Федька дошел до крыльца дома.
Дядька включил электрочайник и растапливал русскую печь, которую сам выкладывал по старинным чертежам, доставшимся от прадеда и пестревшим многими разноцветными пометами. Печь быстро нагревалась и долго хранила тепло в большом доме, потому что стояла в центре и являла собой одну из стен сразу в трех комнатушках.
- Дядька, ты бы посидел, вон синяк какой огромный. Где лед-то?
- Я этими грибами чуть мозги последние себе не поморозил. Чую я - баню мы сегодня топить не будем. Смысла нет, выдует все к такой-то бабушке. Включай свет, глянь, как темно-то стало.
- Давай, дядька, окно щитом закроем, а то как полетят палки какие… Да Нельке надо позвонить, добралась ли она домой по такой-то погодке...
- Оставь окно, ничего ему не сделается. А твою Нельку танком не сдвинуть, а тут какой-то ветерок.
- Я в курсе, что ты мне завидуешь, - хмыкнул Федька. Он только потянулся к телефону, а тот вдруг запел голосом Высоцкого: «Идет охота на волков, идет охота…»
- Да, Нель, что ты там? Моя машина? В гараже. На дядькиной мы… Уже доехали и печь затопили. Конечно трезвые. А ты что подумала? Здесь же работы непочатый край. Ты того… Включи в спальне батарею масляную… Задергивай шторы и не смотри… Вот и отдохни. Вот и не думай. Вот и молодец. Но если вдруг что – звони! Целую…
Федька отложил телефон в сторону и пошел к двери, теребя прядь на виске, что говорило о крайней степени тревоги. Во дворе, казалось, наступили вдруг густые сумерки. Ветер чуть притих, но из двери дохнуло настоящим зимним холодом. Федька вернулся и сел на приступок у набирающего тепло бока печки.
- Чего ты? Чего? – насторожился Степан Федорович.
- Нелька говорит, что в городе по радио передают про ледяной ливень. Всех с работы отпустили пораньше, предупредили, что могут провода пообрываться.
- Это чего за новость такая? Как это ливень и ледяной?
- С неба будет лить ливень и сразу замерзать коркой льда на всем.
- Это нам американцы гадют. Вот ты смеешься, Федька, а я передачу видал, что стихийные бедствия можно вызывать и управлять ими.
- Дядька, ты поди веришь и тому, что на заборах пишут? – отмахнулся Федька, прислушиваясь к тревожному вою в трубе. – Прикрою я, пожалуй, верхнюю заслонку, а то ветром и дрова наружу вытянет. Как это мы удачно доехать успели.
- Спать рано. Баню непогода гребаная отменила. Давай чай пить, что ли? Ты там Нелькиными пирогами хвастал? Доставай. А я пока кашу с тушёнкой в чугунке на ночь заряжу. С детства такую люблю.
Пока пили чай, и дядька привычно шутил, что Нелька единственный экономист, который не экономит на начинке, за окном стало совсем темно. Исчез гул в печной трубе, наступила какая-то тяжелая плотная тишина. Затихли дядька и племянник, прислушиваясь то ли к тишине за окном, то ли к внутренней тревоге, которая разрасталась в груди. И вдруг зашуршало снаружи сразу со всех сторон, будто вываливали на крышу песок из огромной небесной шаланды. Лампочка под потолком испуганно замигала и погасла.
- Федь, это чего такое деется? - вопрошал из темноты дядька, машинально крестясь.
- Пойду гляну из сеней.
С неба что-то лилось и сыпалось, пугало промозглым холодом, скребло по стенам и крыше. Где-то в поселке завыли недобро псы, а в мраке, обступившем дом, творилось что-то непонятное и потому пугающее.
Федька закрыл дверь в морозный мрак, вернулся в горницу, где уже горела свечка, что всегда стояла на полочке у двери. Он поставил щит на окно:
- Что-то там, дядька, непонятное творится. Утром посмотрим. А в темноте только спать хорошо. Ставь свечу в центр стола. И на запас парочку положи рядом, чтобы потом не искать.
- Я на лежанку у печи нацелился, а ты, Федь, где хочешь, там и ложись.
- Я на тахте за печкой лягу, мне там привычнее, - отозвался племянник и сладко зевнул.
Сон навалился неожиданно быстро, но был беспокойным. Снилось Федору, что заночевал он в пещере в горах, но нежданный камнепад завалил вход в пещеру. И пытается Федька оттащить камни, но они не поддаются. Тут послышалось, будто снаружи кто-то расшвыривает камни, пробивается к нему… Все ближе грохот, все ближе…
Очнулся Федор под отборный мат дядьки. Не сразу понял, где находится. Кто-то отчаянно колотил в дверь. Голос дядьки, голос чужака, позвякивание крючка и железного засова… Глаза Федора опять стали слипаться, но уснуть не позволил окрик:
- Федька, племяш, помощь нужна.
Выйдя на призывный клич из-за теплой печи, Федька увидел незнакомца. Свет свечи колебался, поэтому лицо мужчины казалось то ли испуганным, то ли кривоватым от природы. Федька особо рассматривать не стал, а вопросительно уставился на дядьку.
- Ну и?
- Тут такое дело, баба на сносях, надо в город доставить, плохо ей.
- А сам пьяный? - Федор перевел взгляд на незнакомца и поежился: за печкой было жарко, а в горницу ночной гость напустил холода.
- Не в этом дело. Настил моста ураган сбросил в овраг, а балки обледенели. Сторож сказал, что только кто -то из вас по этим балкам проезжал с закрытыми глазами, - быстро, почти скороговоркой, произнес незнакомец.
- Надо бы посмотреть сперва. Одеваться что ли?
- Да уж пожалуйста. Нам с женой почти сорок, а тут первенец. Это ж последний шанс… Первенец… Долгожданный…- бубнил, повторяясь и топчась у порога, незнакомец.
- Сейчас, я быстро, - Федор скрылся за печкой и вернулся уже одетый. - На какой машине жинку в город повезем? Если на твоей, то давай я сразу за руль, надо опробовать прежде, чем на бревна лезть. У вас, то есть тебя, ить гидроусилитель, да прибамбасы разные, надо мне попривыкнуть...
Федька поймал себя на том, что говорит по - стариковски ворчливо, ну точно, как дядька, и усмехнулся.
- Пошли, что ли?
Дорожка к воротам хрустела под ногами, будто идёшь по рассыпанным леденцам. Мотор чужой машины был прогрет, и Федор без проволочек двинулся к мосту. Галогеновые фары выхватывали из темноты нереальные, космические картинки. Ковер листьев, разом опавших со всех деревьев, был залит слоем ледяного желе, деревья все, как есть, стояли блестящие и какие-то зеркальные. Вместо моста зиял провал.
На шум машины вышел к свету фар Прохор Павлович, кутаясь в наспех натянутый старый кожух.
- Во, Максим Мироныч, я про этого фиртуоза и говорил. Сам Бог его для такой оказии к нам в поселок направил.
- Не части, - отмахнулся ночной гость, поборовший уже свою растерянность и разом потерявший просительный тон.
Федька вышел из машины, осмотрел покрытые толстым слоем льда балки моста и повернулся к сторожу:
- Палыч, у тебя топорик есть?
- Найдем, а как же, как без топора в хозяйстве, - он исчез в темноте, что-то продолжая говорить себе под нос.
- А вы, как вас там, найдите цепи на колеса.
- Специальные у меня в городе, в гараже, - отозвался Максим Миронович.
- Собаки есть во дворе? У собак позаимствуйте. Не хватит цепей – трос подойдет. Пока я буду насечки на балках делать, с Палычем обмотайте колеса. До города небось вся дорога как стекло, и в городе, судя по всему, не лучше.
Споро застучал топор по льду балки, по которой ползком перебирался Федор. Звон собачьих цепей долетал с порывами ветра от машины. Вдруг послышался лязг топора, вторящий Федькиному. Это на помощь подоспел какой-то молодой мужчина спортивного вида. За час с небольшим на всех четырёх балках сверкали насечки.
Джип уехал было, но скоро вернулся. Хозяин подошел к Федору:
- Я жену на заднем сиденье устроил, пристегнул ремень. А ты проедешь?
- А куда я денусь, вот только скажу спасибо своему помощнику, не знаю как звать-величать..
Молодой мужчина улыбнулся протянул крепкую руку:
- Кирилл я, брат этого будущего отца. Я тоже сообразил, что на льду насечки помогут, только вы раньше…
- Ну и ладно, спасибо, что помог…- Федька ловко вскочил в джип, пристегнулся, обернулся к пассажирке с огромными испуганными глазами. – Не боись, красавица. Глаза закрой и думай о хорошем.
Федька сдал назад, выровнял машину и аккуратно преодолел овраг. Осторожно набирая скорость, машина поехала к городу. На трассе царило запустение, поэтому хоть и заносило иногда на повороте зад джипа, волноваться было не о чем.
- Можно глаза открывать? Мост проехали? – спросила неожиданно пассажирка.
Максим Миронович словно очнулся и резко повернул голову к жене:
- Давно проехали, дорогая моя, не бойся. Повезло нам с Федором Ивановичем, я бы по такой дороге не рискнул ехать…
- Вот, и я говорю, зачем тебе такой личный водитель, который отказывается не только ехать в гололед, но даже помочь хоть чем-то. Кирилл ему второй топор давал, а тот ни в какую. Сказал, что не самоубийца и в авантюре участвовать не будет.
- Так и сказал?
- Да, так и сказал… Ой, - пассажирка схватилась за живот.
- Уже не долго, - громко и уверенно сказал Федор, хотя видел, что город встречал их темнотой, полной неожиданностями. – Поедем сразу к областной больнице, у них точно есть свой генератор, а значит, и свет.
- Дело, - откликнулся Максим Миронович.
На парковке у больницы Федор уснул. Спать в машине было делом привычным, особенно в дальних и долгих поездках. Разбудило его солнце, которое было нестерпимо ярким, отражаясь от гладких ледяных поверхностей дорог и тротуаров, лавочек, киосков, деревьев, обледеневших машин, оставленных с вечера…
- Нелька, душа моя, проснулась? Глянь, какая сказка за окном! Скажи, красота. Мы тоже с дядькой проснулись. Света нет? И у нас нет. Мясо кинь на балкон, чтобы не потаяло. Чего не можешь? Так у нас же в кладовке старый чайник, что со свистком. Забыла? Вовремя я позвонил. Иди, конечно, попей чайку… Целую.
Обратная дорога была легкой, да и с балок мостика кто-то сбил весь лед. Федька довез себя и спящего Максима Мироновича до дядькиного домика, разбудил хозяина машины и поспешил к печке.
- Племяш, а ты знаешь, для кого ночные подвиги тут совершал? Вот, не знаешь, а я у Палыча сходил и вызнал. Это тот самый директор и есть, что тебя, значит, сократил с водительского законного места.
- Жена не виновата за мужа. Бог с ним… Ветер, навроде, стих. Может баньку раскочегарим? А?
- И то дело! Иди, Федя, глянь, что там с водой в баке, а я лучин пока настрогаю для розжигу…
Федька пребывал весь день в странной задумчивости. От недосыпу, наверное. Одно и то же вертелось у него в голове: вот знал бы ночью, что везти нужно жену того самого директора, поехал бы или с обиды отказался… Задавал себе Федор этот вопрос и не мог на него самому себе честно ответить. Ведь если сократили, значит, плохой, не нужный водитель в хозяйстве. Зачем же его, ненужного, просить, звал бы того, который лучше, который на его, Федькино, место пришел… А жена-то на сносях при чем тут? Ей за что своим здоровьем отвечать? С другой стороны, муж и жена - одна сатана. Но глаза у бабенки той были хорошие, только испуганные…
И так устал Федор от этих своих ответов-вопросов, что после баньки, выпив пару раз по сто, закусив пропаренной в печи кашей, уснул богатырским сном до субботнего утра.
Дядька, как только основательно развиднелось, оставив Федора наводить порядок во дворе, где две груши надломились, да откуда-то принесло с десяток крупных веток, развил в поселке бурную деятельность. Собрал мужичков и ребятишек покрепче, что в поселке обретались или до моста доехали, а в избушки свои попасть не смогли, приказал, чтобы из оврага достали разбитые и целые доски
