Коломбина

дома. Променяет отца на пригожего молодца.
Зинаида Михайловна. (Вздыхает и вытирает слёзы.) Бедный Лев Львович! Неужели во всём свете не найдётся женщины, которая поняла бы вас и полюбила, и которую вы полюбили бы?
Лев Львович. Мне кажется, есть такая, но не сочтёт ли она неделикатными мои признания?
Зинаида Михайловна. Женщину нельзя оскорбить любовью, – тем более, любовью такого человека, как вы.
Лев Львович. Вы полагаете?.. Тогда позвольте мне сказать…
(На сцену выходят танцовщицы и начинают канкан, высоко взмахивая юбками и показывая чулки и бельё. Публика неистовствует.)
Лев Львович. (Перекрикивая шум.) Позвольте мне сказать... Чёрт возьми, невозможно говорить… (Кричит.) Позвольте мне сказать, что вы и есть эта женщина!
Зинаида Михайловна. Что? Я вас не слышу!
Лев Львович. (Кричит.) Я думал, что уже никогда не встречу женщину, столь тонкую, нежную, возвышенную, как вы! «Чужой для всех, ничем не связан, я думал: вольность и покой замена счастью!».
Зинаида Михайловна. Что вы думали? Простите, не расслышала.
Лев Львович. Счастью замена – вольность и покой!
Зинаида Михайловна. Ах, вот как вы считаете? Как грустно!
Лев Львович. Нет, нет, вы не поняли! Я думал, как Онегин, что это замена, но это вовсе не замена – я вслед за ним говорю!
Зинаида Михайловна. Какой след?.. Боже мой, как гремит музыка!
Лев Львович. Не «след», а «вслед»!.. (Поднимаясь со стула.) Да что же такое – эта катавасия закончится когда-нибудь? Как не вовремя. Хотя танец хорош… (Смотрит на сцену.)
Зинаида Михайловна. Лев Львович! Я так и не услышала, что вы хотели мне сказать!
Лев Львович. (Спохватывается.). Простите великодушно! (Ставит свой стул рядом со стулом Зинаиды Михайловны и садится возле неё.) Я помню вас ещё совсем юной девушкой, когда вы после пансиона благородных девиц только начали выезжать в свет. Уже тогда вы были очень привлекательны, и мне было жаль, что вы так скоро вышли замуж, – да и за кого?.. Однако замужество, каким бы оно ни было, пошло вам на пользу в том смысле, что вы стали божественной женщиной. О ваших душевных качествах я уже сказал, – надо ли удивляться, что встретив вас ныне, я испытал чувства, которые считал давно угасшими? Но мог ли я надеяться на взаимность?..
Разрешите мне и дальше изъясниться словами нашего великого поэта: «В вас искру нежности заметя, я ей поверить не посмел…». Разве это возможно, говорил я себе, чтобы эта необыкновенная женщина имела искру нежности ко мне? Нет, это самообман, – скрой же свои чувства, несчастный, чтобы не получить очередную душевную рану! Но «когда б вы знали, как ужасно томиться жаждою любви, пылать – и разумом всечасно смирять волнение в крови»! О, как прав был Александр Сергеевич! Как я желал бы «обнять у вас колени и, зарыдав, у ваших ног излить мольбы, признанья, – всё, всё, что выразить бы мог!».
Да, долго я противился порывам любви, но более не в силах! «Я сам себе противиться не в силах боле; всё решено: я в вашей воле и предаюсь моей судьбе». (Встаёт на колени перед Зинаидой Михайловной.)
Зинаида Михайловна. Встаньте, умоляю вас! Ах, какой вы недогадливый – ведь я тоже… я давно…  Я люблю вас!
Лев Львович. Не могу поверить! Неужели это возможно?!.. Вот он, миг блаженства! (Встаёт и заключает её в объятия. На сцене танцовщицы в немыслимом пируэте, визжа,  завершают канкан)

Сцена 5

Входят  Коломбина и оживлённый раскрасневшийся Арнольд. Лев Львович и Зинаида Михайловна поспешно садятся, Коломбина улыбается, Арнольд ничего не замечает.

Арнольд. Что за женщина! Я и не думал, что такие бывают: просто римская Клеопатра, – я на картинке в учебнике видел.
Лев Львович. Клеопатра была гречанкой, а жила в Египте. Впрочем, в Риме она тоже бывала, и ей там даже хотели поставить золотую статую.
Арнольд. Вот видите! Римляне были не дураки, они умели ценить красоту, да и французы им не уступают. Как я рад, что приехал в Париж: и эта выставка, и все эти развлечения, и женщины!.. Что там ваши сократы, цицероны и прочие скучные бородатые старики в простынях! – разве они умели жить? Всё искали, в чём смысл жизни, а приехали бы сюда, сразу бы поняли. Нате, берите и наслаждайтесь!
Лев Львович. Ну, ты, брат, эпикуреец!
Арнольд. Можете обзывать меня, как вам хочется, но за то, чтобы прокатиться с этой итальянкой в автомобиле по Москве, я бы отдал всё что угодно. То-то все знакомые и незнакомые разинули бы рты!.. Да что там в автомобиле, – я бы хотел, чтобы она повсюду была со мной.  Фу, даже голова кружится!..
Лев Львович. Однако ты…
Зинаида Михайловна. А его вполне понимаю: за счастье быть с любимым человеком  ничего не жалко. (Нежно смотрит на Льва Львовича.)
Лев Львович. Это так. Друзья мои, я хотел вам сказать…
Арнольд. (Перебивает его.) Где Пров? Я послал его за цветами… Что за женщина, что за женщина! Как бы мне хотелось узнать её поближе!.. Вы не обижайтесь, Лев Львович, но мне расхотелось жениться на Маше.
Лев Львович. Я уже это понял. Друзья мои, я хотел вам сказать…
Арнольд. (Перебивает его.). Рад, что вы так легко к этому отнеслись – я думал, вы ругаться начнёте. Но тихо, – вот она, моя итальянка, снова будет выступать. Давайте посмотрим.
(Итальянка поет и танцует одновременно. По окончании её выступления Арнольд вскакивает и хлопает громче всех в зале. Коломбина шутливо закрывает уши.)
Коломбина. Вы меня оглушили. Как повезло моей подруге, что у неё такой горячий поклонник.
Арнольд. Нет, это мне повезло, что я встретил её! Но где же цветы?..
Лев Львович. Это прекрасно, но позвольте, друзья мои, мне сказать. Мы с Зинаидой Михайловной объяснились: мы любим друг друга, и, я надеюсь, она не откажется стать моей женой. (Целует ей руки.)
Зинаида Михайловна. Я согласна, мой милый, я согласна! (Плачет.)
Арнольд. А, вот в чём дело! Ну и хорошо, женитесь себе, а я… Где же цветы, где этот Пров, чтобы ему провалиться?
Коломбина. Если он провалится, вряд ли вы дождётесь цветов. Идите-ка лучше за кулисы, – видите, как она улыбнулась вам?
Арнольд. Клеопатра! Царица! Богиня! Бегу, бегу! (Уходит.)
Коломбина. (Зинаиде Михайловне и Льву Львовичу.) Я поздравляю вас и желаю счастья. Вы созданы друг для друга.
Зинаида Михайловна. Спасибо, моя дорогая! Могла ли я представить, когда ехала сюда… Ах, я сейчас опять заплачу!
Лев Львович. (Про себя.) Что же она всё плачет-то?.. (Коломбине.) Да, мы должны поблагодарить тебя за то, что ты открыла нам дорогу к счастью, соединила любящие сердца… Однако что делать с Машей? Она потеряла жениха. Арнольд не слишком ей нравился, но Маше пора замуж, – не оставаться же ей девкой-вековухой!
Коломбина. Вы забыли, что у неё есть тот, за кого она с радостью пойдёт замуж.
Лев Львович. Это кто же?.. А, ты об учителе! Но это не серьёзно – у него за душой ни гроша, на что они будут жить?
Зинаида Михайловна. Боже мой, какие пустяки! Главное, что есть любовь.
Лев Львович. Разумеется, моя несравненная! (Целует ей руку.). Однако мир так устроен, что без денег жить невозможно.
Коломбина. Но ведь вы как любящий отец, дадите Маше приданное?
Лев Львович. Было бы из чего…
Коломбина. Будет. Многого им не надо, они оба идеалисты: откроют школу, станут учить детей, вести умные разговоры и спорить о высоких материях – чего им ещё нужно для счастья? Ну и любовь, конечно, которая у них ещё как имеется.
Зинаида Михайловна. Как славно! Все счастливы, везде любовь! Нет, не могу, – простите, слёзы сами текут из глаз.
(Входит Маша.)
Лев Львович. Наконец-то! Куда ты запропала? Тут такие события произошли, пока тебя не было.
(На сцену вновь выходят танцовщицы и исполняют французскую кадриль.)
Маша. (Смотрит на Коломбину.) Что тут произошло?
Коломбина. Послушай отца.
Маша. (Обиженно.) Ах, так!.. Послушайте лучше меня, у меня тоже произошли события. Папенька, я решилась и моё решение окончательное…
Лев Львович. (Не даёт договорить, целуя её в лоб.) Ты, конечно, о помолвке? Решила исполнить волю отца. Но Арнольд…
Маша. Я больше слышать не хочу об Арнольде! Делайте со мной, что хотите, но я не пойду за него замуж. Я люблю другого человека.
Лев Львович. Да уж знаю, кого ты любишь! Не кипятись, послушай меня…
Маша. Нет, папенька, не надо меня уговаривать! Если вы хотя бы немного меня любите, если вам не безразлично, буду я счастлива или несчастна… (Её голос срывается.) Ну, почему я не могу быть счастлива! (Плачет.)
Зинаида Михайловна. Милая добрая девушка! Я всегда мечтала о такой дочери, – я тоже сейчас заплачу.
Лев Львович. Не надо! С ума все посходили: чего плакать-то, когда всё складывается как нельзя лучше? Коломбина, хоть ты ей объясни!
Коломбина. (Обращаясь к Маше.) Можешь забыть об Арнольде, он сам отказался от тебя. Лев Львович согласен на твой брак с Петенькой.
Маша. Папенька, это правда?
Лев Львович. Я не говорил, что согласен.
Зинаида Михайловна. Неужели вы откажетесь соединить союз двух любящих сердец? О, я понимаю, вы привыкли скрывать свои чувства, живя в жестоком бездушном мире, но теперь вы можете открыться! Не бойтесь, я с вами, – я пойму высокие порывы вашей души!
Коломбина. (Маше.) Лев Львович и Зинаида Михайловна тоже решили пожениться.
Маша. Папенька?!..
Лев Львович. Да, Маша, я предложил Зинаиде Михайловне руку и сердце, и она ответила согласием. Вернёмся в Москву, обвенчаемся.
Зинаида Михайловна. (Маше.) Я люблю вашего отца и вас буду любить; я уже вас люблю! В сказках бывают злые мачехи, а я буду самой доброй мачехой на свете. Вы найдёте во мне преданного друга и союзника. (Прикладывает платок к глазам.)
Лев Львович. Только не плакать!.. Хорошо, будь по-вашему. (Обращаясь к Маше.) Выходи за своего учителя – напиши ему, обрадуй.
Маша. Папенька! (Бросается к нему и целует.) Я знала, что вы меня любите и согласитесь!.. Так я позову его завтра к нам?
Лев Львович. Как же он из Пензы сможет успеть?
Маша. Он здесь, в Париже. Я только что с ним виделась.
Лев Львович. (Разводит руками.) Ну и дела!
Зинаида Михайловна. Какая нежность! Он, как голубок, прилетел за своей голубкой, невзирая на расстояния.
Лев Львович. У голубей так заведено? Никогда не был голубятником… (Маше.) Ну, да бог с тобой, приводи к нам своего Ромео.
Маша. Папенька! (Целует его.) Завтра же приведу.
Лев Львович. Завтра не надо. Хочу предложить Зинаиде Михайловне турне по окрестностям Парижа – съездим в Версаль, потом посмотрим на Фонтенбло. К пятнице вернёмся.
Зинаида Михайловна. Это будет незабываемая поездка, – как я вам благодарна!
(Кадриль на сцене заканчивается. В зал вбегает Арнольд.)
Арнольд. Я убью этого Прова! Где цветы?!
(Появляется Пров с корзиной цветов.)
Пров. Чего ругаетесь? Насилу вас нашёл… Вот, барышня, получите подарок от моего барина, вашего жениха! (Ставит корзину перед Машей.)
Арнольд. Идиот! Да не этой, другой!
Пров. Уже – другой?! За вами не угонишься…
(Занавес)

Акт 3

Сцена 1

Парижская квартира, которую снимает Лев Львович.
Он одевается перед зеркалом и напевает: «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан…». Одевшись, тщательно причёсывается, брызжет на себя духами, смотрится в зеркало и продолжает петь очень грустно: «Не век тебе пташечкой звонко распевать, легкокрылой бабочкой по цветам порхать».
Раздаётся стук в дверь. 

Лев Львович. Оui, entrez.
(Стук повторяется.)
Лев Львович. Еntrez!
(Стук повторяется. Робкий мужской голос спрашивает: «Можно?»)
Лев Львович. Да входите уже! Кто там такой вежливый?
(Входит