Переживать очередную неудачу Федя готовился заранее. Обстоятельно и с размахом. Маячила на пороге нешуточная скорбь о профессии, отринувшей внезапно своего верного служаку, можно сказать, адепта… Определение «отверженный» засело в голове, потому как в этом красивом слове чудилась Федьке горькая безнадега.
Возможно, предстояло праздновать удачу, но настраиваться на успех в поиске работы, когда тебе под шестьдесят, все равно, что заранее сглазить эту самую удачу самым глупым и безнадежным образом.
Федя позвонил дядьке и выяснил, что гнать самогон тот намеревался «ни сёдня – завтра» на даче, которая стояла особняком от всех домов садового товарищества и называлась старожилами «Хмельным хутором».
Вдвоем, со всеми предосторожностями, перенесли они пластиковую бочку, со специальной продырявленной крышкой, в дядькин «Patriot». Дорога вела к выезду из Города, в сторону заброшенного совхоза «Светлый путь», где городское начальство намеревалось одно из полей превратить в кладбище. Потому и дорога у местных остроумцев получила название «Последний светлый путь» или попросту «Небопровод».
Каждый раз, садясь в дядькину машину, Федя шутил о свихнувшемся патриотизме наших машиностроителей, которые название на русской машине написали иностранными буквами: то ли сами в свой патриотизм не верили, то ли стыдились искренности этого, как ни крути, святого чувства.
Выехали утром в четверг. Собеседование о работе в частном гараже, где была вакансия, назначили Федору Ивановичу на среду следующей недели, а сидеть дома целую неделю перед телевизором и мучиться неизвестностью - сил никаких не было. Дядька же, Степан Федорович, в свои семьдесят восемь был вдовцом, а значит, человеком свободным и круглосуточно доступным для общения. Федя жене (для её же блага) легко соврал, что дядьке на даче нужна его мужская помощь, мол протоптал старик половые доски, того и гляди провалится.
Жена Федора, Нелька, всякие дачи на дух не переносила. Была она горожанкой и по рождению, и по убеждению. Вода из колодца, живность, бегающая по двору, оставляя за собой неаппетитные следы, козлята с дурным драчливым нравом, сарай с двумя страшными коровами – все это она видела «живьём» один раз, когда поехала знакомиться с мужниной родней на Кубань. Добрые родственники бросили «молодым» матрас на сеновал, чтобы, значит, насладились гости истинной «деревенской романтикой». Выдержала Нелька ровно два дня, а запомнила сельские прелести на всю оставшуюся жизнь. «Они же тебя не заставляли ни хлев убирать, ни траву косить, ни дрова для баньки пилить», - удивлялся Федька капризам своей избранницы, но в тайне ему нравилось даже, что его Нелька вот такая городская «неженка». А еще была она дородной и величественной, одним словом, красавицей – купчихой.
Федька когда-то в школе увидел картину художника Кустодиева (даже фамилию, вишь ты, запомнил на всю жизнь), и понял, что вот она - идеальная женщина. Сам-то Федька был худ и долговяз, но свою «сдобную» Нельку готов был на руках носить. Опять же сына она ему родила, продолжателя рода Дороновых.
- Федьк, а я забыл, ты чего со свово гаража -то там уволился?
- Дядька, хоть ты душу мне не трави. Говорил ведь уже. Сократили. Аккурат за два года до пенсии сократили… Место мое какому-то родственнику директорскому занадобилось, мать его так, растак да с вывертом…
- Вот ведь … - дядька многоэтажно с удовольствием выматерился. – Ты же не водитель, ты же асс. Почитай, вырос в машине рядом с батей. А брат мой в машинном деле знал толк… Эх… У тебя же в правах все буковки активны. Универсал!!!
- «Все буковки» и без пяти минут пенсионный возраст, - горестно вздохнул Федор Иванович.
- Ты это… Того… Плюнь. Тебе же пока платят на бирже той.
- Пока платят. Еще три месяца по среднему получу. А потом-то чего? Я уж думаю: не возьмут шофером, хоть дворником, хоть сторожем пойду… Не у Нельки же на шее сидеть.
Федька закурил и приоткрыл окно.
- Нет, ты смотри, смотри как этот пежопер перестраивается, - заверещал дядька по-бабьи визгливо и резко. – Спорим, это или интеллигент в очках, или баба за рулем. А мы не пустим. Вот так вот тебе, наглая рожа. Млин, ты видел, видел? Это баба! И в очках! – молодо рассмеялся дядька. – Надо было мне с тобой поспорить…
- На что со мной можно спорить?
- На бутылку.
- У тебя же бочка браги! Мало?
- Мало не мало, а лишним не будет. Как мой брательник говаривал, «запас карман не тянет».
- Что-то я не видел, чтобы у тебя в запасе водка застаивалась…
- Чтоб ты понимал… А бывало… Меня однажды за сваренную решетку на окно, значит, в начале смены литром водки подогрели. Так ить не поверишь, восемь часов запас в шкапчике в раздевалке стоял и при этом маячил у меня перед глазами. Это ж прямо мистика!
- Все, старый, последний светофор, считай выскочили без приключений из города.
- Федь, ты заметил сколько теток за рулем стало ездить? Это же уму не достижимо. От этого и пробки… Я вот уже в годах, а на баб за рулем все одно отвлекаюсь… Чо о молодых говорить? Им сам Бог велел, потому как бабы – главное в жизни искушение… Ну, конечно, после водки.
По трассе поехали веселее. Через пару часов, сразу за полями разоренного совхоза, показался садовый кооператив Электротехнического завода, где дядька оттрубил тридцать пять лет сварщиком.
Чтобы въехать в садоводство, нужно было преодолеть мостик через глубокий овраг, по дну которого протекал бойкий ручеек, весной превращающийся в речушку с дурным нравом. Размывала, обрушивала каждый год эта речка свои берега. Старый деревянный мост два года назад, по осени, сожгли бомжи. Развели костер, чтобы обсушиться после дождя, а потушить забыли… «Садоводы» на скорую руку кинули через овраг четыре просмоленных столба: по два через метровый промежуток. Потом сколотили из толстых досок прямоугольник, положили сверху и закрепили кое-как.
Степан Федорович, понимая, что конструкция ненадежна, долго ругался, но на трудовые подвиги так никого и не сподвиг. Вдвоем с племянником Федькой копали они ямы, варили и бетонировали конструкции, чтобы укрепить и поддержать несущие балки - бревна. По-хорошему надо было настил разобрать, перестелить, но что-то помешало сразу осуществить этот план, да и обидно делать для всех, когда никто помогать не хочет…
В дачном поселке было несколько домов, обитаемых круглый год. В одном, при въезде, жил сторож с женой и внуками. Еще в двух - родители начальников, дружившие только между собой. Когда-то совместный бизнес они разделили и передали детям. Самый молодой - стал директором «Элктротехнического завода», другой – его брат – занимался перевозками и ремонтом грузовых машин. Был и третий начальник, возглавлявший сеть магазинов строительных материалов. Именно из-за этих вип-персон постоянно чистились и ремонтировались дороги к садоводству, в субботу и воскресенье четыре рейса делал городской автобус под номером тридцать три, а в праздники устраивалась даже выездная торговля на площадке перед мостом, чем с радостью пользовались все счастливые обладатели дач. В выходные, а то и в будни, к этим двум добротным каменным домам подъезжали «навороченные» машины, топились бани на берегу круглого озерка, на весь поселок звучала музыка и пахло жаренным на углях мясом.
Переехав мост, Степан Федорович остановился, дождался, когда выйдет сторож Палыч, всегда подробно докладывавший обстановку. Для выгонки самогона требовалась атмосфера легкого запустения и даже интима, чтобы не потревожили, не вспугнули в минуту дегустации первых капель нежданные гости.
Палыч искренне обрадовался Степану, наперед предвкушая, как вечером в воскресенье или понедельник, выезжая в город, одарят его бутылочкой первача, который ни с какой «казенкой» сравнить было нельзя, так как гнал Степан Федорович напиток чистый и душевный.
- Мужики, вы сегодня погодите шарманку свою заводить: гости в поселке, - Палыч кивком указал в сторону начальственных домов, - до вечера пятницы. А в субботу народ понаедет, зачнут костры жечь, вашу продукцию, понятно дело, никто и не унюхает.
- Мы сёдня и не думали. Сёдня баня у нас намечена перед святым как бы днем. Да вон туча какая страшная со стороны города заходит.
Дядька протянул Палычу пакет с продуктами, которые тот вчера попросил купить, отдал чек, получил деньги под расчет и, забираясь в кабину, неожиданно резко хлопнул дверцей.
- Дядька, ты чо? Меня так материшь, а сам свои двери не жалеешь?
- Это, понимаешь, ветром так подхватило, сам не ожидал.
Осень в этот год выдалась теплая. Урожай по дворам уже собрали, а деревья все еще радовали пестрой и пышной листвой. Оранжевые кисти рябин терялись на фоне красно-лиловых листьев. А рядом пасхальными свечками стояли солнечно–желтые стройные осинки. Оттеняющим это великолепие фоном густо зеленели елки. Даже глядеть на эту пестроту было весело!
Пересекли по центральной улице весь поселок, объехали семейку молодых лиственниц, которые, качаясь, приветствовали подъезжавших дядьку с племянником, и остановились перед гаражом, открывавшимся изнутри.
Ветер вдруг резко ударил по дверце машины, чуть не прищемив Федору Ивановичу руку, когда он попытался выйти из машины:
- Ну ни фига себе заявочки, - охнул он. – Дядька, осторожно. Тут такая ерунда…
- Ёпть, - вскрикнул Степан Федорович, хватаясь за лоб, где под рукой начала быстро набухать шишка, - аж искры из глаз…
- Во, ветер разгулялся, - восхищенно крикнул Федор, ощущая удивительное радостное возбуждение, как всегда случалось перед сложным делом или реальной опасностью.
- Я дом открою пока, - как-то глухо отозвался Степан Федорович.
- Ты чо за лоб держишься? Ого. Вот это рог! У тебя здесь в морозилке что-нибудь есть?
- Грибы варил и замораживал…
- Самое оно, - одобрил Федька. Он споро открыл дверь красивого рубленного дома, забрав у дядьки ключи, в горнице убрал щит с окна. Сразу сделалось светло и уютно. Усадив старика на лавку, завернул замерзший пакет с грибами в чистую тряпицу и сунул в руки пострадавшему.
- Без тряпки будет холоднее…
- Это, чтобы руки не поморозить, башке уже хуже не будет, - хохотнул Федька.
- Ты того, не хами старшим, - поморщился дядька. – Лучше машину загони в гараж.
А на улице деревья уже мотались, как прутики. Листья, подхваченные ветром, пестрыми стаями кружили над садами. Пахло пылью, как летом перед грозой.
Железные ворота гаража то не хотели открываться, будто кто держал их, навалившись мощным телом, то рвались из рук и с петель. Подловив момент, Федка привалил большим валуном одну створку ворот, затем прижал вторую ломиком, воткнув его в специальное углубление, как раз на случай такого вот разгула стихии. Федор вспотел, но был доволен собой.
Ветер сунулся в гараж, сдернул газету с верстака, вынес наружу и поднял высоко в небо. Чтобы проследить за полетом бумажного «дельтаплана» пришлось закинуть голову. Сизые облака стремительно неслись с севера на юг, тогда как у земли порывы ветра клонили деревья в северную сторону.
«Не к добру это», - подумал Федька, загоняя машину под крышу гаража. Сражение со створками ворот опят было выиграно, и засов легко вошел в предназначенные ему пазы.
Забрав сумки с едой и всем телом ложась на упругий холодный воздух,
