«Но как так, если я мертв, то почему чувствую боль в сердце»? – спросил я себя и у меня где-то в глубине сердца, которое после смерти должно перестать стучать и болеть, затеплилась надежда на жизнь, пусть новую, но жизнь.
- Вероника, посмотри на людей, - да, они испуганы случившимся на станции метро, но по ним не скажешь, что они догадываются о том, куда попали.
- Кое-кто уже догадывается. Вот посмотрите на дедушку, который сказал: «Приехали!», и рядом с ним вон того, с палкой. Да, еще несколько бабушек.
- Но большинство не ведает, что с ними случилось. Надо подготовить их к осознанию собственной смерти.
- Это обязанность Харона. С ними лучше не говорить сейчас. Вот когда мы прибудем в пункт назначения…
- Вероника, я тебе удивляюсь, - откуда ты все это знаешь? – я не мог сдержать своего восхищения перед необычными способностями ребенка. – Сколько тебе лет?
- Мне было 12 лет. Я знала многое из книг. Мне нравилось читать умные книги. И еще я помню, как умерла. Я не хочу об этом говорить.
- Конечно, конечно, Вероника. Это личное. Но как так: мы живы и в то же время мертвы? Не понятно. Или здесь не работает здравый смысл?
- Вам, Велес Велемирович, лучше знать, ведь вы учитель, а не я. Дааа… А, как так получилось, что вас назвали таким редким именем? Понятно, что это случилось не случайно. В этом можно увидеть перст судьбы. Но как ваши родители выбрали вам имя?
- Родители говорили, что когда мне следовало появиться на свет, они увлеклись славянской мифологией. По вечерам папа читал вслух маме книги по мифологии славян, в частности так называемую «Велесову книгу».
- Забавно. Вы меня еще о чем-то спросили?
- Да, про абсурд положения, в котором мы оказались.
- Ах, да. Я не знаю, я только чувствую, что жизнь не кончается смертью. Может быть, она кончится, но не сейчас. Теперь мы находимся в другом положении. Для прошлой жизни это положение смертельно. Но жизнь продолжается в новом качестве, в новом положении, в новом измерении. Это неевклидовое измерение.
- Но у нас прежние тела, имена, чувства, мысли, привязанности. Только ты, Вероника, о них говоришь в прошедшем времени.
- Это так. Мы живем прежней жизни, пока нас везет Харон в своей лодке, - в этом вагоне. Но нас ожидает новая жизнь на другой стороне Стикса. Не спрашивайте меня об этом, - я не знаю, какой именно она будет для вас. Вы скоро узнаете.
- Про свою новую жизнь ты знаешь?
- Нет, я уже сказала, что не знаю, но предполагаю.
- Хорошо, что ты хоть что-то предполагаешь, а вот я теряюсь в догадках. Но знаю точно, что все мы не случайно оказались в этом вагоне. Я только что вспомнил про Харона, что он перевозит в своей лодке только тех, чей прах упокоился в могиле. Так ли это?
- Лучше его самого спросить об этом. Но он вам сейчас не скажет. Чувствую, что мы оказались в одно лодке, потому что у нас похожая участь не в том мире, который мы покинули, но в том, который еще не обрели. Не всему тому, что говорят живые люди, следует верить. Они часто привирают и добавляют от себя лишнее. Это – покой в могиле, - как раз тот случай.
Вагон все так же вез нас в неизвестном направлении, но тревога не отпускала меня. Вероника сидела, уткнувшись в окно, но было видно по ее остановившемуся взгляду, что она далеко забрела в своих мыслях от этого места. Как долго она будет выбираться из них?
СТАНЦИЯ
Верхний свет был притушен. Поэтому большинство пассажиров дремало, убаюканное мерным ходом подвижного состава электрички. Но кто не отключился, нервно переговаривался, теряясь в догадках относительно того, когда будет следующая станция, и, вообще, почему они еще не приехали к месту назначения. Харон сидел, задумавшись и уперев свой подбородок в кулаки, которые положил на набалдашник своей огромной трости, раскачиваясь из стороны в сторону в такт движению поезда. Над вагоном повисло напряженное ожидание неизвестного исхода путешествия во тьме. Но тут электричка стала тормозить, увеличив угол раскачки вагона, Харон снял свой подбородок с трости, встал со своего места и, широко расставив ноги, пошел вдоль вагона, держась за поручни. Я обратил внимание, как почти все напряглись и проводили глазами его до самой двери. Вагон, дернувшись, притормозил и по инерции пошел назад, пока не остановился, а пассажиры, наклонившись в направлении движения электрички, следом откинулись назад.
Одна размалеванная девица в коротком красном платье не выдержала и крикнула: «Где станция?» и потом добавила: «Я не выйду из вагона неизвестно где!».
- И в самом деле, почему мы остановились в непроглядной тьме? Куда нам выходить, - не видно же! – стал возмущаться «пастор». Народ возроптал и с осуждением уставился на проводника.
Проводник протянул руку вперед, ладонью к публике, как бы останавливая ее на месте, и произнес: «Тише! Сейчас зажгутся ночные огни, и вы увидите, куда приехали. Выходим строго по одному, - места здесь опасные, не ровен час, что кто-нибудь утащит».
- Дальше ада не сошлют, а мы уже в аду, - изрек старик с палкой и шаркающей походкой подошел к двери, встав рядом с проводником.
- Типун вам на язык, ведь здесь же дети, - сделал ему замечание недовольная мамаша Пьера.
- Мама, а когда нас будут жарить черти на сковородке? Я не хочууу! – закричал Пьер и зарыдал горючими слезами.
Пассажиры зашумели. Кто-то стал успокаивать мальчика, от чего он еще больше разревелся. Кто-то стал всхлипывать, чужой плач, особенно детский, так сильно расстраивает. Кто-то забился в истерике. Остальные стояли вплотную друг к другу в проходе вагона и настороженно смотрели на проводника.
- Так, граждане, давайте успокоимся. Еще ничего плохого не произошло. Так, что не накликайте сами беду на свою несчастную голову, - предупредил проводник, стараясь успокоить пассажиров. – Я выхожу первым. За мной пойдет… вот вы, - скомандовал он, показав на меня.
- Я не выйду из вагона, - заявила размалеванная девица и демонстративно села на свое место, уставившись в слепое окно.
- Мы выйдем вместе, - сказала Вероника и села рядом с девицей.
Что было дальше, я не увидел, - мое внимание отвлекли радостные возгласы пассажиров, привлеченных внезапно вспыхнувшим светом, казавшимся особенно ярким после привычной непроглядный тьмы за окном вагона. Двери салона вагона с шумом открылись, и пассажиры высыпали на перрон долгожданной станции, залитой потоком света. Проводник грязно выругался и с осуждением посмотрел на меня. В ответ я пожал плечами, давая понять, что я не виноват в том, что пассажиры самовольно нарушили порядок очередности выхода из вагона. Тогда Харон громовым голосом предупредил пассажиров о том, что случилось на предыдущей станции с обитателями метро.
- Идиоты, соблюдайте порядок! Здесь вам не прошлая жизнь, где вас ублажали. Тут вас не ждет ничего хорошего. Мой вам совет, не привлекайте к себе внимание, - может все и обойдется.
И моему ангельскому терпению приходит конец: я не выдержал и громко попросил проводника раскрыть бедным пассажирам всю правду об их несчастном положении.
- Ладно, буду краток, а то мне пора возвращаться на другой берег. Вы все уже умерли, и вам только кажется, что вы все еще живые. Сядьте на скамейки на перроне и ждите, пока за вами не придут ваши новые хозяева. И учтите: насколько мне известно, от того, как вы будете здесь вести себя, зависит ваша будущая новая жизнь в мире мертвых. Понятно?
- Черта с два, - крикнула размалеванная девица и бросилась обратно в вагон метро. Она чуть не забилась под сиденье у двери, сцепив свои руки вокруг его массивной ножки.
- А, ну, выйди из моего вагона, - прикрикнул на нее Харон, но, увидев, как она еще крепче сжала ножку сиденья, вошел в вагон, подошел к ней и, схватив больно за волосы, оторвал от ножки, и выбросил на перрон. Двери вагона закрылись, электричка дала задний ход и вскоре исчезла за поворотом метро. Харон так и не повернулся к нам лицом; видимо, он полагал, что нас уже нет.
- Вот, му…ак, - выразилась сквозь слезы девица, размазывая на лице яркую косметику.
- Как вас зовут? – спросил я девицу, протягивая ей руку.
- Дениза, - ответила она, - не надо, я сама встану, - добавила она и, подогнув свои ободранные коленки под себя, от чего сморщилась от боли, встала на ноги. Она тут же достала зеркальце и влажную салфетку и стала вытирать косметику с лица. Ах, женщины, вы, всегда женщины.
- Итак, друзья, раз все мирно разрешилось, хотя стоило надавать проводнику за грубость по шее, - заметил наш «пастор», метивший в лидеры организованной группы пассажиров, - самое лучшее – это выйти из метро на нашу живую улицу и забыть про тот кошмар, свидетелями которого мы были.
Послышались одобрительные возгласы: «Правильно говорит!», «Пошли по домам», «Слава Богу». С ними большинство уже потянулось к эскалатору, чтобы выйти из метро наверх, на улицу. Но я не мог молча стоять и смотреть, как люди губят себя в напрасной надежде на призрачное спасение.
- Стойте! Остановитесь же! – я крикнул им вдогонку. – Вспомните, как вы попали в вагон метро. Что было до того, как вы в нем оказались? Вы задыхались, хватались за больное сердце, падали от головокружения, лежали, скорчившись с лезвием ножа в кровавом боку, летели навстречу земли, выбросившись из окна, глотали таблетки, чтобы убить себя? Вспомните! Неужели вы не поняли, что находитесь на том свете перед страшным концом окончательного распада вашего сознания!
- Да, не слушайте его. Это сообщник проводника, - заявила толстая женщина. Это она напугала Пьера. Она повернулась ко мне лицом и плюнула в мою сторону.
- Наконец, подумайте о том, что нам сказал Харон: за нами все равно придут. Так лучше их дождаться здесь, на свету, чем там, куда вы идете. Там ждет вас тьма. Помните, что случилось с людьми на предыдущей станции? – пытался я докричаться до их сознания. Но все было тщетно.
- Молодой человек, оставьте их в покое. Они идут навстречу своей судьбе, - посоветовал мне самый старый человек среди нас, усаживаясь поудобнее на скамью.
Пассажиры уже поднимались по эскалатору. Скоро они скрылись, потом затихли их шаги, гулко раздававшиеся в коридоре за эскалатором. Над перроном повисла тишина.
Я огляделся и увидел вокруг себя знакомых мне уже людей. Тут были Вероника, Пьер со своей мамой, девица, приводящая себя в порядок. Кстати, когда она стерла грим, то оказалась вполне красивой мадмуазель. Вместе со стариком сидел на скамье его напарник с палкой. Рядом на другой скамейке сидела, обхватив свои колени сухопарая старушка. По перрону ходил китаец, останавливался, бросал на нас задумчивый взгляд и снова начинал ходить. Вдруг он остановился и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно: «Допустим, вы правы и мы уже мертвы. Тогда зачем мы видим то, что мы живы? Что вы на это скажите»?
- Тут и говорить нечего. Само собой все понятно, - подал голос дед с палкой.
- Не скажите, почтенный.
- Я