покупают вас на ночь?
- А я чё сваливаю на новое место?.. Поначалу просто намекали, а там уже смотришь: симпатичная или нет. То есть я решал. Ну, получается, как с обычной девушкой: знакомишься, общаешься. Так и здесь. Я ж неженатый, никому не изменяю. Апосля, как опыту поднабрался и пошёл первым номером, хозяин мне: ты сегодня едешь к этой бабе. А там рожа хуже смерти. Ещё в стриптиз припёрлась. К земле уже надо готовиться. На фиг мне такое? Вот я к Стасу и свалил в другой город.
- А там будет не так?
- Не знаю… Да по-любому проституткой работать не прёт. Мне и так уже двадцать пять. Ещё чуть-чуть, и выпаду из движения: молодые затрут. Надо бы на пенсию подзаработать…
Миша молчит с минуту: видно, он до сего дня не слишком задумывался о своей жизни. Поэтому, поразмыслив, он добавляет:
- Если и Стас загнилит и будет меня торговать, свалю и от него. Лучше в какую-нибудь рекламу пойду, там можно и в сорок лет работать, ничего. Бабки, конечно, не такие, зато без унижения.
- Бедняжка, - вздыхает Нина Анатольевна. – Такую поганую специальность себе выбрал… Музыка что ж? Вернулся бы. Музыканты тоже хорошо зарабатывают.
- Не, бесполезняк. Продюсеры только девок набирают. На них спрос. На парней мало кто ставит…
- Ты б, Танечка, устроила у себя пареньков где-нибудь. Что ж они так мыкаются?
Слова Нины Анатольевны вызывают общий смех. Смеётся и старушка, видно, довольная своей задумкой.
- А вас к себе не забрать? – предлагает Татьяна. – Раз родная дочка оттолкнула?
- Дочка-то?.. Обману я её немножко: оставлю в братовом доме Валю, его вдову, пусть живёт. Страшно мне одной в этом посёлке: ничего не знаю, никому не нужна… А, пускай живёт. Вместе легче будет…двум старухам.
- А если дочка узнает? Попадёт вам, - дразнит её Татьяна.
- Как узнает?.. Она ж ко мне не приедет никогда. Далеко… Жила-жила, а я выгоню… Пусть остаётся.
- Хорошо, что у вас всё так устраивается. А я, к сожалению, не могу быть такой доброй: нет у меня для наших мальчиков работы по профилю. Продавцами и грузчиками они не пойдут, бухгалтерию не знают… Да и несахарная у меня работа: конкуренты жмут со всех сторон и постоянно со страхом ждёшь, что ещё какой-нибудь глупый закон или постановление примут. Я вот священнику чиновников критиковала, а сама постоянно им сую. За аренду, за сертификаты, за каждую бумажку… А они, сволочи, не могут нормальную дорогу построить к бабе Насте. К бабе Насте, которая теперь для двух вагонов самый нужный человек. Всё, гады, больше ни одной взятки.
Татьяна заканчивает свою речь так решительно, что Ник хотя и усмехается про себя от недоверия, однако молчит.
- А не глянуть ли нам на хижину нашей бабы Насти, - предлагает Миша. – Может, спасатели уже дотащились до этой глухомани?
- Посмотри, посмотри, сынок, - соглашается за всех Нина Анатольевна.
Миша медленно встаёт, чтоб не удариться о спальные полки, потирает ушибленный при взрыве бок и осторожно, стараясь никого не задеть ногой, подтягивается к окну.
- Брр, как холодно. Прямо минус, - слышится сверху, потом на две минуты наступает полная тишина.
- Видно там что-нибудь? – не выдерживает Нина Анатольевна.
- Может, тебя поддержать? – предлагает Ник.
- Да всё равно больше головы не высунусь!
Миша стоит на цыпочках, иногда, держась руками за столик, приподнимается выше и осторожно поворачивается в разные стороны: стену вагона выгнуло неравномерно и оконный проём теперь – всего лишь узкий прямоугольник.
- Вблизи людей не вижу! Только у последнего вагона кто-то бродит!.. Вижу свет! Это, видать, и есть хижина центрального спасателя – бабы Насти!..
- И всё?! – разочарована Татьяна.
- Не всё!
- А что ещё?!. Или – кто?!
- А ещё дебри вокруг! Прикольный лес! Я б в такой приехал на пикничок. Сосны, какое-то озерцо, и над ним туман.
Миша спускается на своё место между бывшим потолком и бывшей правой верхней полкой и осторожно, чтоб не толкнуть Ника, вытягивает ноги.
- В неслабом местечке нас подвзорвали, - заключает он. - Лес такой, как в мультиках показывают.
- Короче, ничего не видно, ничего не слышно?..
- Почему не видно, Станиславовна? Поп залазит на вагон с той стороны. Щас даст расклад.
- Что же ты молчал?
- Да я не молчал. Я его сразу разглядел: по ходу светлеет.
06.00.
-… Так что ещё полчасика, и вас освободят, - заканчивает священник пересказ новостей и благословляет седьмое купе. – Вы молодцы, мужественно держались, не паниковали, не кричали, не впали в уныние. Господь вас вызволит руками этих ребят из МЧС. А там и другие машины подъедут да по железной дороге уберут поезда на станционные пути и тоже спасатели прибудут. Слава Тебе, возлюбившему нас любовью глубокой, неизмеримой, Божественной… А вы, милые мои, через любовь эту и угадывайте смысл всего произошедшего с нами. Помните: «наказание или подарок»? Может, стоит что-то изменить в жизни, в отношениях с близкими? Удивительный и печальный парадокс нашего времени: люди вроде бы и веруют, на Пасху яйца красят, но в то же время совершенно вытесняют Бога из своей жизни.
- Какие люди, батюшка? – спрашивает Татьяна. – Мы сейчас очень разные. Одни живут по принципу: все лезут по головам – и я тоже. Другие: все лезут по головам, но у меня не получается. Третьи: все лезут по головам, но это не для меня. Я, к сожалению, всегда была в первой группе, где Бога просто не может быть. Хотя душою я, наверное, в третьей.
- Да, сестра, - вздыхает священник, - не мы подчиняем жизнь тому, чего просит душа, а жизнь подчиняет нас, калеча души и отвращая от всего чистого и искреннего. А ведь вера не требует каких-то огромных усилий и затрат времени. Всё просто. Перед началом любого дела скажи: «Благослови, Господи». По окончании дела скажи: «Слава Тебе, Господи». Есть молитвы утренние, есть вечерние, и требуют они всего несколько минуточек да душевного спокойствия. Можно молиться и лёжа. Если немощный, болящий, сильно устал. Вечером готовишься ко сну – включи светильник и прочитай по молитвослову несколько молитв, если не умеешь стоять перед иконой. И мысли с чувствами придут в умиротворение, и сон не будет нервным…
Он прервался на минуту, огляделся и, шепнув более для себя: «Туман. Светает», продолжил неторопливо:
-… А жизнь-то будет меняться с каждой молитвочкой, с каждой мыслью о Боге. Жизнь твоя озарится особым благодатным светом, станет настоящей… И не страшны бури житейские тому, у кого в сердце сияет светильник Твоего огня. Кругом непогода и тьма, ужас и завывание ветра. А в душе тишина, свет: там Ты… Вот многие говорят, что не знают молитв, не могут их запомнить. Да если каждый день станешь читать одно и то
же, проникать в смысл слов, то и церковнославянский язык станет понятным. Основных молитв не так уж много: Иисусова, Символ веры, Пресвятой Богородице. Потом пойдёшь в церковь, уже и служба не будет чем-то туманным, чужим. Мы очень много времени тратим на суету, на мелкие дела, глупые телепередачи, ненужные разговоры, сплетни, распитие пива в компаниях друзей или подруг, а на молитву жалко пяти минут. Суета вытесняет Божественное из жизни. Суета изгоняет Бога из людских сердец. Но Бога не убить, гибнут-то сердца… Слава Тебе, Господи, за твоё терпение. До самой нашей смерти Ты ждёшь нашего покаяния в неразумии. Но – только до смерти.
- Так и есть, батюшко, так и есть, - вздыхает Нина Анатольевна и даже всхлипывает.
Миша почти не слушает, думает о своём, а Ник, хотя не очень-то верит в искренность старушки, но ловит себя на мысли, что сочувствует ей.
- Знаете, что вы мне напомнили своими словами? – говорит Татьяна. – Два года назад по просьбе иностранных партнёров я возила их в наш монастырь. Серьёзной сделки с ними у меня тогда не получилось, но, помню, я несколько дней находилась под впечатлением от красоты места и особенно от тихой доброты людей.
Татьяна и священник больше ничего не прибавляют к своему разговору, и несколько секунд все молчат, словно переносятся мыслями в тот тихий монастырь, который так понравился женщине. Но откашливается, привлекая внимание Ник.
- Можно спросить… батюшка?
- Конечно, спрашивай.
- Ладно мы, простые люди. А вот вы, священники, монахи, как воспринимаете подобные ситуации? Вам ведь не надо извлекать из этого уроки, вы и так всё время молитесь? И наказывать вас вроде бы не за что…
- Что ты, милый мой! Мы, может быть, ещё сто крат грешнее недуховных лиц. На нас ведь такая ответственность. Я вот откуда возвращался?.. От своего начальства. Получил хороший нагоняй. И за сию ночь ещё глубже проникся осознанием, что поделом мне. А то ведь спорил…
- Чем это вы провинились? – не верит Татьяна, и Нина Анатольевна поддакивает ей:
- Батюшка, наговариваете на себя…
- Чем?.. Да многим. От меня требуют идти со словом Божиим в школу, в зону, к заключённым, обращаться к людям и особенно бизнесменам ради средств на новую церковь, в общем, активности. Активности от меня требуют. А я, неразумный, мечтаю уйти куда-нибудь в глухой лес вроде этого, выбросить паспорт и все прочие документы и – подальше от всяческих штрих-кодов, ИННов и других дьявольских знаков.
- Зачем это вам?
- Да всё за тем же. Ради спасения души. Трудно, почти невозможно стало сохранить душу в нынешней жизни. Что вы думаете? И наш брат священник поддаётся мирским соблазнам. Страшно становится. Жизнь земная очень коротка, а далее что? Вечные адовы муки. Кабы не малолетние дети, сестра моя, уже бросил бы всё, ушёл подальше в пустынь, вырыл бы себе землянку и жил бы. Конечно, можно уйти и с семьёй, да поймут ли меня
дети, когда вырастут? От пьянства, наркомании, стяжательства спасу, а образования не получат, одичают без людей…
- Я бы тоже ушла, - вдруг соглашается Нина Анатольевна. – Чем такая жизнь…
Говорит она так прочувствованно, что все по-доброму смеются, а Ник шутит:
- Вы и так уезжаете в глушь – в далёкий посёлок, где нет ни родных, ни знакомых.
- В церковь ходить стану, - возражает старушка. – Церковь-то там, наверное, есть. Где есть люди, должен быть и храм. Вам, молодым, ладно, а мне надо: скоро к суду.
- Об этом Суде надо помнить сызмальства, - возражает священник. – Что ж, милые соседи, вот и спасатели. Вижу, направляются к последнему вагону. Как вызволят тамошних страдальцев, которые ещё и изранены серьёзно, так и перейдут к вам. Ожидайте. Совсем немножко осталось. А я тоже туда схожу, может, чем-то помогу.
Он отпрянул от проёма и встал на ноги. Уже настолько рассвело, что обитатели седьмого купе хорошо видели своего заботливого соседа. Он подёргал плечами, настывшими от утренней свежести, поправил крест на груди и немного потоптался на месте.
- Если Ты траву и листву так одеваешь, то как же нас преобразишь в будущий век воскресения, как просветлятся наши тела, как засияют наши души! Слава Тебе за счастье жить, двигаться и созерцать!
06.24.
- Прикольный у нас батюшка, - говорит Миша, когда тот уходит. – Я б такому исповедался.
- Мишка, тебе сколько лет?! Разговариваешь, как пятнадцатилетний подросток. Вот такие, как ты, и не могут выучить простую молитву. А ведь когда-то наши предки разговаривали на этом языке. Только священники добавляли немного
