котле арбузы. Типа меда получается. Очень вкусно.
Коснулись и темы религий. Курбандурды сказал, что туркмены признают Иисуса Христа. Только называют его пророком Иса. То, что по воде ходил Христос, тоже признают.
И вдруг Курбандурды сделал сенсационное признание:
- Я тоже ходил по воде!
- Не может быть! Ты ж - не пророк!
- Ходил. И всегда хожу! - упрямился он.
- Законы физики никто не отменял! Это невозможно!
Курбандурды упрямо тряхнул головой:
- Байбов! Поехали! Ты сам сможешь пройти по воде!
Как не поехать?
Мы долго, буксуя в зыбучих раскаленных песках, ползли на его стареньком мотоцикле по барханам.
И только часа через три таких мучений добрались до огромного озера, наполовину скрытого маревом миража.
Берега озера лоснились какой-то иссиня-черной жирной сажей. А вода напоминала застывший студень: несмотря на сильный ветер, поверхность этой странной водной громады была совершенно спокойной.
- Здесь раньше стояла буровая вышка. И вдруг, р-р-раз! Провалилась под землю, вместе с людьми и тракторами. А затем снизу, из дыры, пошла вода. Так получилось это озеро, - пояснил Курбандурды.
И тут же стал раздеваться, пригласив и меня погулять по воде.
Я согласился, хотя рассказ туркмена сильно растревожил мое воображение. Понятно ведь, что озеро может быть смертельно опасно: глубина его неизвестна, состав «воды» неясен, поведение «озера» при растревоживании просто непредсказуемо! Может, в глубинах его живет какое-то страшное Лох-Несское чудовище?!
Однако не пристало пограничнику показывать боязливость.
Да и любопытство взяло верх. Перекрестившись, я полез вслед за туркменом в таинственную пучину.
Шаг, два, три... Подошвы ног мгновенно стали черными, как у негра, - от покрывших берег и дно липких горячих «чернил». Да и вся вода полна была черных хлопьев, медленно поднимающихся из страшной темной пучины.
Но мы все шли и шли, стараясь не тревожить эти хлопья, которые покрыли все ноги. Шли по песку, но никак не по воде!
Я начал подшучивать над сопровождающим - мол, где же твое «водохождение»?...
И вдруг, когда вода дошла мне до пояса, почувствовал, как дно ушло из-под ног. Но я не упал, а продолжал двигаться вперед, хотя «наступал» не на песок дна, а на воду: движения моих ног походили на работу велосипедиста.
- Иду по воде! - воскликнул я, поняв всю правоту Курбандурды.
Действительно, хоть и не по поверхности водной глади, а внутри нее, но все же по воде идет человек! И может пройти так все озеро. И такого чуда, видимо, нет нигде в мире.
Мирохин усомнился:
- Как нет? А Израиль? Там же - знаменитое Мертвое море!
- Отличие в том, что в Израиле можно только лежать в «рассоле». Но никак не ходить!
Я продолжил:
- Там же, среди туркменских барханов, я обнаружил еще одно таинственное место. Точнее, о нем мне рассказал Курбандурды. О страшной «черной дыре» посреди пустыни, которую боятся все туркмены, обходя за сто верст.
Рассказать-то рассказал, а вот показать то место категорически отказался.
- Харам! (нельзя) - испуганно шептал он, - там шейтан!
Ну как после такого испуга не начать поиски?
Я упрямо пошел по зыбучим барханам, уподобляясь товарищу Сухова из "Белого солнца пустыни". И нашел-таки, нашел ту таинственно-завораживающую «черную дыру»! Правда, после недельных блужданий по зыбучим барханам, расспросов, уговаривания испуганных кочевников - верблюдоводов. И, можно сказать, совершенно случайно.
Мощнейшая, прямо-таки невиданная песчаная буря накрыла меня в пути. Я уже начал паниковать, когда наткнулся на кибитку какого-то аула. Это был Гогрен-Даг.
Седобородый яшули (аксакал) напоил меня зеленым чаем и как-то вскользь упомянул «о проделках шейтана», засевшего в «черной дыре».
Слово за слово, и вытянул я из хозяина тайну, что дыра та - совсем рядом.
Яшули долго молился и просил даже не упоминать то проклятое место. Так что затея моя срывалась. Но положение исправил сосед, зашедший в это время. Был он явно навеселе. И, чтобы показать свою удаль молодецкую, сам напросился в проводники.
Но пошел не один, а свистнул своему здоровенному алабаю (туркменской овчарке-волкодаву). Мол, с ним никакая буря не страшна.
Я, конечно же, клял себя, что не уговорил парня-удальца переждать ураган. Но, с другой стороны, завтра он отоспится, придет в себя и наотрез откажется показывать гиблое место.
Алабай действительно не позволил нам заплутать и сгинуть.
Но в какой-то момент остановился, недовольно заворчал и лег.
- Почти пришли! - воскликнул мой проводник, - но дальше я не пойду. «Харам!», понимаешь? Алабай тоже не хочет идти! Нельзя нам туда! Но ты - русский, тебе ничего не будет. Там не будет "тювелея" страшного. Урагана то есть. Но все равно иди очень осторожно. И если что, читай молитву. Свою молитву, русскую.
Перекрестившись, я медленно двинулся вперед, сбиваемый ураганным ветром и колючим горячим песком.
Чудо!
Песчаная мгла неожиданно расступилась.
И прямо перед собой я увидел такое, что мгновенно остолбенел. Волосы как-будто зашевелились на моей непутевой головушке. Рука невольно потянулась делать крестное знамение.
Я находился на самом краю гигантского обрыва. Внизу, на стометровой глубине, бурлила раскаленная черная жижа. Над ней курился мрачный коричневый дым. Ну чем не преисподняя?!
Пока я приходил в себя и пытался визуально измерить диаметр этой «черной дыры», а затем и сфотографировать ее, грунт подо мной предательски зашевелился. Рядом со мной отвалился кусок земли и со страшным грохотом рухнул в эту преисподнюю.
Испуг мой был очень силен! Меня он и спас, заставив рвануться назад, к моему проводнику. Уже во время прыжка место, где я только что стоял, покрылось трещинами и медленно поехало вниз.
А затем весь это кусок земли, сшибая по пути другие, с грохотом ввергся в маслянистую раскаленную жижу на стометровой глубине.
Снизу раздался какой-то жуткий утробный рев и чавканье, а вверх метнулось облако густого пара.
Все это я успел заметить за какие-то секунды, пока трещины от края обрыва медленно подступали к моим ногам. Ступор закончился, и я рванул назад, в пелену песчаной бури, матюкаясь на всю пустыню.
Проводник меня ни о чем не спрашивал ни в пути, ни в самом ауле. Но, глядя на выражение моего лица, лишний раз убеждался, что «черную дыру» лучше не тревожить.
