Пыль на столе да в углу паутина.
Тишь, полумрак в этом скорбном дому.
В маленьком кресле сидит Буратино,
Знамо ли, ведомо ль что-то ему?
Клоун, порою хохочущий звонко,
Даром, что стар и с рукою одной,
Рядом пристроились кукла Алёнка,
Плюшевый мишка и зайка смешной.
Все они тут, сиротинушки, в сборе,
Молча глядят на открытую дверь.
Нет, им не ведомо горькое горе! -
Где же хозяюшка наша теперь?
Рядом она - за стеной этой тонкой,
В нескольких ваших коротких шагах.
Спит во гробу и со Спасом иконку
Бережно держит в холодных руках.
Бусы рассыпаны, порваны нити,
Брошено, смято, забыто шитьё...
Валится с губ безотчётно: "Не ждите!
Вы не дождётесь, ребята, её..."
Тихо. И лишь временами упрямо,
Скорым, но очень далёким, глухим,
Слышится шёпот хозяйкиной мамы:
"Боже, за что? За какие грехи?"
Сумрачно в длинном, пустом коридоре.
Тщась не шуметь, надеваю пальто.
Бусинки по полу... горькое горе...
Руки холодные... "Боже, за что?.."
Дверь. Но неясное - выстрелом в спину.
И уходя, оглянувшись назад,
Видел я: в чёрном глазу Буратино
Малой росинкой застыла слеза.
|
