НЯМ-НЯМ

воспоминаний и впечатлений накоплена уймища...

То раннее июньское воскресное утро застало циркового дрессировщика Андрея Великанова на гастролях по Западному военному округу...
Проснувшись от на диво мощного самолетного гула в за ночь страстно изжульканой постели бок о бок с мясистой полковой поварихой, идейный холостяк старший лейтенант Великанов содрогнулся от внезапно обуявшей его жути, но... Дотянувшись до украшавшей стол наполовину опустошенной поллитровки, основательнейшим образом опохмелился из горлышка, обретя тем самым блаженного свойства душевное равновесие, омраченное лишь мысленным негодованием: «Ишь разлетались! Всё учения вам да учения. Хрен поспишь даже и в воскресенье! А у меня с обеда аж подряд три представления!..»
Прильнув телесным фасадом к сдобному тылу похрапывающей работницы системы армейского питания, Андрей понадеялся на ее похотливого свойства незамедлительную реакцию, ан не тут-то было: половым путем на алкогольной почве умаявшаяся повариха дрыхла настолько мертвецки, что, как говорится, хрен из пушки разбудишь...
А разбудили ее и задремавшего его прогремевшие невдалеке оглушительные разрывы тяжелых авиабомб. Очумевшие гость и хозяйка нагишом заполошно метались по осыпаемой осколками оконных стекол и потолочной штукатуркой комнатенке приполкового женского общежития, абсолютно не предпринимая каких-либо вразумительных действий.
Андрею казалось, что вот он – немину-у-учий капе-е-ец!!!.. Ан уцелел... А вот повариха с торчащим из шеи величиной с младенческую ладошку прилетевшим из окна стекольным осколком так и осталась бездыханной по своему постоянному месту жительства...
От смонтированного на артиллерийском полигоне огромного шатра цирка шапито остались лишь присыпанные серым пеплом искуроченные и угольно закопченные фрагменты еще парой часов тому назад величественных конструкций... Из труппы уцелели легко раненый в голову директор, лишившийся всех пальцев на правой руке жонглер, пара абсолютно невредимых акробаток, контуженный фокусник и рехнувшийся под впечатлением от бомбардировочного ужаса мягкохарактерный клоун Витюша. Последний ярко выделялся на фоне остальных, пребывающих в состоянии панического ошеломления: он с эйфорическим энтузиазмом на захламленной арене азартно проигрывал свой коронный номер.
Узрев Андрея, объявившегося позади сбившихся в кучку уцелевших в образе неряшливо обмундированного в испачканную офицерскую форму истукана, полунагой директор по-детски обрадовался и неуклюже засеменил к нему, плотно прижимая окровавленную руку к опоясывающему раненую голову полотенцу...
– Андрюшенька, а я тебя потерял! – приблизившись лицом к лицу, со слезами на глазах крайне взволнованно затараторил Иван Максимович, – А у нас горе великое! Погибли все наши пони! И моя Раиса Михайловна тоже... погибла! Без малого три десятка лет совместной с ней жизни! Хорошо хоть, детишки остались в Москве! Я надеюсь, что в Москве тишина! Скажи, Андрюшенька, ведь в Москве тишина?!
– В Москве тишина, – пробубнил словно душевно забальзамированный Великанов.
– Вот и славненько! Вот и хорошо! Спасибо, Андрюшенька! – озарился радостью директор превращенного в хлам разъездного армейского цирка и тут же сник, продолжив озвучивать трагический перечень: – А Славику пальцы на левой руке начисто оторвало! Как же теперь он будет жонглировать?! И твои пудельки мертвые все: и Антошка, и Братишка, и Матильда с Панбархатом! Ты прости уж нас окаянных, что не уберегли! Прости нас, родимый.., – после сих слов директор, выдержав скорбную паузу, указал на клоуна, беснующегося на арене в пятнисто испачканных вплоть до черноты подштанниках, – А Витюшенька репетирует. Репетирует и репетирует, репетирует и репетирует! То шиш заставишь лодырюгу порепетировать, а теперь вот... Ну, никак шельмеца не остановить.
Андрюша, ты ж среди нас единственный военный. Спаси всех, Андрюшенька! Меня-то не надо. Я останусь здесь хоронить свою Раису Михайловну и остальных. И твоих пудельков всех погребу. А ты спаси их! – трясущаяся директорская рука указала на остатки труппы, – Они ж молодые! Им же бы еще жить да жить! У них же всё впереди! Если, конечно, ты их непременно спасешь!..
– Вместе всех похороним и все вместе пойдем. Так будет правильно, – успокаивающе дотронувшись до директорского предплечья, рассудил Великанов...
Однако ж... Даже в легком для копки песке захоронили всего лишь девятерых не расчлененных взрывами в клочья людей, и то на пустяшную глубину. А на животных уже не хватило сошедшей по ходу погребения на нет коллективной силушки воли...
На перроне ближайшей железнодорожной станции, куда Великанов часам к трем пополудни вывел остатки труппы, его незамедлительно выцепил комендантский патруль. Проверив документы, старший в звании капитана, указывая на стоящий под парами воинский эшелон, посоветовал хотя и мягким, но и в то же время не терпящим возражения голосом: «Если не хочешь, чтобы я тебя вот прямо сейчас сдал в комендатуру как дезертира, дуй борзо к ним. Они вот-вот тронутся к границе. И даже не возражай.»
Великанов не возразил и тут же зашагал к цепочке вагонов-теплушек.
«Андрюшенька, на кого же ты нас покидаешь?! – взволнованно причитал вслед ему то ли еще директор, то ли уже не директор разбомбленного шапито, – Андрюшенька, как же мы без тебя?!..»
А на раскаленном Солнцем перроне обливающийся потом рехнувшийся клоун, напяливший шутовской аренный костюм, самозабвенно исполнял свой коронный номер; но крайне редко кто реагировал на его выкрутасы не то чтобы улыбкой, но даже и ухмылкой...

То был самый край сорок первого – предновогодье...
Прозябший старлей Великанов, вызванный среди ночи с передка в жарко натопленный штабной блиндаж, предстал в овчинном полушубке перед млеющим от духоты разоблаченным до гимнастерки сухоньким капитаном.
– А ты, Великанов, оказывается, цирковой дрессировщик? – с любопытством в цепком взгляде вполне дружелюбно произнес незнакомец.
– Так точно! – подтвердил Андрей.
– Пятнадцать минут на сборы! Поступаешь в мое распоряжение! Выезжаем немедленно! – отчеканил капитан.
– Куда? – сорвалось с языка недоумевающего Великанова.
– На кудыкину гору! – как обрезал так и не представившийся старший по званию...
– Собирайся, Андрей, собирайся. Забирают тебя законно от нас насовсем, – с теплотой в голосе пояснил посиживающий на нарах полусонный начальник батальонного штаба...

А потом была затерянная в приуральских лесах учебная кинологическая база, на коей и всего-то делов: дрессировать экипированных брезентовыми жилетами с пудовыми муляжами взрывчатки в их недрах псов на предмет питания под днищами урчащих моторами и время от времени постреливающих из орудий и пулеметов танков, выбракованных из воинских частей по причине запредельной изношенности.
Надо отметить, при отборе в учебку из хвостатых кандидатов главным образом отсеивались лишь мелковатые телесно, увечные и пужливые относительно орудийных выстрелов. Остальные ж зачислялись в штат без какой-либо особой дотошности. Правда, по ходу дрессировки тоже случалась выбраковка, но она была настолько мизерной, что и практически не влияла на конечный результат...

Однажды на исходе февраля сорок второго только что обустроенную базу посетил укутанный в новехонький тулуп представитель ставки Верховного в лице дряхлого генерал-лейтенанта... Узрев танки, старичок взбодрился в мановение ока и без промедления закатил матерщинного свойства душетерзательную истерику:
– Засра-а-анцы-ы!!! – на диво громогласно возопил он, – Все-ех под трибуна-а-ал-л!!! Ты кто-о-о?!! – опрыскивая Великанова слюной и нервозно боксируя его грудь кулачком, обтянутым черной кожи перчаткой, инспектор первым делом нацелил свой гнев на него.
– Заместитель начальника учебной кинологической базы К-116 старший лейтенант Великанов! – отдав честь под армейскую шапку-ушанку, представился не особо-то оробевший Андрей.
– Муда-а-ак ты-ы, а не Велика-а-ано-ов!!! – на пике бешенства возопил высокопоставленный скандалист, – Ты-ы чего-о же твори-и-ишь(?!), су-у-уки-ин сы-ы-ын!!! Ты чему-у-у ж это у-у-учи-ишь свои-и-их кобеле-е-ей?!!
– Так танки же подрывать, – вильнув недоуменным взглядом на оробевшего начальника базы капитана Солодченко, промямлил Андрей.
– И чьи-и ж это та-а-анки-и?!! – малость сбавил тон подуставший от собственных воплей инспектор, – Да ты ж на-а-аши-и – сове-е-етские та-анки – учишь псов подрыва-ать!!
– Так других нет! – уловив суть претензии, пояснил Андрей, – Подаем заявки и подаем, а трофейную технику как не поставляли, так и не поставляют.
– Су-у-уки-и!!! – возопил старикашка и зафонтанировал на диво отборным матом...
– Николаев! – отдышавшись, инспектор обратился к держащемуся особняком от свиты сопровождения  бравому энкавэдэшному майору.
– Да, товарищ генерал-лейтенант! – отозвался тот.
– Разобраться с этими зажравшимися тыловыми крысами по законам военного времени! Беспоща-а-адно-о!!
– Будет исполнено! Разберемся! – заверил энкавэдэшник.
– А тебе, Великанов, скоро подгонят эти самые трофейные танки, – посулил наконец-то угомонившийся инспектор, – А пока... А пока уж продолжайте хоть так...

Спустя с пару недель от инспекторского разноса учебный полигон коренным образом преобразился: воняющие солярой престарелые советские танки с наглухо задраенными люками замерли на отшибе мертвым капиталом, а их дрессировочная функция была целиком переложена на чадящие бензиновыми выхлопами там и сям снарядно продырявленные германские боевые машины. Правда, изначально кобели по привычке так и кидались за жрачкой под днища отечественной бронетехники. Однако ж вскоре, хотя и с не малым трудом, были перенацелены личным составом исключительно на трофейное бронежелезо.
И в расположенной неподалеку кинологической базе С-133, где натаскивались исключительно суки, отечественные бронекоробки так же уступили место трофейным.
Надо отметить, буквенные символы в наименованиях учебок «К» и «С» расшифровывались довольно-таки незамысловатым макаром: «К» означала, что так называемый контингент из кобелей; а «С» свидетельствовала о комплектовании этого самого контингента исключительно из самок. И сей железно блюдимый принцип однополости четвероногого личного состава был, как говорится, не из какого-нибудь генеральского пальца высосан, а обусловливался соображениями целесообразности. Проще говоря, когда у суки течка, вокруг нее собирается так называемая собачья свадьба. А теперь представьте свору псов с настроенными на взрыв динамитными зарядами на хребтах...
Как утверждали многие, был даже фронтовой случай, когда пара кобелей-камикадзе вместо того, чтобы истекая слюной ломануться к надвигающейся немецкой танковой армаде, кинулась по противоположному направлению – на командный пункт к унюханой пребывающей в охоте любимой овчарке командира батальона. Уязвленный этакой наглостью комбат от души пнул одного из потенциальных женихов своей ненаглядной суки, угадав сапогом по торчащему из противотанкового заряда так называемому спусковому маяку. Взлетел на воздух весь командный пункт... Надо отметить,