одно, а реальная борьба совсем другое дело. Понравилась ему, видите ли, самодеятельность этого Лешего, – слегка прищурил глаза хозяин высокого кабинета, – да если каждый такой Леший начнёт устанавливать свои порядки и правила, что тогда будет?
– Не могу знать, – в ужасе одеревенел от этого прищура офицер.
‒ Вот именно, что не можете знать. Вы даже себе не представляете, что они там натворили, – скептически посмотрел большой начальник на бестолкового служаку, – они же подрывают саму основу общества, основу государства, основу системы взаимоотношения людей, которая складывалась и утрясалась многие века и тысячелетия. Это какая-то революция, махновщина и пугачёвщина вместе взятые. Нет, это намного хуже, это – полный беспредел, – монотонно бубнил чиновник. И от этого негромкого голоса у закалённого в боях с криминалитетом оперативника кровь стыла в жилах.
‒ Да вроде бы у них там всё тихо и культурно. Ну, ликвидировали они пару десятков любителей поживиться за общественный счёт, зато людям стало жить лучше, – всё-таки осмелился возразить офицер.
‒ Людям? Вы сказали людям?! – чуть громче обычного своего тона переспросил хозяин высокого кабинета и презрительно прищурился на побелевшего службиста, – люди находятся здесь в этих кабинетах, люди заседают в правительствах, министерствах и комитетах разных! Люди – это те, у кого ресурсы, у кого сила, в чьих руках сосредоточена Власть! А там внизу быдло, безмозглая биомасса, презренная чернь, которой необходимо править! Мы здесь сверху решаем, как им надо жить, чего хотеть и куда стремиться, а они там внизу должны только повиноваться и исполнять! Исполнять и повиноваться! Они для этого и созданы! Они сами этого хотят, они без этого не могут! Это же тупое, безликое стадо, а мы над ними пастухи! Мы их гоним, мы направляем, мы здесь всё решаем, потому что мы знаем и видим, а они нет! И чтоб никакой самодеятельности! Не должны они сами! Да если каждая вша станет сама решать, как ей следует жить, мы тогда зачем будем нужны, а?!
Риторический вопрос повис в гнетущей тишине. Густой, пропитанный неподъёмной тяжестью большой власти воздух очень высокого кабинета многотонным гнётом пригвоздил совсем уже позеленевшего офицера к паркету. Дар речи оставил его. Сознание балансировало на грани отключения. Он готов был провалиться сквозь землю, но ледяной ужас, сковавший все его члены, не давал и пошевелиться. Службист так и стоял навытяжку в полуобморочном состоянии, а хозяин высокого кабинета углубился в изучение каких-то документов. Казнь продолжалась пару минут.
‒ Ладно, ступайте, не задерживаю больше, – наконец оторвавшись от своего занятия, прервал экзекуцию большой начальник, – вы своё дело сделали, дальше нам решать.
Ну, они и порешали, как смогли, как им подсказывала их животная натура. Эти высокие властители не придумали ничего лучше, как ликвидировать всю банду Лешего подчистую, чтобы и следа от них не осталось. Такую смуту нужно было решительно и безжалостно вырывать сразу и с корнем. Да и не могли они придумать ничего другого. Защищая свою кормовую базу и захваченную власть, человек действует всегда по одной и той же схеме. Существуя в этой жёсткой парадигме, он совершенно прозрачен и поступки его предсказуемы до отвращения.
А Леший даже не сомневался в таком решении своего вопроса властьпридержащими. Он давно уже знал, что его заказали. И хоть он не имел доступа в те высокие сферы, но догадаться было нетрудно. Причём заказ должен был идти не из их города, а откуда-то сверху, из высших эшелонов власти. Леший не пытался прятаться и сбежать. Наоборот, он снял коттедж в частном секторе, откуда открывался прелестный вид на две многоэтажные башни. И ещё для пущей своей заметности нанял многочисленную охрану. Спасти его от профессиональных убийц она, конечно же, не могла, но для подсветки основной цели подходила просто идеально. Так что Леший купил попкорна, занял лучшее место в первом ряду и теперь ожидал развязки своей трагикомической пьески.
«Н-да, такие люди не промахиваются, у них осечек не бывает. Этот заказ не отменить, не отложить и не отозвать. Так зачем же мне им препятствовать, если эти неведомые силы добровольно вознамерились сделать всю грязную работу за меня? Пускай себе трудятся, я им мешать не намерен. А зачем? Это же решит все мои проблемы. Построить систему с положительным балансом жизни всё равно не получится, а барахтаться в этом гнилом болоте мне надоело. Так что пускай вершат своё чёрное дело. Мне же лучше. Они сами за меня всё и сделают, – так думал Леший и особо не переживал на этот счёт».
Утром он проснулся с ясным предчувствием того, что это произойдёт именно сегодня. Ещё с ночи его не отпускало беспокойство и холодило в животе. «Ну, всё! Кажись пора, – подумал он совершенно спокойно, – пробил мой час. Едет в чёрном катафалке ко мне на свиданку девушка с косой. Давай, давай, поторопись, а то я уже заждался». Леший тихо забормотал свою эпитафию:
Конец. Я сдох. Окончен путь
Бесславный, тягостно-натужный.
И мой окоченелый труп
Глодают черви в яме душной.
И мне не нужен больше мир
Превратный, миражом манящий.
И мне он больше не кумир,
Велеречиво говорящий.
Отринул все надежды, страх,
Что занимали меня прежде.
Себе оставил только мрак,
Гнилой могилы безмятежность.
Было приятно лежать в тишине прохладного полусумрака осеннего утра и думать о смерти. Но она, проклятая, всё не шла. Леший нехотя спустил ноги с кровати, нашарил тапки и побрёл умываться. Вопреки настойчивым требованиям охраны он не стал одевать сегодня бронежилет, потому как такие люди не промахиваются. Судьбу такими дешёвыми ухищрениями не проведёшь. Почему-то именно сегодня Леший припомнил картину, увиденную им когда-то давно, но навсегда врезавшуюся в его память неудаляемой, постоянно напоминающей о себе занозой.
Представьте себе чистое голубое небо, а под ним бескрайний, уходящий за горизонт, прозрачный слой эластичной, какой-то сверх прочной плёнки. И под этой оболочкой бурлит и движется плотная масса человеческих лиц и тел, заставляя эту сдерживающую плёнку деформироваться и колыхаться причудливыми волнами, словно море. Люди поднимаются из тёмной глубины, расталкивают друг друга локтями и ногами, стараясь подняться всё выше и выше, лезут через головы в надежде вскарабкаться на самый верх и вырваться из душного плена. Но достигнув этого прочного поверхностного слоя, бьются об него, отскакивают назад, снова бросаются на прозрачную преграду и опять отлетают обратно. Их тела изуродованы и избиты, их лица искажены злобой, отчаянием и страданиями, их пальцы изломаны и окровавлены от отчаянных попыток разорвать эту проклятую завесу, отделяющую их от заветной цели. Но всё тщетно, плёнка слишком прочна, она непреодолима. Человек не в состоянии перейти этот рубеж. Он бьётся об него, калечится, его корёжит и ломает, и безжизненное изуродованное тело медленно опускается в тёмную бездну небытия, дно которой усеяно безмерным слоем костей всех предыдущих поколений. Но навстречу мертвецам стремительно летят новые массы в безумной надежде раздвинуть рамки, пробить эту проклятую сдерживающую плёнку и вырваться на свободу. И подобный адский круговорот людей продолжается до бесконечности.
Но вдруг где-то вдалеке, почти у самого горизонта плёнка даёт крохотную, едва заметную трещинку и на фоне голубого неба появляется слабый след от взлетевшего над бесконечным морем тотального безнадёжья человека. Каким-то невероятным образом у кого-то одного получилось пробить этот непреодолимый слой, и он устремился вверх к небу. Только одному счастливчику из многих и многих миллионов удалось обмануть судьбу, воспользоваться редким сбоем системы и вырваться за пределы её фатальной предопределённости.
«А мне то куда? Туда наверх к редким счастливчикам, или вниз ко всем остальным бедолагам? – хмыкнул Леший про себя, абсолютно уверенный в точном ответе, – здесь такие, как я, не выигрывают!»
Да! Он всё про себя знал и не испытывал на свой собственный счёт никаких иллюзий и заблуждений. Но на этот раз Леший почти ошибся. Он даже не мог себе представить, насколько близко в данную минуту был к тому, чтобы разорвать порочную цепь своей скорбной судьбы, сбросить эти трижды проклятые путы предопределённости. Он не мог и предположить, что сегодня у него получится выйти за границы реальности, навязанные ему чьей-то злой и непреклонной волей, улететь за пределы времени и пространства своей врождённой ублюдочности и неудержимым гейзером взмыть к самому небу. В этот раз он почти ошибся. Но от судьбы не уйдёшь!
Была осень, середина октября. Сильно похолодало, ночью уже заходило за минус, небо заволокли тёмные тучи и ветер сёк резкими порывами. «Отличная погодка, чтобы сдохнуть, – подумал Леший, поёживаясь на крыльце». Было около одиннадцати, народу на улице не много, взрослые на работе, дети в школе. Охрана рассыпалась по двору и изображала бурную деятельность. Леший смотрел на их показную имитацию профессионализма и внутренне улыбался. «Мани здесь нету, он бы растолковал этим олухам, что к чему, он бы научил их уму разуму, – ностальгически вспомнил Леший своего штатного ликвидатора, – нет, если бы я планировал этот заказ, то посадил бы снайпера на крыше той многоэтажки, или вон той, а не устраивал бы стрельбу прямо во дворе».
Он как в воду глядел. Как раз на крыше ближней многоэтажки уже с самого раннего утра сидел снайпер. Он изрядно продрог, но стойко оставался на посту и следил за двором. Как только показалась цель, он спокойно поймал в перекрестье своего очень дорогого оптического прицела человека с фотографии, которую он получил от заказчика, и приготовился к выстрелу. А тот как будто специально выпрашивал пулю. Да, в общем-то, так оно и было. Леший застыл на открытом со всех сторон месте и ждал выстрела. Охрана торопила его и пыталась побыстрей запихнуть в тонированную машину, всем было холодно. «Ну, давай же. Где ты там затаился? Чего ждёшь? Один меткий выстрел. Всего один единственный точный выстрел и дело с концом, – мысленно подгонял он киллера». А тот не торопился, цель как на ладони, статична и не прикрыта. Стреляй, не хочу.
Но их мысленный диалог не остался незамеченным. В то же самое время и на той же крыше вместе со снайпером находился ещё кое-кто. Этим загадочным неизвестным был второй пилот из Космической Службы Доставки Грузов. Он был в защитном энергетическом скафандре, поэтому оставался незамеченным и спокойно наблюдал за действиями снайпера. Как только тот был готов сделать свой выстрел, второй пилот направил свою руку в его сторону и произвёл импульс. Киллер моментально потерял сознание. Второй пилот не спеша подошёл, разрядил винтовку и выбросил все патроны вниз. Он уже собирался возвращаться на базу, как вдруг услышал в наушнике голос командира: “На крыше соседней многоэтажки ещё один
