стала мокрой, от чего рука соскальзывала с ручки и не могла дожать ее. Другой рукой я схватился за сердце, которое разгоняло волнами боль по всему телу.
И вот теперь я сижу в мягком кресле и с неприязнью слышу, как невидимая мамаша отчитывает свое ненаглядное сокровище визгливым голосом, от которого мои уши сразу скручиваются в трубочки, чтобы их положили в чехол и спрятали на антресоли.
- Пьер, не лижи свои ладошки, а не то сейчас получишь.
- Мама, можно я буду писать!
- Ну, что за несносный мальчишка. Мне прямо стыдно за тебя. Подожди немножко. Вот вагон тронется…
- Долго ему придется ждать. Я уже целые сутки сижу на одном месте! – услышал я грубый мужской голос.
Эта новость заставила меня открыть глаза. Я невольно зажмурился от ожидаемо яркого света, какой обычно бывает на вокзале, но тут же их широко раскрыл: свет был не яркий, а приглушенный, и я сидел уже в вагоне, но не на вокзале, а в метро.
- Как, - услышал я свой громкий голос, - неужели вы целые сутки просидели в вагоне метро? – с этими словами я обратился к небритому мужчине лет шестидесяти, чье грузное тело расплылось на кожаном кресле напротив меня.
Тут же на меня уставился не только он, но и другие участники случайного разговора: миловидная шатенка с глубоким декольте, в котором перекатывались с места на места две свежие дыньки, любопытно упираясь своими хвостиками в полупрозрачную ткань плотно облегающего серого платья, и ее сынишка, вытаращивший на меня глазки, синие как васильки. Сидевшие рядом пассажиры повернули в мою сторону свои гусиные шеи.
- Мама, я хочу домооой! – вдруг закричал мальчик, встав ногами на кресло вагона подземки, и стал подпрыгивать. Ему это так понравилось, что он забыл о своем желании плакать.
- Пьер, посмотри на девочку. Да, вон на ту, красивую с бантиком, - подтвердила она жест своего сына, показавшего на нее пальцем, - вот она умеет вести себя в приличном обществе.
Я заметил, что девочка лет двенадцати сидит одна и с грустью смотрит в окно вагона на перрон подземки, по которому идут, торопятся, спешат, спотыкаясь, по своим делах люди, спускаясь и поднимаясь по эскалатору. Странное дело, они проходили мимо нашего вагона, двери которого были закрыты, и не было слышно ни их шагов, ни разговоров на ходу. У меня невольно возникло страшное и одновременно нелепое подозрение, а не зомби ли они. Вдруг один молодой человек с бритой головой и худым телом, на котором болтались майка и шорты черного цвета, отделился от толпы и с серьезным намерением, как будто по чьей-то команде, подошел к дверям вагона. Двери гостеприимно открылись и пропустили его. Он прошел вдоль вагона и сел на свободное кресло в его конце, выпятив свои голые костлявые коленки и откинув голову, застыл в сонной позе. Я пересчитал людей в вагоне: их было ровно тридцать человек. Здесь было три ребенка, семь молодых людей, из них четыре девушки и трое парней; остальные люди были пожилого возраста, а именно: пять стариков, трое зрелых мужчин, вместе со мной, и остальные женщины, зрелого и престарелого возраста.
Внезапно один из молодых людей, черный как смола, так что сразу бросались в глаза матовые белки его глаз и зубы, громко воскликнул: «Долго мы здесь будем сидеть? Кто знает, когда мы поедем»?
- Куда? – переспросил я беспокойного пассажира и заметил, что по мне он смахивает на баптистского пастора.
- Как куда? По своим делам! – возмутился его сосед, по виду китаец.
- Мужчина прав! – заступилась за меня сухая старушка с копной седых волос. - На какой станции мы сейчас находимся? Откуда вы знаете, что мы поедем именно туда, куда вам надо? – здраво рассудила разумная женщина.
И тут по радио раздался скрежещущий механический голос то ли мертвого автомата, то ли еле живого вагоновожатого: «Люди! Не волнуйтесь. Осталось дождаться одного пассажира. С минуты на минуту он появится, и мы отправимся».
- Кудаааа? – вдруг закричал во все горло юный Пьер.
- Женщина, уймите своего ребенка, пожалуйста. Он нас очень нервирует, - сказала одна из зрелых женщин внушительной наружности и с угрозой подвинула свое исполинское тело к ребенку, бросив на него строгий взгляд.
Мать Пьера бесстрашно прикрыла своим телом сына и спокойно сказала: «Оставьте нас в покое»! Пьер воспользовался благоприятной ситуацией и из-за спины матери показал злой тетке язык, и сделал рожицу, приставив к ушам ладошки, затем согнул их и помахал пальчиками, качая головой из стороны в сторону. Невольно у многих на губах заиграла веселая улыбка.
Мать, заметив проказу сына, шлепнула его больно по попе. Пьер, сдерживая слезы, крикнул: «Иди в жопу»! Было не совсем понятно, к кому лично он обратился: то ли к матери, то ли к тетке, то ли к ним обеим, а, может быть, к самому себе.
- Все, приехали, - заметил самый старший пассажир.
Другой, помладше, нервно кивнул трясущейся головой в знак согласия и стукнул палкой об пол.
Тревожную обстановку в салоне вагона разрядило появление последнего пассажира, который извинился и представился проводником. Это был дородный рыжеволосый мужчина в плаще, облегающем его мощную фигуру чуть не с головы до пят и с посохом в руке. При ближайшем рассмотрении посох оказался удлиненной тростью.
- Дорогие пассажиры! Извините, что меня задержали внезапно возникшие неприятности. Но я с ними удачно расправился и теперь я в вашем полном распоряжении.
- Кто вы такой? – спросил надменно «пастор» последнего пассажира.
- Я ваш проводник, - просто ответил дородный мужчина и добавил, - хорошо еще, что я успел до наступления тьмы, а то мы никогда бы не отправились в нужном направлении, где нас уже ждут. А, теперь, поехали, - скомандовал он и вагон, дернувшись и заскрипев колесами, «тронулся», сдвинувшись с «мертвой точки».
Тронулся с места и я, поддавшись неведомой силе. Я прошел в голову вагона и посмотрел на передний вагон. Как я и предчувствовал, он был пуст. Не было никакой гарантии, что есть еще вагоны в составе поезда. Тревожные возгласы пассажиров отвлекли меня от предчувствий и заставили присмотреться к тому, что происходило за стеклом вагона на перроне метро. Электровоз еще не покинул станцию метро, а тьма уже спустилась на станцию и повисла над ней клочками. Люди ускорились как на видео, которое поставили на перемотку. Они разбегались во все стороны, в страхе огибая те места, где уже сгустилась тьма. Из тьмы раздавались ужасные крики людей, которые старались выбраться из нее, но неведомой силой вновь затягивались внутрь. Тьма как смерч кружила по перрону и затягивала в себя, как в «черную дыру», все новых и новых обитателей метро. Некоторые из них бежали за поездом и бросались прямо на наш вагон, чтобы спрятаться в нем от страшной тьмы. Но все было тщетно. Наконец, станция скрылась за поворотом метро, и мы двинулись сквозь тьму, которая вокруг нас только сгущалась. Свет, лившийся с потолка вагона, освещал только нас, он никак не мог рассеять тьму. Все пассажиры, за исключением проводника, с немым ужасом в остекленевших глазах смотрели в непроглядную ночь, вжавшись в кресла.
- Скажите спасибо, что я вернулся вовремя и избавил вас от ужаса встречи с неизбежным злом вечной ночи, - разрезал тишину спокойный голос проводника.
- Куда вы собираетесь проводить нас? – спросил я после минутной паузы.
- Сами увидите, - уклончиво ответил проводник.
- Хотя бы скажите, как вас зовут? – спросила моя седая защитница.
- Меня зовут «Харон» - коротко ответил наш проводник.
- Хорошо, а меня в таком случае зовите «Антропос».
- Дорогая моя, Диана, нельзя шутить такими вещами.
Сухая старушка, не нашлась, что ответить, - было видно, что наш Харон угадал ее настоящее имя.
- Мама, а кто такая «Антропос»? – спросил шепотом Пьер свою маму. Та в ответ только пожала плечами.
- Это мойра, богиня судьбы, перерезающая нить жизни смертного, - отчужденным голосом сказала одинокая девочка с красным бантом в красиво уложенных темных волосах.
- Правильно, Вероника.
- Я так и знала, что это случится, - загадочно ответила Вероника. В эту минуту она была похожа на маленькую ведьмачку. Она встала и пересела поближе ко мне.
- Вы не догадываетесь, куда мы едем? - с этими словами юная Кассандра обратилась ко мне.
- На кудыкину гору, - глупо ответил я.
- Можно и так сказать, но это не тот случай, когда спасает отговорка.
- Хорошо, Вероника. Меня зовут Велесом Велемировичем.
- Интересно, интересно. Вот почему я заговорила с вами, - сказала Вероника, скорее обращаясь к себе, чем ко мне, затем задала вопрос мне. - Вы знаете, что означает ваше имя и имя вашего отца?
- Мое имя означает покровителя магии и искусств, а имя отца означает «Повелитель мира».
- Правильно, - вам «пятерка», - оценила мои знания Вероника и как заправская ясновидящая констатировала, - вы учитель.
- В самую точку, - ответил я со смехом.
- Не смейтесь, а то я обижусь, - с милой детской улыбкой ответила девочка и сообщила, - ваш покровитель является покровителем ясновидящих.
- Вероника, если ты ясновидящая, то объясни мне как учителю, свидетелями чего мы были на станции?
- Свидетелями «свертывания времени», - образно ответила Вероника и спросила. – Велес Велемирович, вы видели, как сворачивается кровь?
- Конечно.
- Вот так же свертывается и время. Оно сокращается и уплотняется. Возникает пробка времени. Время густеет и застывает. Вы видели спазм времени. Когда происходит спазм времени, к чему он приводит?
- Тебе не страшно так говорить? – ответил я вопросом на вопрос.
- Страшно. Но что делать? Я не овца на жертвеннике и не могу молча принять неизбежное.
- Что нас ждет?
- Вы не ответили на мой вопрос. Ответ на ваш вопрос уже содержится в правильном ответе на мой вопрос.
- То, что ты называешь «спазмом времени», это его остановка. Время останавливается в трансе и приводит к откровению?
- Да, так и есть, но я не об этом спросила.
- Тогда о чем?
- Когда еще бывает остановка времени?
- Ты хочешь сказать, что люди на станции умерли в результате остановки времени?
- Нет, я не это хотела сказать. Я, вообще, не хотела сказать, а хотела спросить. Ну, зачем я вам это говорю?! – с печалью спросила себя Вероника, жалостливо посмотрела на меня и стала гладить меня по руке.
И тут у меня закружилась от огорчения голова, и я чуть не прослезился, увидев, как скатывается большая прозрачная слеза по округлой щеке Вероники. Я даже разглядел оттенки радуги на ней, на этой слезе ребенка. Но я не стал укорять себя в сердцах за слезы, которые навернулись мне на глаза, потому что догадался о том, на что указывали не столько намеки в словах юной ясновидящей, сколько ее сожаление по поводу случившегося с нами, в данном случае со мной. Но я не мог это принять, в это поверить. Поэтому я переспросил Веронику.
- Ты хочешь сказать, что мы все… - но не смог выговорить до конца то, о чем догадался.
- Да, мы уже все мертвы и находимся в царстве мертвых, - просто ответила Вероника. По интонации речи девочки казалось, что она хотела меня
