Мы сидим на берегу пруда и кушаем крыжовник, которым нас угостил славный Музакир Зарипович. Ласково пригревает сентябрьское солнышко, и нам хорошо. Но как говорит мамин брат, дядя Женя - увы! - все проходит.
- Что же вы меня не замечаете, не привечаете никак? - вдруг раздался скрипучий голос хулигана Кораблика. - Или что с глазами не в порядке? Так я их враз на место определю.
И как-то сразу померкло солнце, перестало греть, и даже в озноб кинуло, хотя воздух был теплый.
- Да, наступило первое сентября, вы пошли в школу, - продолжал скрипеть Кораблик. - Радостный день не только для вас, но и для всех. Для меня, в частности. Потому что, это праздник. А в праздник принято дарить подарки. Надеюсь, что у вас есть с собой подарок?
- Какой подарок? Кому? - залопотал Юрка Баларев.
- Отвечаю на первый вопрос: скромный, но ценный. И на второй: мне! Пусть он будет символом нашей дружбы.
- Разве мы дружны?
- А разве нет? - повысил голос Кораблик, и грозно на нас посмотрел.
- Пожалуй, - выдавил из себя Юрка. - Но у нас кроме крыжовника ничего нет.
- Крыжовник - ягода хорошая, вкусная и полезная, - оценил Кораблик. - И я его непременно откушаю. Но я рассчитывал на другое. - Он внимательно посмотрел на Юрку, снял с его головы бейсболку, а взамен напялили свою - рваную, грязную и с поломанным козырьком.
- Но... - зароптал Юрка.
- Тебе идет, - сказал Кораблик. - Бери ее и носи в праздничные дни. Как наденешь, сразу обо мне вспомнишь.
- Я и в будни не забуду, - пробурчал будущий космонавт Юрка.
- Как твоя фамилия? - Кораблик ткнул грязным пальцем в сторону мелко дрожащего Игоряхи. - Не Трусов случаем?
- Моя фамилия - Сабельников, - немного заикаясь, ответил Игоряха. - И мы, Сабельниковы, вписали немало страниц... Их славные деяния... Череда портретов украшает... - И он понес какую-то ахинею, пока его не прервал Кораблик.
- Замолкни! Иначе твой портрет никогда и ничего не украсит.
Игоряха замолк.
- Гони сто рублей - и дело с концом! Я их зарою и стану поливать. Вырастет денежное дерево, буду срывать с нео рубли. Конечно, можно бы сделать прививку по методу дедушки Мичурина, и срывать фунты. Но я патриот! Короче - деньги давай!
- Так нету.
- Что я слышу! Вы оставляете дядю Кораблика без средств к существованию. Полагаете, что отделаетесь одним крыжовником? Вы меня рассердили. Знаете, что я сердитый с вами сделаю?
Мы догадывались. И это знание бодрости не добавляло. Кораблика сердить нельзя, иначе выражение "сжать зубы" - потеряет всякий смысл, ибо сжимать будет нечего.
- Положение можно исправить, - сказал он немного смягчаясь, - если кто-то пожертвует личными сбережениями и спасет всех остальных. В противном случае... - и лицо его приняло зверское выражение. - в противном случае...
Мы все брызнули в разные стороны.
Кораблик ненадолго застыл в растерянности. А потом...
- Ну почему! Почему он выбрал меня! - жаловался Толик Каребин.
"Это судьба, - подумал я. - Может, Кораблик чувствует запах страха, и у Тольки он оказался самым сильным?"
Говорят, боевые шрамы украшают мужчину. Может, и так. Но Толика они не украсили.
Но не только ему не повезло в этот день.
Такое ощущение, что эти хулиганы хорошо отдохнули за лето, набрались сил, и теперь будут нас преследовать с удвоенной энергией.
Когда мы собрались во дворе, все наперебой стали рассказывать об обидах, учиненных им в этот злосчастный день распоясавшимися хулиганами.
Начал Витька Меднис. Он издал горестный вопль:
- О несчастный я, горемычный, истязания и издевательства претерпевший! Ни одной косточки не битой нет на мне! - И он стал подходить к каждому из нас, демонстрируя небольшую шишку, выскочившую у него на лбу. - И от кого терплю?! - продолжал вопить Витька. - От бездаря и паршивца Сестренкина, негодяя необразованного!
- Хватит кричать, Меднис! Объясни толком, что с тобой случилось.
Витька горько улыбнулся.
Выяснилось, что он с Сестренкиным состязался в меткости - кто кого переплюнет.
- Ты хочешь сказать - в дальности? - поправил его Сережка.
- Сначала в дальности. Но не пошло у меня... Сил у него больше. Не пошло и в меткости...
- Почему?
- Он комара на лету сбивает, а я в верблюда с трех метров не попадаю.
- А ты пробовал?
- Пробовал.
- Надо было ближе подойти.
- Подошел раз...
- И что?
- Больше близко к верблюдам не подхожу.
- Мы не понимаем, Витька. Какое отношение это имеет к хулиганам?
- Он и есть хулиган! - опять завопил Меднис. - А вырастет, так всех хулиганов и верблюдов переплюнет!
- Услышал бы тебя Колька... Вообще-то, он обещал скоро явиться...
- Ну, я пошел, пора мне, - заторопился Витька. - Дел невпроворот...
- Трус! - закричал Сережка. - Возвращайся в строй!
- Наука не должна потерять меня так рано, - ответил Витька. - Что вполне вероятно может случиться после встречи с этим диплодоком. И я не солдат, чтобы в строй возвращаться. Занят я! А от Кольки меня тошнит и мысли путаются в голове. Вот! - И он ушел.
- Да ладно там свои хулиганы, что, конечно, неприятно, а вот когда на чужих наткнешься! - воскликнул Ленька Трахтергенц. И он рассказал нам следующую историю.
- Идем, значит, мы с Васькой после школы, думаем, что лучше купить - мороженое или по шоколадке на брата. Но так и не решили. Не успели, поскольку наткнулись на трех незнакомых хулиганов. И я сразу понял - все! Прощай мечты и надежды, сейчас в клочья раздерут. И судя по выражению Васькиного лица, он тоже понял. Один из них и говорит мне:
"Эй, ты, макака, подь сюда!"
Отвечаю им, что не макака я. И потом, их существует не один вид. Вот, например, макак бесхвостый...
"Ты просто макака!" - закричал он.
"Но..." - попытался я протестовать.
"Никаких "но"! - заревел тот. - Или ты у меня в самом деле станешь похож на резуса, или на кого там еще... На этого... А хвост я тебе к седалищу пришпилю. Не сомневайся!"
Я и не сомневался.
"Вы, малышня, - говорит, - должны трепетать передо мной".
И пока мы трепетали, назвал нам свое имя, или скорее кличку - Цукат. Он очень здоровый, этот Цукат. Прямо слон какой-то. И все время что-то жует - цукаты, наверное. Другие - Курдюк и Звонок - поменьше Цуката будут, но тоже ребята крепкие. Что-что, а уроки физкультуры они похоже не пропускали.
А потом Цукат и за Ваську принялся.
"Подойди ко мне, - говорит, - посмотрим, что у тебя в карманах. Верно ты самый умный, раз очки нацепил. Тогда первым и выворачивай карманы".
"Но это мои карманы, - заволновался Васька, - и я не хочу их выворачивать".
"Карманы твои, - согласился Цукат, - а их содержимое мое".
"Но оно мне дорого, и оно мое!" - воскликнул Васька.
"Не думаю", - уверенно заявил Цукат.
И вправду, очень скоро все наше содержимое стало содержимом Цуката.
Это было для нас ударом. На содержимое, перекочевавшее из наших карманов в карманы Цуката, мы хотели купить что-нибудь вкусное.
"Никогда в жизни не буду есть цукаты и дюшесы!" - с отвращением сказал Васька.
Здесь он погорячился. Ну причем здесь дюшесы?
Но Цукат его услышал и лицом стал суров. Напряглись и Курдюк со Звонком.
Мы с Васькой дали деру. И долго бежали, не оглядываясь и не переводя дух. А когда перевели, я ему и говорю:
"Припади к сырой земле, не слыхать ли погони?"
"Слышу хулиганский топот, - отвечает он мне. - И припадать не надо, чего зря время терять. Бежать быстрей надо!"
Опять побежали. Встречаем Сашку Скокова.
"Куда бежите? - спрашивает. - Что слезами обливаетесь?"
"Как же нам не плакать, - отвечает Васька, - когда позади хулиганский топ да рык!"
Испугался Сашка, тоже заплакал.
"Тогда и я побегу с вами", - говорит.
Бежим. А навстречу нам - Петька Маховиков.
"Что невеселы, ребята?" - весело спрашивает он.
Объяснили ему. И он к нам присоединился. Уже грустный.
А тут и Безлепкин-младший нарисовался.
"Что печальные такие? Зубы разболелись? К врачу так резво бежите?" - И давай другие вопросы глупые задавать.
"Еще не разболелись, - отвечаю я. - Но запросто могут, если хулиганы догонят. Потому и бежим. А ко врачу рванем, когда догонят. Тогда не только зубного, но и все кабинеты обойдем, если сил хватит. А не хватят - в больницу доставят, там уж полный лечебный курс пройдем".
"И я с вами!" - закричал Безлепкин-младший.
Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, но добежали мы до своих хулиганов. Осерчали наши хулиганы на чужаков пришлых. Задали им жару, намяли бока. Дрогнули те, лицами от огорчения почернели, назад повернули, побежали во всю прыть. Наши же вдогонку бросились, наскакивают на них, да покрикивают: "Что же вы, воры, из нашего колодца пьете!"
Чего они там о колодце орали, мы не поняли. Да нам и без надобности их речи хулиганские понимать. И тогда мы уже от своих побежали.
Опечалил нас рассказа Трахтера. Так, печальные, мы и разошлись по домам. Но на этом наши неприятности не закончились.
Мы договорились встретиться ближе к вечеру на пустыре, рядом с так и не законченной стройкой. Первым пришел Лисицкий. И вот, что он рассказал.
- Едва я туда пришел, как тут же там появился Чича. Увидев меня, он закричал: "Что ты здесь делаешь, минус из минусов! Как ты осмелился вступить в мои владения! И почему ты не поешь мне хвалебную песню? Придется мне тебя наказать!" И хотя я запел, он все равно спихнул меня в грязную канаву.
Сашка Прохоров рассказал свою историю. И она мало чем отличалась от Женькиной.
- На меня от тоже наорал, назвал жалким микробом, без разрешения нарушившим его покой и сказал, что я отвечу за это. Я пытался ему объяснить, но он меня не слушал и столкнул в канаву с грязной водой...
- Мне от также оказал нелюбезный прием, - поделился с нами Сережка. - Как только заметил меня, то прихлопнув очередную назойливую муху, заревел страшно: "Да ты кто такой, осквернивший своим присутствием мою территорию!"
Я постарался разрядить ситуацию и сказал: "Как же это вам удается так ловко мух бить?"
Польщен был Чича.
"Да уже не один год я их... - говорит. - И с этой минуты зови меня просто - Повелитель мух! Можно еще проще - Повелитель!
Я ему и говорю:
"Повелитель, я ищу здесь своих товарищей, с которыми договорился встретиться".
Он сказал, что поможет мне с ними встретиться сию же минуту. И действительно помог, пинком отправив меня в глубокую и грязную канаву.
Витька Меднис пострадал больше всех. И он поведал нам следующее.
- Когда я пришел на пустырь, то увидел там Чичу. И это меня неприятно поразило.
- Это всех неприятно поражает. Говори дальше, - перебили Витьку.
- Ну, он и спрашивает меня: "Ты куда трюхаешь, дурак, и что делаешь на моей земле?"
"Земля общая, - растолковываю я ему. - И я не дурак, а умный. Научился читать и писать, познал все законы арифметики и чистописания. Почти не осталось загадок, которые я не смог бы разрешить".