот я сбросил пыльную одежду
и встал под крепкий и колючий душ,
лелея сокровенную надежду
на свадьбу скорую с тобой, Валюш…
Жаль только: ты готовить не умеешь,
поэтому я жарю рыбу сам.
Сидишь напротив, на меня глазеешь…
Я ж возношу молитву небесам…
Готова рыбка, и тебя кормлю я
на кухне из своих мужицких рук,
и тихо говорю: тебя люблю я;
ты понимаешь это, милый друг?
... Потом мы ночь с тобой в окно запустим,
задвинем шторы мы от фонарей.
Ты скажешь мне с насмешливою грустью:
- Любовь важнее даже пескарей…
Люби ж меня! – потом тихонько скажешь,
и я от счастья сразу же умру.
И в рай небесный ты мне путь покажешь,
начав со мной любовную игру…
ХОЧЕТСЯ ПЛОТСКОЙ ЛЮБВИ
(акростих)
хижина в роще
овод влетевший в окно
чайник и чашки
ежевичные плюшки
ты на коленях стоишь
сколько вас было
я и не вспомню теперь
память отшибло
любовь безрассудна
осенней порою
тебя я хочу
смешные уловки оставь
касуми моя
обнажённое тело
йори запомнит твоё
ласкаешь нефрит
юной рукою своей
бёдер дрожанье
в сумраке долгой ночи
и заключительный вскрик
Man & Woman
В подлунном мире всё непостижимо…
Возьмём, к примеру, магию влеченья
мужчины к женщине...
Неповторимо
мгновенье жгучей страсти зарожденья,
когда с ума от вспыхнувших желаний
мужчина с женщиной мгновенно сходят,
от ароматов и благоуханий,
когда любовь всевластная приходит,
когда в ритмичном танго или блюзе
они соприкасаются телами,
когда в плену возвышенных иллюзий,
обманывающих людей веками,
они чего-то ожидают друг от друга.
Но не сбываются порою ожиданья…
Тогда она рыдает, как белуга,
а он уходит прочь без состраданья…
PETITE FLEUR
Шаги прохожих, звуки их речей
мешают спать поэту в странной ночи.
Лежит один, ненужный и ничей,
наперсницей к кровати приторочен.
Она ушла, и он осиротел,
освободилось место на подушке.
Таков, поэт, печальный твой удел –
быть по ночам любовницы игрушкой.
Простить Её?
Ведь Ей замены нет…
Она прекрасна в полумраке ночи…
Прости Её, униженный поэт!
Ты ж этого, признайся, хочешь…
Бессонница…
Давно уж рассвело.
Неяркий лучик зимнего восхода
проник сквозь штору, осветил чело
и стол, где карт рассыпана колода.
Поэт привстал и развязал ремни,
и взял перо дрожащею рукою.
В холодной утренней полутени
он вспоминал с тоской пережитое.
И написал классический сонет
о том, как притороченный к кровати,
он любовался Ею, как эстет,
и позабыл о фотоаппарате…
...Она вернулась.
Хлеба принесла
и сигарет, и коньяка бутылку.
И вновь любовь, как роза, расцвела
стремительно и страстно-пылко.
Он прочитал Ей утренний сонет,
Она внимала, глаз не поднимая…
- Ах да! Я принесла тебе кларнет –
сказала Клара – может быть, сыграешь?
И он сыграл ей "Маленький цветок".
Она, как баба, в голос разрыдалась.
А он сказал ей: - Я ведь одинок…
Ты не уйдёшь?..
И с ним Она осталась…
|