князя не укрылось, что она то и дело искоса поглядывает на террасу.
-Аксинья, что-то Митька-то твой с сахарком не торопиться, - крикнул ей Старицкий.
От неожиданности экономка охнула и утопила половник в вязкой ароматной жидкости.
-Иди, поторопи его, будет кисло, маменька тебе не простит.
Не найдя что возразить, Аксинья опрометью бросилась в кухню.
Владимир подвинул стул ближе к девушке и заметил, как от этого жеста вспыхнули ее щечки.
-Вам, Настасья Алексеевна, верно грустно у нас после жизни в столице, ни балов, ни вечеров, ни званых обедов…
Черные глаза смотрели прямо в сердце, но она не смутилась.
- Мне бы следовало ответить, что здесь у вас рай, свежий воздух бодрит и душу, и тело, и далее в этом роде, чтобы понравиться Вашей светлости - ответила девушка с волнением.
Князь был крайне удивлен, но решил не перебивать свою визави.
- И отчасти в этом есть доля правды, но самая главная правда в другом…
Настасья замялась и замолчала.
- В чем же правда? – не без любопытства спросил князь.
- А правда в том, - почти шепотом ответила она, - что еще немного и не было бы ни балов, ни вечеров. Мы почти разорены… Хочу, чтобы Вы это знали, маменька скрывает изо всех сил, что мы теперь бедны, но скоро это бы все равно открылось…, чтобы покрыть долги ей надо продавать наш дом и отправляться жить в имение…
- О Вашем положении я осведомлен, - отозвался Старицкий, - наливая себе и девушке мятный чай, он видел, насколько тяжело ей далось это признание, - но мне приятно, что Вы честны со мной. Я тоже буду с Вами честен.
Ни Вы, ни я не хотим этого брака, но и избежать его не можем…
Настасья только кивнула и принялась мелкими глоточками пить чай, а князь продолжал:
- Мне неприятно, что нас сводят с Вами точно пару арабских скакунов на племя… Настасья Алексеевна, как только мы с вами выполним то, ради чего этот брак затевается, я дам Вам определенную свободу. Мое призвание – молитва, и как только на свет появится наследник, я уйду от мира.
В гостиной послышался шум, и из-за портьеры вышла запыхавшаяся Аксинья, держа в одной руке новый половник, в другой куль с сахаром, и припустилась к тазу, приговаривая: «Только бы не подгорело, только бы не подгорело…»
Князь улыбнулся, от чего в уголках глаз появились мелкие солнечные морщинки и лицо точно просветлело:
-Аксинья! Как только княгиня вернется, можешь тут же ей доложить, что князь с барышней объяснились и на Покров венчание.
-Батюшка, Ваша светлость, - всплеснула руками экономка, чуть не утопив второй половник, - мы-то тут причем? Мы люди маленькие, наше дело за хозяйством следить, варенье варить, сами маменьку и порадуете…
-Полноте, - махнул рукой князь, - ты ведь меня опередишь, за этим здесь и приставлена, а за хорошую новость и отрез на платье получить сможешь.
Глава IV
Тяжело было на сердце у князя. Давно он собирался выполнить свое обещание, да все откладывал. Прикипел он сердцем к своим двойняшкам Лизоньке и Ванечке. Потом маменька, точно исполнив свое предназначение, порадовавшись внукам, упокоилась на родовом погосте, и опять дела устраивать надо было. Да и жена по душе пришлась, умная, стойкая, но самое главное к детям ласковая, не сдала их мамкам-нянькам, сама неотлучно рядом день и ночь.
Собравшись духом, он направился к покоям жены и осторожно приоткрыл дверь. В комнате было тихо, только детки мирно посапывали в своих резных колыбельках.
Настасья тоже безмятежно спала, положив под щечку руку.
Николай осторожно коснулся ее волос. Молодая женщина тут же встрепенулась и открыла глаза:
-Настасья, накинь халат, я тебя в кабинете жду, - прошептал князь.
Сон у княгини точно рукой сняло, тревога скрутилась узлом в груди, она и без слов поняла, что за разговор ее сейчас ждет.
После их объяснения на террасе, она только и жила мечтами об этом дне. Но после венчания все стало меняться. А когда на свет появились их двойняшки, то она и вовсе стала бояться, что останется без Николая.
В душе не пылал огонь, но жила нежность. Она теперь и представить не могла, как тогда могла полюбить такого человека, как Ярославцев.
В Николае она уважала простоту, строгость к самому себе, рассудительность и надежность. Она не хотела быть без своей городовой стены, и Петербург ее более не манил музыкой балов и болтовней подруг. А еще с некоторых пор Настасья стала замечать, как муж украдкой бросает на нее печальные и ласковые взгляды, и это давало ей надежду, что он все же откажется от своей затеи.
Но видимо не отказался, раз пришел сегодня ночью. На этот случай у молодой женщины был припрятан туз в рукаве, а идею подсказала экономка Аксинья, сблизившаяся с молодой барыней после смерти княгини.
Настасья расчесала свои длинные пышные волосы и заплела косу, накинула на плечи легкий пеньюар, тяжело вздохнула и отправилась навстречу судьбе.
Николай стоял спиной к двери и смотрел в ночную мглу.
- Ваша светлость…
Мягкий шепот жены заставил его содрогнуться, но на лице не дрогнул ни один мускул.
-Настасья Алексеевна, садитесь.
Старицкий сел за письменный стол и указал жене на кресло, стоящее напротив.
Она села на самый краешек и все старалась поймать его взгляд, который князь старательно отводил.
Горло сжималось судорожным спазмом, не давая вымолвить роковые слова, и прежде чем начать, князю пришлось прокашляться, но голос все равно был хриплым и точно чужим:
-Сударыня… Настасья… Я думаю, вы помните о нашем условии перед свадьбой?
Княгиня лишь едва кивнула, пряча в шелковых рукавах судорожно сжатые пальцы.
Николай Владимирович продолжил, доставая из папки под пресс-папье бумаги:
-Тогда перейдем сразу к главному… На рассвете я ухожу. До совершеннолетия Лизоньки и Ванечки вы будите получать соответствующую сумму на содержание, жить можете как здесь, так и в Петербурге, это на Ваше усмотрение. Своим душеприказчиком назначаю Михаила Степановича Шеина, он человек рассудительный, так, что рекомендую Вам советоваться с ним, особенно по части финансовых дел…Мы не так много прожили вместе, но я ценю Вас безмерно и уважаю…
Последние слова были едва различимым шепотом, и князь наконец взглянул на жену.
В серых глазах стояли слезы, а подбородок подрагивал.
Она порывисто схватила руку Николая и сжала:
-Останься…
Князь пожал ее руку в ответ:
-Не могу…. Не могу…
-Николай, послушай, - с жаром заговорила княгиня, прижимая руку мужа к сердцу, - я помню твои слова…Но прежде чем уйти, выслушай. Ты верно слышал про старца Афанасия из Пустыни? Так прежде чем принять постриг, сходи к нему, попроси благословения. Люди говорят, он в самую душу смотрит, речей пустых не ведет…Если он тебя благословит, так значит и надо, так сему и быть.
Князь мягко высвободил свою руку:
-Обещаю.
Глава V
В Пустынь он пришел пешком, и узнать в нем гордого князя было почти невозможно. Дорогу к старцу Афанасию найти было несложно, здесь всякий его знал, да и тропа к его отшельническому жилищу летом не зарастала, зимой снегом не заметалась, вот только принимал он не всякого. На некоторых взглянет и говорит: «Пустое. Иди домой с Богом». И более от него ничего добиться было невозможно. Перед высоким частоколом толпились люди самого разного сословия, но все стояли смирно, ждали, когда старец выйдет к ним после утренней молитвы, шептались, что и вовсе может не выйти и сряду несколько дней не показаться, но надежды не теряли.
Николай готов был покорно ждать вместе со всеми.
Ближе к полудню калитка заскрипела, и появился маленький седой старичок в засаленной черной рясе и медным крестиком на груди. Белоснежные волосы собраны в хвост, а борода достигала груди. Испещренное морщинами лицо дышало спокойствием.
Он обвел белесыми глазами собравшихся у частокола, подошел к крестьянке средних лет, замотанной в цветастый платок:
-Приходи через полгода.
Потом обернулся к купцу:
-Отец Афанасий, - забасил тот, но старец положил руку ему на плечо:
-О дочери не печалься, помолюсь за нее, а ты с женой по святым местам отправляйся.
Еще раз окинув взглядом народ, он вдруг поманил к себе князя. Тот неуверенно шагнул к Афанасию.
-Пойдем со мной, разговор наш долгим будет.
-Отец Афанасий!!! Отец Афанасий!!!
Загудели со всех сторон, но он только проговорил мягко:
-Пустое… Усерднее молитесь, чаще в церковь ходите, обид друг другу не чините.
И шагнул за калитку. Николай отправился за старцем.
За частоколом он увидел широкий двор с огородом, где трудилось несколько человек, пару мелких сарайчиков, около которых важно выхаживали куры, три простые рубленые избенки и часовенку.
Старец перекрестился на часовенку и шагнул к самому маленькому жилищу с единственным оконцем, князь последовал его примеру.
В сенях было чисто и опрятно, по стенам висели пучки разных трав, напортив двери окованный сундук, покрытый холстом.
Жилая комнатка была совсем крохотной, в красном углу во весь рост возвышалось распятие, Старицкий заметил, что пол около него истерт, видать старец не мало времени проводит здесь на коленях в молитве.
В углу точно игрушечная печка, стол и две лавки вдоль стен, вот и все убранство.
Перекрестившись на образа, старец опустился на лавку, а Николай продолжал стоять посреди комнаты, доставая макушкой почти до потолка.
Отец Афанасий ласково улыбнулся:
-Садись, в ногах правды нет.
