– Ну, наконец-то, припёрся, – завела Анна обычную отповедь, вымазанному мазутом мужу, который от собственной лени стал ликом похож на чёрта из преисподней. Улыбка у него напоминает звериный оскал, красные глаза и нос сизого цвета и непонятной формы довершают картину, какой пугают малых деток. Разве что рогов не видно. Они есть, но о наличии ветвистых рогов знает только жена Анна.
– Идешь, еле ноги передвигаешь, усталым притворяешься. Все вы там, мужики, на машинном дворе после работы до одури в домино, да в карты играете. У инженера сил нет, вас по домам разогнать. Ему, бедолаге, нужно домой ехать, не в ближний свет, а в дальнюю деревню, а он не может мастерские из-за вас, охламонов закрыть. Оставь вас там одних, так вы таких дел натворите, что ни один трактор в поле не выйдет. Сидите с пьяными рожами, делаете вид, что работаете. Ждёте, гады ленивые, когда жены с хозяйством управятся и только после этого домой бредёте. У других работяг, кто по наряду ходит, все дела уж сделаны, сидят, телевизор смотрят, политику стопочкой разбавляют, наслаждаются, а вы, ироды грязные, вонючие, всё из себя деловых корчите. Малиновца на вас нет, чтобы проучил, как следует всю вашу механизированную, шарашкину братию.
В этих местах с незапамятных пор обитает Леший, Малиновец, большой любитель порядка. И если кто живёт не по древнему канону, то Малиновец обязательно подловит и напугает так, что не скоро забудется. Бабы в этой округе, лешим не раз учёные, в лес по ягоду, или там по грибы обязательно ходят в чистом исподнем и одеваются, как на праздник. Вот тогда и возвращаются домой радостные, да весёлые, с полными корзинками грибов, или туесками ягод. В здешних местах земляника крупная, знатная, да и малина духмяная, да сладкая, не чета садовой.
А бывало так, что какая-либо из приезжих баб, которая не знает, как в местные леса ходить, как себя вести, какой порядок соблюдать, не переодевшись в чистое, в лес попрётся. Так обязательно в трёх соснах заблудиться, пробродит до ночи и выйдет где-либо из леса, километров эдак, за десять от дома. И половину ночи до дому бредёт, вся напуганная, да пустая. А ночью, ведомо, как ходить? Под каждым кустом нечисть, или насильник мерещится.
И не любит леший, когда его недобрым словом поминают, или не верят в то, что он здешним местам хозяин.
Прислали к нам из города учителя, такой молодой, да шустрый, всё к местным жителям приставал с вопросами всякими. Делал вид, будто историю нашего края изучает.
Ему наши женщины рассказали о Малиновце, даже втихую указали на дочку лешего, Марию Бесиху. Говорят, что ейная мамаша, она у нас травницей была, от Малиновца и понесла дитё. Мужа то у травницы отродясь не было по причине горба на спине. Она смолоду была на ведьму или кикимору похожа, парни чурались её, и жила она на отшибе в лесу у небольшого болотца. Всё травы собирала, да местных детишек от хвори спасала. В разговоре она была обходительна, а вот ликом и телом страшна.
Мужики её стороной обходили и бабы побаивались, а дитё себе она всё же родила и вырастила. Что красива её дочь, то красива, вот тут лишнего не скажешь, но прилепили ей дворовую кличку, Бесиха. Ей эту кличку парни дали за неукротимый нрав и характер своенравный. Не позволяла она парням охальничать, себя щупать и подол задирать, как кошка дикая в драку кидалась, морду лица охальника до крови царапала, могла и без глаз оставить. Боялись её парни.
Не поверил учитель в Малиновца, а зря. Как-то поехал он по делам, в соседнюю деревню. Там либо ученик захворал, либо другая оказия, какая случилась. Только пропал он средь бела дня. Лишь к вечеру показался в деревне.
У школы на брёвнышке мужики сидели, курили после трудов праведных, а тут видят, к ним учитель мотоцикл толкает, смотрит то на них, то на школу дурным глазом. Когда понял, что своя деревня и школа своя, чуть было в голос не всплакнул. Тут мужики и расспросили его о случившемся. И рассказал он:
– Проведал ученика, убедился, что болеет, чаю у них выпил. Выхожу, сел на мотоцикл, он у меня с полпинка заводится, и поехал сюда, на центральную усадьбу. День светлый, дорога ровная, первая половина дня, вдруг, как - бы туман небольшой сгустился, но дорогу видно хорошо, по расчету я уже должен к главной усадьбе подъезжать. Домики показались, подъехал, а это та деревня, из которой я выехал. Развернулся и опять поехал, по всем расчетам центральная усадьба, а это опять деревня, откуда я выехал. Вот день прокатался по ровной дороге, ни разу не свернув, на резервных каплях ехал, бак бензину сжег. Толкать мотоцикл пришлось, его среди поля не бросишь, пацаны враз на запчасти растащат.
Тут откуда не возьмись, Бесиха ввернулась и говорит:
– Ты бы, учитель, слушал, что тебе люди говорят, и не кочевряжился зазря, тогда бы и не крутило тебя по дороге.
Мужики на неё шикнули, она и исчезла с глаз долой.
В нашем колхозе одно время перестали зарплату выдавать деньгами, бери натур - продуктом и вся недолга. Это ладно, что хоть натуральным продуктом выдают трудовую зарплату. Хороший продукт можно в городе в живую копейку оборотить, но туда в этот самый город ещё доехать надо. Старикам без разницы, чем за труды платят. Лишь бы не даром работать, как в былые времена, палочку в ведомость рисовали. За три палки недочёта можно было и в лагеря попасть, а вот расчёт в конце года был и смех и горе, за ту самую палку в ведомости оплата была с гулькин нос. А срок за нехватку палок давали реальный. Сейчас красота! Хочешь - зерном бери, хочешь - свёклой, а кто и горохом не брезговал, а вот когда деньги шибко были нужны, то тогда можно было и сливками с фермы взять. Благо, у нас сепараторная станция своя. В кулацком, каменном доме кто-то из председателей сепаратор установить удосужился. Его потом за разбазаривание колхозных средств, в лагеря угнали, но память он о себе хорошую оставил. Так вот, когда сильно прижимало крестьянина с деньгами, чтобы там одежонку какую купить, или ещё что непредвиденное случалось, то правление выдавало в счет зарплаты флягу сливок. И облагодетельствованный колхозник правдами, или неправдами договаривался с каким - либо владельцем лошади и телеги. И среди ночи, ближе к утру выезжал из дому. В телегу обычно грузили несколько мешков картофеля, да какой другой деревенский продукт, лишь затем устанавливали ценный груз. Флягу со сливками. Приезжали утром в областной город Курск, на Северный рынок, дабы ко второй половине дня, распродав товар, сливки и картошку прямо с телеги, выехать в обратный путь.
Случилась такая причина у бригадира трактористов, Николая. Понадобились ему живые деньги, чтобы внукам, которые жили с ним, справить к школе одежду по форме, ныне в школах опять к форме воротились, уже на ребёнка абы, что не оденешь, надо всё купить по предписанию. У Николая свои дети уж выросли, а эти сироты, мать у них в городе жила, приехала к родителям по хозяйству помочь, вот её на родном дворе молнией и убило, такое у нас редко, но бывает. Отец этих детишек сбежал, стал от алиментов прятаться, а деду с бабкой куда деваться, погоревали, погоревали, поплакали и стали внуков, как родных детей поднимать, да жизни учить.
Выписали в правлении флягу сливок, Анна подготовила к продаже четырех гусей, да мешков шесть картошки нового урожая. Загрузили телегу и выехали со двора среди ночи, чтобы, значит, к утру встать в торговом ряду. Дорога знакомая, накатанная, поворотов делать не надо, старинный Екатерининский шлях мерно ложился по колёса телеге. Сытая, хорошо раскормленная лошадь, мерно покачивая хвостом, вышагивала по знакомой дороге. Полнолуние, желтый свет освещал всю округу, видны даже щепки на дороге, а придорожные кусты отбрасывали загадочные, в своём фантастичном переплетении тени.
– Да! В такую ночь только ведьмам на метле по небу летать, ты глянь. – Проговорил Николай, и толкнул в бок спящую на мешках жену. Намаявшаяся за день женщина мирно посапывала, добирая остатки сна.
– Во, блин, баба, всю жизнь не выспавшаяся, такую красоту пропускает, ты смотри, вон облачко появилось, ну прям, как наша Бесиха на метле, а следом её папаня Малиновец, вон летит, боров поганый, посередь бревна расселся, вроде как на коне, дочку догоняет, что бы за распущенные космы оттаскать. –
Пока Николай вслух выражал чувства, любуясь ночными красотами, тучки, появившиеся на небосклоне, соединились и закрыли луну и звёзды, сразу стало намного темнее.
– Ничего, – проворчал Николай, – чуток осталось, а там выеду на асфальт, и город вот он, совсем рядом будет, для нас четырнадцать километров не расстояние. Пока он так рассуждал, опустился утренний туман.
– Ну, всё, рассвет скоро, к торговле во время успеем, городские , они с утра на рынок любят бегать, – весело думалось Николаю.
Вдруг лошадь остановилась, будто кто неведомый схватил её под уздцы и колёса телеги упёрлись в штакетник.
– Какой ирод перегородил дорогу штакетом, будто свой огород, по какому такому праву перекрыл проезжую часть дороги?
В голос ругался матом бригадир механизаторов. Он был крут характером, и по - свойски расправлялся с ленивыми трактористами, а уж в брани был непревзойдённым мастаком, костерил всех, кого непопадя, до седьмого колена. Утренний туман растаял и он с ужасом увидел, что колёса телеги упираются в штакетник своего огорода, а счастливая лошадь хрумкает сахарную свёклу, которую он высаживал на задах огорода, дабы зимой сварить из неё самогонку. В деревне без самогона никуда не сунешься.
Самогон - это валюта местного масштаба. Оглобли телеги каким-то невероятным образом прошли сквозь штакет, и лошадь оказалась с той стороны забора, а телега тут, на выгоне. Стал собираться народ, проснувшаяся жена Николая увидела и осознала всю неприглядность ситуации, а больше всего её взволновало отсутствие груза в телеге.
– Николай, ты куда дел товар, ведь
