Нашлись охотники. Мы собрались выезжать. Приехал нарочный из Алексеевки и подал мне бумажку. В ней говорилось: «Товарищ Диденко, берегись: Черкасов предатель». Подпись: Начгар. Житель Лугового привел мне коня с седлом и сказал, что конь тихий, 100 километров можно скакать не кормя. Я поблагодарил хозяина, и мы поехали. Подъезжая к горе Чуда, на 11-м километре, увидели, что навстречу едет всадник. Мы рассыпались в цепь по камышу, окружили его и поймали. Когда я спросил, куда едет и зачем, он ответил, что едет к Диденко, послал Черкасов.
Приехали в Ордынку. Я поставил патруль из пяти человек – по два человека с обоих концов и одного внутри поселка. Сам же с нарочным пошел на квартиру к Черкасову. Когда я постучал в дверь, Черкасов спросил по-казахски: «О кым?» – Я ему ответил: «Дыке». Он отворил и хотел зажечь огонь, но я не разрешил. Он спросил о нарочном. Я сказал: «Вот он». В бумажке Черкасов писал, где находятся беляки и сколько. А мне сказали в Алексеевке, что Черкасов работает на две руки, и пришло донесение, что он предатель. Я быстро обдумал, как поступить, и решил забрать его с собой во что бы то ни стало. Когда я предложил ему ехать со мной, он категорически отказался. «Мне ехать нельзя, у меня дела более важные, чем ваши». Я понял, что если я его оставлю, он предаст нас. «Какие у вас дела? Нашим и вашим? Я это запрещаю». Он попробовал было меня уговорить. Но я сказал: «Живо собирайся, иначе я спускаю курок. Живым я тебя не оставлю». Он тут же собрался. Жеребец был уже оседлан, и двустволка приготовлена. Сразу можно было понять, что человек – предатель. Только вышли из дома, как прибежал нарочный Черкасова. Когда я приставил к его лбу наган, он сказал, что идут белые. Прибежали и мои патрули. Я передал им Черкасова и сказал: «Будьте осторожны». Тимошенко И. снял с него двустволку и говорит: «А теперь попробуй бежать». Лошади наши были за поселком. Когда мы подошли к ним, белые окружили Ордынку. Мы бросились бежать правым берегом Иртыша в Китай.
Снег был очень мелкий. Мои бойцы быстро ускакали, и только следы были видны. Они меня бросили. Я их больше не видел. Мой конь шел средним галопом. Я оглянулся и увидел, что на повороте дороги за мной гнались 7 человек. Пятеро скакали дружно и кучно, примерно в километре от меня. Двое далеко отстали. Я доскакал до второго поворота, свернул в камыши метрах в ста от дороги. Тут стоял большой горелый пень. Отвел коня подальше, привязал к лесине. Сам укрылся за пнем. Хотел выстрелить в первого всадника, но раздумал: застрелю его и сразу обнаружу себя. Решил стрелять в четвертого и пятого, когда они поравняются со мной. У меня кроме нагана была шестизарядная японская винтовка марки «Арисак». Когда четвертый приблизился, я выстрелил. Лошадь упала, и, кажется, ушибся седок. Я выстрелил во второго, попал. Он свалился на правую сторону, то есть в сторону выстрела. Лошадь закружилась, подошла к убитой лошади. Первый, под которым я убил лошадь, кинулся прямо на меня. Я застрелил его почти в упор. Взял у него наган и шашку. Патронов не нашел, по-видимому, не было. У второго, казаха, была четырехлинейная винтовка. Двое отставших повернули назад, не доехав до меня. Те трое, которых я пропустил, по вершине горы, в двух-трех километрах от меня, тоже поехали назад.
Опасность миновала. Я поймал лошадь, взял, что мне было нужно, и через Китай поехал в отряд. На дороге встретил двух китайских казахов. Спросил по-казахски, где речка Китайка. На ней стоит Луговое. Там был мой отряд. Они показали.
Приехал в Луговое часов в 10 утра. Перекусил и хотел отдохнуть, но разведчики доложили, что идет колонна белых, а их разведка уже рядом. До того, как я приехал, начальник отряда Кандауров послал тех пятерых, которые меня бросили, искать меня. Сказал: «Если его не найдете, то будете расстреляны. Вечером вы меня в Ордынке бросили, сегодня бросили Диденко. Таких партизан нам не надо». Но искать им меня не пришлось, я сам вернулся.
Мы приготовились к бою, вышли из поселка. Жители кинулись бежать за границу; Китай рядом, за речкой. Часть партизан тоже побежала. Белых было 170 человек с двумя пулеметами «Шоша». 70 человек – русские казаки, остальные – казахи Алашского полка. Место для обстрела оказалось непригодным, пришлось отступить в село. Беляки стреляли из двух пулеметов. Русские казаки попытались ворваться в поселок, заехали с тыла. Но 14 казаков уложили, 6 убежали. Винтовки и коней убитых мы забрали себе. Один наш подвозчик был ранен шашкой. Перед закатом они стали отступать, пулеметы стрельбу прекратили. Так наш отряд принял первое боевое крещение. А я – уже второе.
Поздно вечером подошел отряд Гуляева – 65 конных. Кандауров предложил ему преследовать противника. Тот не согласился. «Тогда дайте нам лошадей, мы будем гнать белых». Тоже не согласился. Решили ждать утра. Я усилил разведку.
Наши подвозчики прибежали в Алексеевку и говорят: «Казаки идут на Алексеевку. Диденко Антон Федорович не вернулся из Ордынки. Наверное, убили. Отряд разбили. Диденко-2 и Кандауров тоже убиты. Партизаны, которые остались в живых, убежали в Китай». В Алексеевке поднялась паника. Старики пошли выгонять из домов молодежь, чтобы вступала в отряд для защиты села. Но тут наша разведка привела трех пленных. Когда беляки шли колонной из Ордынки в Луговое, два офицера и полицай Демкин от колонны отстали. Наша разведка их отрезала, забрала в плен и повела через Китай в Алексеевку.
Утром вся алексеевская молодежь прибежала в Луговое, кто в чем. Мы собрали собрание, объединили отряд Гуляева с нашим. Кандауров остался начальником отряда, я – комиссаром. Гуляев был назначен начальником штаба, а приехавший с Гуляевым штаб-офицер подполковник Побуковский Николай Романович – комендантом отряда. Раньше он скрывался от царских властей. Прибежавшую молодежь отправили обратно. Отряд Гуляева целиком остался здесь. Командиром эскадрона кавалерии стал Перков Иван Иванович, командиром 1-й роты пехоты – Кандауров Фрол Иванович, командиром 2-й роты – Диденко И.Ф. В то время у кулака Зайцева жил работником молодой казах Жантасов. Его по-русски звали Иваном. Хорошо владел русским языком. Он приехал по наряду на подводы. Я уговорил его остаться в отряде моим личным переводчиком. Обещал вовлечь в комсомол. Подводу Зайцева я отправил с другим. Так у меня появился переводчик. Отряд выделил мне 5 связных. На другой день отряд пошел на Ордынку. Разведка донесла, что там белых нет. Мы вошли в Ордынку без единого выстрела.
В Ордынке жил обер-офицер Кузнецов Прохор Иванович. Он пришел к нам и изъявил желание остаться в отряде. Захотел остаться и Черкасов. Кузнецова направили в разведку рядовым к тов. Колесникову Т.А., предупредив, что он царский офицер. В ночь на 25 декабря нам надлежало взять Буран. В Буране были белые, к ним прибыло подкрепление. Кавалерии дано было задание переправиться через Иртыш и зайти в тыл противника. 1-я рота должна была зайти с Сухого Лога, 2-я рота – правым берегом Иртыша. Связной Ермоленко Кузьма Михайлович донес, что кавалерия через Иртыш переправиться не смогла, лошади не подкованы, да и сам Перков струсил. Я вынужден был идти к ним, оставив пять человек около лошадей, остальных влил во 2-ю роту. Рота передвигалась повзводно, без стрельбы. Стрелять было почти нечем. А беляки усилили огонь, три их пулемета работали беспрерывно, и часто слышалась винтовочная стрельба. Когда подошли к Бурану примерно на 200-300 метров, место оказалось очень ровным. Рота залегла. Было уже темно. Командир 2-й роты Диденко-2 скомандовал: «Вперед!» Рота лежала. Я не вытерпел, покрыл матом. Тогда Новиков, который был в цепи рядом, сказал: «Товарищ Диденко, смерть на носу, а ты материшься». Я ответил: «Матерок командира подымает дух солдата». И повторил команду: «Вперед! За родину и советскую власть!» Пулеметы уже стреляли выше, так как они стояли на крышах и пули летели высоко. Белых было человек 150-170. Когда мы подошли вплотную, я выстрелил, и с криком «ура» мы бросились вперед, с обоих концов одновременно. Теперь работал один пулемет «Максим». Беляки убежали на правый берег Кальджира. Ночью мы произвели обыски, искали оружие. Завербовали бурановцев, около 20 человек.
Утром 25 декабря наступил праздник Рождества. Начали звонить к обедне. Люди пошли молиться. И когда кончилась обедня, поп вышел из церкви и помахал крестом пулеметчику, который находился против церкви. Пулеметчик прекратил стрельбу. Два других пулемета белых били по левобережному Усть-Кальджиру. Белые начали наступать. Завязалась перестрелка. Командир 2-й роты Диденко-2 занял правобережный Усть-Кальджир. Я пошел на почту передать результаты боя и вызвать к прямому проводу начальника гарнизона Зайсана капитана Сражельского. Телефонов не было, пришлось передавать телеграфом. Я предложил им сдаться. Он ответил: «Сегодня праздник, а вы, господин Диденко, проливаете кровь». Тогда я сказал: «Чтобы не проливать кровь, вам нужно сдаться. Зайсан не Москва, а Москва советская». Он ответил: «Население Зайсана сдаваться не хочет, и советскую власть нам не надо. Вы большевики и грабители». На это я сказал по-церковнославянски: «Берегись делающих беззаконие. Аз гряду, расстреляю в первую очередь». Больше я его не видел и не разговаривал; он сбежал за границу.
К белякам подошло подкрепление, и они повели наступление на Буран. Прибыло сто человек из Алашского полка, который стоял в Зайсане. Командовал ими Сорокин Александр, из купцов. Они открыли из-за Иртыша огонь из четырех пулеметов. Один пулемет марки «Кольт» и три пулемета «Максим». Нам каждый час доносили, сколько белых и какое у них оружие. Командир отряда Кандауров приказал: «Ни одного выстрела без цели. Стрелять только на расстоянии прямого выстрела, беречь патроны, беречь себя». Комсостав белых старался бросать против нас алашцев, а своих, то есть русских казаков и полицию, посылать воздерживался. К вечеру нами были взяты в плен примерно 30 алашцев. Командир этой группы полицай Чувашев был выпивши. Когда я стал его допрашивать, где начальник полиции Боярышников, он сказал, что тот уехал на Дуз-Агач, а вместо себя оставил Штейна, царского офицера. Всех пленных передали моему переводчику Жантасову. Их обезоружили и разместили по аулам, на поруки казахам.
Ночью пришел батальон белых из полка Караева. Нам пришлось сделать маневр. Мы оставили ложные следы через Акжол на Каратал, а сами всем отрядом, кроме разведки, отступили до Алексеевки. В Алексеевке пробыли один день. Разведка донесла, что весь батальон Караева пошел по нашим следам на Каратал. В Буране остались казаки и алашцы. Белые заняли правобережный Усть-Кальджир, Дуз-Агач и Муникен. Мы ночью вышли из Алексеевки и двинулись на Буран. Утром выбили белых из правобережного Усть-Кальджира. Из Бурана мы отправили связных для связи с полком Ровенского, который шел на Тополь. Связные прибыли в полк, когда он выбивал белых с Тополева Мыса. У белых захватили трехдюймовое орудие и пулеметы «Максим». Роменский передал через связных, что мы 2 января 1920 года должны подойти к Зайсану. Этот приказ мы выполнили. Противник везде отступал. Мы двигались быстро. Только в Мужиксу 2-3 часа была перестрелка. Мы взяли в плен 20 алашцев. У
