путешествию по загробному миру.
Чтобы вообще понять, что с нами произошло и продолжает происходить, нам нужно отнестись к этому, как к тому, что до сих пор происходит в обычном живом мире, но в таком месте, где никто из нас ни разу не был наяву, не в воображении или во сне, а наяву. Еще проще было бы, отнестись к случившемуся как происходящему во сне или допустить, что мы стали героями произведения на тему будущей жизни. Если мы так отнесемся к этому, то успокоимся и будем ждать продолжения того, что с нами случиться дальше. С этой точки зрения мы отличаемся от себя в прошлом только тем, что пассивно претерпеваем воздействие на нас неведомо чего, а не активно действуем, как было принято нами прежде.
Иначе мы ничего не поймем, если не изменимся в сознании. Но вы готовы на такую перемену, так называемую «метанойю» как покаяние? К чему это покаяние? К тому, что то, что с нами случилось, это не результат действия на нас нечто иного, чем мы есть, а результат действия нас самих на себя. Необходимо извлечь урок из того, что с нами случилось и сделать этот урок опытом нашей будущей жизни. Раз мы живы, то живы и телом или только сознанием. Если только сознанием, то мы находимся уже не в нашем обычном мире, который вне нас, но в нас самих, в нашем сознании. Это и есть другая реальность. Может ли она существовать сама по себе, вне связи с обычным миром? Если может, то мы будем продолжать жить в сознании. Чье это сознание? Наше общее, которое делает вид, что оно разделено с самим собой в виде нас, отдельно взятых друг от друга. То, что мы отдельно взяты друг от друга, создает единое пространство, в котором мы разделены по занимаемым нами местам. Это место имеет свое время, в котором мы претерпеваем изменения. На самом деле это сознание переходит от одного своего состояния к другому или сосуществует одновременно в разных состояниях своего существования.
Если же наше сознание, до сих пор связано с телом, то эта связь становится все слабее и слабее, пока не прервется, не разорвется совсем, и мы все окончательно умрем. В любом случае мы трансформируемся. В одном случае мы уже положительно трансформируемся в нечто иное, в другом – еще не закончилась негативная трансформация в ничто как раз-воплощение. После чего возможно новое воплощение. В нашем случае покаяние как перемену ума и чувства реальности следует понимать не в терминах морали, а в понятиях бытия. Привязку покаяния к аду, чистилищу и раю необходимо понимать не как прописку в местах не столь отдаленных, какими они казались нам в прошлой жизни, а как нахождение в состояниях нашей души в качестве осознанных следствий прежнего образа жизни.
Так ад, в состояние которого мы вскоре войдем, будет первым пунктом нашего преобразования. Мы же сейчас находимся в точке ближе к нему как к единице будущего, но дальше от нуля прежней жизни в виде смерти. Следом за адом как болезненным состоянием ломки прежней структуры сознания мы окажемся в состоянии очищения от ломки в виде чистилища, чтобы потом войти в состояние роста новой структуры сознания в представлении рая.
- Да, малоутешительный прогноз для тех, кто привык полагать загробную жизнь сплошным мучением в аду или полным блаженством в раю, так называемым «вечным покоем», - критически оценил мою идею Дордже.
- Не будем гадать, но лучше отдохнем и телом, и душой, какие у нас остались с прошлой жизни, чтобы приготовиться к новым испытаниям. Оказывается, они не заканчиваются с нашей смертью, а только продолжаются, - решил старец. Никто не стал ему возражать и все устроились поудобнее, чтобы передохнуть перед встречей с неизбежным.
Так ничего не решив, я присоединился к спутникам. И тут на меня внезапно навалилась дрема. Само отсутствие видимых изменений ввело меня в сонное состояние без сновидения. Другими словами, я просто отключился так, что, проснувшись, не вспомнил сразу, где нахожусь. Возможно, я находился нигде или во все-общем бессознательном. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я проснулся, может быть, нисколько, но первое, что я увидел, это были испуганные глаза Вероники. Она смотрела на меня с надеждой. На что она надеялась, я догадался, когда оглянулся вокруг. Кроме нас никого не было рядом, и только быстрые постукивания шпилек по мраморным плитам подземки отвлекли меня от ужаса увиденного. Я бросил свой взгляд в направлении звука шагов и увидел Денизу, спешащую к эскалатору.
- Дениза, стой! Пропадешь, - я крикнул ей в след.
Но Дениза продолжала бежать, на ходу оправдываясь такими словами: «Я попробую вернуть их обратно».
Я хотел бросить ей наперерез, но Вероника меня остановила, схватив за рукав рубашки.
- Оставь ее, она не может пережить неизбежное и бежит не за нашими спутниками, а от него в страхе, - попробовала Вероника объяснить мне поведение Денизы.
Тогда я спросил: «Что случилось, когда я спал»?
- Я сама спала, потом вдруг очнулась, когда кто-то схватил меня за руку. Это была Дениза. Мы были вместе с вами одни на платформе. Но тут Дениза как ненормальная бросилась бежать, и вы проснулись. Остальное вы видели все сами, – сказала мне с тревогой Вероника и затем, помедлив, добавила, - примерно так я и чувствовала, чем все закончится.
- Закончится ли? Где они теперь?
- Не знаю, может быть там, куда вы их послали, когда описывали наше сознание, может быть в другом месте, а может быть уже ни в каком. Нам важно теперь думать и заботиться не о них, а о самих себе, о нас с вами.
- И что мы будем делать? Как позаботимся? А, не пойти ли нам обратно?
- Зачем? Обратно нельзя вернуться тем же путем, каким мы пришли сюда. И там уже ничего нет. Есть только там, где мы есть. Мы же есть вот на этом месте, на последней станции перед неизвестностью.
- Вероника, ты предлагаешь нам ужиться с этой неизвестностью? Но ведь мы и она несоизмеримы. Как мы будем с ней уживаться.
- Вы только представьте себе, Велес Велимирович, что мы здесь будем жить, поживать да добра наживать, пока не состаримся и не умрем уже навсегда.
- Прекрасная перспектива. Только давай тогда, Вероника, не будем так демонстративно по школьному обращаться друг к другу. Ты можешь называть меня просто Велесом. Согласна?
- Можно попробовать. Но я не привыкла к такому обращению со взрослым.
- У тебя нет родных?
- Нет, и не было, насколько я себя помню. Я выросла в приюте.
- Хорошо. Я попробую быть если не твоим другом, то хотя бы старшим товарищем, а не учителем.
- Пока вы устраиваете меня в качестве учителя и покровителя моего дара видения.
- Что будем делать? Я думаю, глупо ждать своей участи в качестве жертвы. Я никогда в жизни не был жертвенным бараном и не буду им в смерти.
- Как же быть со смирением перед Судьбой и покорностью перед волей Бога?
- Зачем ждать ударов судьбы, когда можно пойти ей навстречу?
- И что мы будем делать при встрече? Подставим шею или окажем сопротивление?
- Там видно будет, по обстоятельствам.
- Разумно ли это?
- Неразумно сидеть и ждать покорно своей участи. Я думаю, мы еще не заслужили ее, чтобы терпеливо ждать. Не обязательно тыкаться во все углы, следуя опыту проб и ошибок. Если хочешь, можно заняться медитацией.
- Зачем?
- Зачем заняться медитацией? Для того, чтобы подготовиться к встречи с ни чем, с ничто. Сосредоточишься на том, что нет вообще ничего, включая тебя. В результате осознаешь, что есть только сознание того, что нет ничего. А, раз нет ничего, то нет и этого осознания, что само сознание ничто есть ничто. Так ты примешь ничто в себя и себя найдешь в ничто как ничто, сольешься с ним в сознании накануне полного исчезновения.
- Иначе говоря, ты освободишь сознание от всего и вместе со всем и от самого себя. Так проще вообще уйти в никуда или возродиться в новом виде. Так?
- Примерно так.
- Так зачем принимать участие своим сознанием в ничто, если все равно там скоро окажешься? Не лучше ли последние мгновения в жизни в мире как сущем в целом сознавать себя собой.
- Если такое сознание – иллюзия, то лучше или хуже?
- Конечно, хуже. Но неужели сознание себя собой, Я является иллюзией?
- Я не больше иллюзия в этом мире, чем все остальное в нем, включая и сам мир. Это если следовать в жизни взгляду на то, что Я есть иллюзия.
- Но тогда все, весь мир сводится к вашему сознанию. Разве это верно? Да, если это принимать за истину, то резонно подумать о том, что все есть иллюзия накануне встречи с ней на самом деле. И все же то, что на самом деле есть, есть иллюзия, странно. Значит, нет ничего, кроме иллюзии. Не следует ли из этого, что является иллюзорным и этот вывод. Но раз так, то неверно, что все есть иллюзия и что Я как осознание этого всего есть иллюзия. Разве не так?
- Так. И то так, и это так. Но так возникает противоречие. Однако это противоречие является не только противоречием в мысли и в слове, в суждении и предложении, но и в самой жизни. Действительно, в жизни есть как истина, то есть, то, что есть, так и иллюзия, то есть, то, что не есть, но принимается за то, что есть. Проблема в том, что они накладываются в нашем сознании друг на друга. Между тем необходимо их развести по разным местам и временам или, хотя бы, мыслить не перпендикулярно, а параллельно, таким образом, чтобы не принимать одно за другое и не давать повода к такой подмене своими словами и делами.
- Значит, будем сидеть в медитации и ждать?
- Пребывать в медитации означает не «ждать с моря погоды», но жить по уму и находить в ней возможные пути выхода из жизненного тупика, казалось бы безвыходного положения. Нам не мешало бы помедитировать относительно того, что нам делать в такой неопределенной ситуации, в которой, я могу сказать про себя, я еще не был ни разу, насколько мне позволяет судить об этом моя память. Однако не медитируем ли мы уже давно. Иначе как назвать то дело, которым мы занимаемся в последнее время?
- И в самом деле. Но к чему тогда мы пришли?
- К тому, что мы уже высидели весь срок ожидания своей участи на этой станции. Нас выбрали, исключив всех остальных кандидатов на выход из затруднительного положения. Правда, можно сделать заключение, противоположное по смыслу: это их выбрали, исключив из массы избранных, если избранными считать обычных, стандартных людей, как раз нас, - учителя медитации и сироту. Впрочем, у нас больше шансов на избирательность, так как мы в меньшинстве при условии, что избранными становятся те, кто находится в меньшинстве.
Поэтому мы должны сами испытать теперь судьбу как избранные. Как мы можем это сделать? Элементарно, самостоятельно поискав путь со станции.
- Но так поступили все или большинство из тех, кто здесь оказался, и они пропали? Чем мы лучше их?
- Ничего. Дело в том, что эти поиски служили прежде, когда они касались других, средством или критерием отбора уцелевших. Теперь очередь дошла до нас. Нам все равно придется это сделать, - не сейчас, так потом. Но прежде это сделали другие, - те, кто был впереди нас. Теперь выбор должны сделать мы. Может быть, это будет удачный выбор спасения, а не неудачный выбор погибели.
- Ладно. Согласна. Тогда
